- Проходи, Фания! Чай пить будем с гостинцами. Ездила я к Сарии. Не рожала у нее сноха. Живот ей разрезали и достали ребенка. Рано было ей рожать, да упала она, с лестницы упала, да и повредилась. В больнице лежит.
Бибинур сидела на заднем сиденье легковушки, крепко обняв черную хозяйственную сумку, время от времени поправляя платок и громко вздыхая. Так не терпелось поделиться горем сестры хоть с кем-то, что в горле чесалось. Но завести разговор не решилась, доехала молча.
Не стала стучаться в двери, так вошла, кто к родной сестре в дом входит со стуком. Сария как раз доставала из печи жарник с треугольниками. Услышав, что кто-то вошел, она спросила: «Кто там ходит?», надеясь, что это пришла мириться Равиля. В ответ услышав: «Сария, сестренка, это я», едва не уронила жарник.
Не общались сестры уже давно. Бибинур не бывала в городе, Сария не собралась в деревню. Обе понимали, надо мириться, сестры родные должны жить дружно, но как-то так не получалось.
- Бибинур-апа, проходи! Я сейчас, раздевайся пока.
Сария сложила треугольники в маленький эмалированный тазик, прикрыла чистым полотенцем. Выйдя с кухни, Сария поздоровалась с сестрой за руку
- Здравствуй Бибинур-апа! Здорова ли сама, живы-здоровы ли дети и внуки? Все ли благополучно в вашем доме?
- Слава Аллаху! Все здоровы, и в доме у нас все хорошо. Слыхала я, что сноха твоя родила девочку, приехала поздравить. Гостинцы привезла, все свеженькое. Снохе в больницу тоже унесешь, роженицам полезно молочное-то.
- Спасибо, Бибинур-апа! Да, радость у нас большая, внучка теперь у меня есть.
- Да, внучка, это хорошо, только почему ты такая нерадостная? Почернела с лица? С девочкой что-то?
Сария опустила глаза. Вот ведь сестрица! Не поленилась приехать, чтобы посыпать соль на раны. Не доставлю я тебе такого счастья, дорогая сестра!
- Боюсь еще радоваться Бибинур-апа. У нас ведь такая беда случилась, такая беда! Слава Аллаху, все обошлось. Альфия наша не убереглась, поскользнулась на крыльце, упала и копчиком ударилась. Воды-то и отошли. Беременность только восемь месяцев, рожать рано, а рожать надо. Разрезали мою бедняжку и достали ребенка.
Говорят, всю ночь целая куча врачей от моей внучки не отходила. Кое-как выходили. Слыхала ведь, наверно, семимесячные дети выживают, а восьмимесячные редко живут.
Бибинур всплеснула руками и сложила ладони перед собой
- Надо же! А я че-то не посчитала срок-то, думала во время Альфия родила.
- Нет, Бибинур-апа, ей еще месяц ходить надо было. Лежит теперь в больнице, пока не заживет рана. Бедная, весь ведь живот располосовали.
- Надо же, девочка поди больно маленькая родилась?
- Нет, больше двух килограммов, хорошая девочка, врач сказала, красивенькая.
- Два килограмма, это, конечно, небольшой ребенок, но, как говорится, были бы кости.
- Так-то оно так, я все равно сильно переживаю, мало ли, все-таки боязно за девочку-то.
- В Роддом-то ходишь ли? Навещаешь сноху?
- А то как же? Навещаю, конечно, кто к ней придет, кроме меня. Две недели в счет отпуска взяла, в доме надо все перемыть, прибраться, чтобы новорожденную в чистый дом принести. Пеку что-нибудь через день. Наша Альфия любит выпечку.
- Говоришь, кроме меня, Халим разве не ходит к ней?
- Да, что ты? Два раза в день ходит. Летает парень от радости. Конечно, ему сына хотелось, будет еще и сын, какие их годы.
- И правда, чего горевать, еще, небось, не один родится. Меж собой-то как живут молодые, не ругаются?
- О чем ты говоришь, сестра? Душа в душу живут. Я на них нарадоваться не могу. Ой, чего это я! От счастья, что увидела тебя, совсем голову потеряла. Сейчас самовар поставлю.
Бибинур оглядела комнату, нигде ни пылинки, чего тут мыть, чего прибирать? Чисто живут, красиво. Вышивка новая над дверями в половину молодых.
Сария решила угостить Бибинур-апа так, чтобы увидела она, как изобильно живет сестренка. Выставила на стол и варенье смородиновое, и клубничное, мед, конфеты шоколадные, щербет с орехами. Чай индийский заварила. По комнате поплыл теплый аромат хорошего чая.
Бибинур, глядя на угощения, сглотнула слюну. Любила она сладенькое, да редко, когда доставалось. Еды было вдоволь, корова своя, значит, не голодные. Сладости только в праздник, где набраться, ребятишек одеть, обуть надо. Вырастишь скотину, продашь мясо, на них все и потратишь.
Сария поставила самовар на стол, принесла треугольники
- Придвигайся к столу Бибинур-апа, угощайся, чем Аллах послал. Треугольник ешь, пока горчий.
Треугольники Бибинур тоже любила. Взяв обеими руками горячий поджаристый треугольник с хрустящей корочкой, надкусила уголок, слизала с губ вытекший жир.
- Ой, как вкусно! Умеешь ты печь, Сария! Альфию-то научила? Она, как мне помнится, не приучена была к домашней работе.
- Сама теперь все готовит. Я редко, когда пеку, так, в охотку.
- Гляжу, у тебя новая вышивка, небось, сноха вышивала?
- Вот это, нет. Вышивать еще не принималась, научится, если захочет, мудреного тут ничего нет. Это я вышила, со скуки. Делать по дому мне ничего не дают. Альфия все сама, все сама. Делает-то сама, но меня слушается. Она слушается и сын.
- Конечно, сын у тебя всегда был покорный, вот и невестка такая же. А у меня, Гаяз, нет-нет, да и выпивший придет. А Танзиля ему слова не говорит, пляшет около него. Уйдут в свой угол и щебечут там, до матери дела нет. Сиди, старуха одна, вяжи носки их детям. Прямо обидно становится. Иногда уйду к Фание, весь вечер просижу. Приду, никто и не спросит, где была? Хоть совсем не приходи, никто не забеспокоится.
- Да, не повезло тебе со снохой. Видно, Танзиля в мать свою пошла, та тоже была бойкая, да языкастая.
- Вся порода у них такая. Говорят, еще ее прабабушка с урядником подралась, вот какие у них корни. А злая какая! Слово скажу, как начнет греметь на кухне кастрюлями да поварешками. А то, по неделе не разговариваем.
- Больно нужно тебе, пусть не разговаривает. Живешь в тепле, сыта, одета, внуки около тебя, сиди себе, вяжи носки.
- Легко тебе говорить, у тебя вон какой сын! Уважительный! Да и зарабатывают и сын, и сноха, сама работаешь, всего у вас вдоволь. Деньги-то ты держишь?
- А то? Оба мне приносят. Но я не держу сноху в черном теле, чулки ли какие надо, одеколон ли, на все деньги даю. Да мы ее, как куклу одеваем, платьев, кофточек полный шкаф висит.
- Покажешь, охота полюбоваться.
- Допьем чай, покажу.
Все показала. Раскрыла шкаф и показала
- Смотри, платье крепдешиновое, костюм-платье шерстяное, платье шелковое, два сарафана.
- Господи, куда ей столько?
- А как? В кино ходят. На День рождения к председателю Горпо ходили, там все начальство собиралось. Вот это платье с розочками Халим специально покупал. Это еще не все, смотри!
Сария залезла во внутренний карман пиджака сына и достала кольцо.
- Вот, золотое! Халим купил Альфие за рождение дочери.
- Вай-вай, повезло Альфие! Вот тебе и сирота безродная
- С чего она безродная? У нее отец и мать из хороших семей были. Сейчас еще что покажу.
Сария выдвинула средний ящик комода.
- Видишь, какие трусы носит моя сноха? Шелковые, с кружевами.
- Вай-вай! Красота какая! На что ей кружева на трусах, под одеждой не видать.
- Чтобы муж крепче любил, вот для чего.
Сария щедро положила сестре гостинцев, проводила за ворота, помахала вслед рукой. Вот так-то Бибинур-апа! Приехала порадоваться моему позору, горю моему? Получила? Жуй теперь, пережевывай. Не знаешь ты Сарию, полный рот крови будет, проглочу, не сплюну, чтобы ни врагов, ни друзей не радовать.
Приехала Бибинур домой мрачнее черной тучи. Дома никого. Выложила часть гостинцев на стол, большую часть спрятала у себя в шкафчике с травами. Поставила самовар, а тут и невестка с водой пришла, и сестренка, Фания.
- Здравствуйте! Бибинур-апа, люди говорят, ты ездила Сарию навещать. Говорят, будто Альфия родила, я думаю, вроде рано еще!
- Проходи, Фания! Чай пить будем с гостинцами. Ездила я к Сарии. Не рожала у нее сноха. Живот ей разрезали и достали ребенка. Рано было ей рожать, да упала она, с лестницы упала, да и повредилась. В больнице лежит.
Фания скинула телогрейку, просила в угол, туда же швырнула шаль
- Бедная! А ребенок-то как, он-то не повредился?
- Девочка у них. Тяжелая была, всех врачей созвали, но вытащили девочку.
- Повезло Альфии, в городе живет, жила бы здесь, не довезли бы, погиб бы ребенок.
- Еще как повезло! Видела бы ты, Фания, какое кольцо Халим ей купил за дочку! Вот с моих пол пальца, а камень, драгоценный, сверкает весь. Платьев у Альфии, прямо некуда вешать, у нее даже трусы шелковые. Вот тебе и хромой Халим!
На кухне Танзиля гремела посудой, ворчала так, чтобы слышала свекровь.
- Кольцо золотое! Тут медным сережкам радуешься, штаны штопанные, перештопанные носишь. Одно платье в год сошьют на Сабан-туй, дык ладно! Хоть бы уж не рассказывала при мне, не травила душу. Пашешь на них, пашешь, никто «спасибо» не скажет.
В дальней комнате клуба собрались парни. Селим пришел из Армии в отпуск, проставляется. Выпили понемногу, закурили, заходит Салих, в каждой руке по бутылке
- Здорово, ребята!
Селим поднялся с места, вышел из-за стола
- Ты чего приперся, кто тебя звал?
- Дык, угостить друзей решил.
- Где ты друзей увидал? Какой ты нам друг?
- Какой-никакой, в одной школе учились. Радость у меня, дочка родилась.
- У тебя? Откуда?
- Альфия же родила. Никто мне не верил, что я ее, того! Теперь считайте, когда ее украли? В Сабан-туй, в июне. Должна была родить в марте, а родила в феврале. Значит, кто сделал ребенка для хромого Халима? Я, отец его дочери.
Селим схватил парня за грудки, потряс так, что бутылки вылетели у того из рук и закатились под стол.
- Пад ла, сволочь, ты, значит, взял ее силой. Альфия не такая, чтобы с тобой. Не только с тобой, она ни с кем не могла.
- Это ты облизывался на нее всю жизнь, подойти не смел, за руку стеснялся взять. А с девками церемониться не надо, они любят чтобы их вот так, не спрашивая разрешения, пользовали.
- Молчи, скотина! Хоть одно слово про Альфию из твоего грязного рта, у бью на …!
- Напугал! Я и сестренку ее, Насимэ поимею, если захочу, понял?
- Сволочь, близко не смей к ней подходить, а то я твою имелку с корнем вырву.
- Понятно, сам хочешь ее натянуть, уступаю, я в очереди второй.
Каааак вдарил Селим подонку по уху, тот с ног слетел. Лежачего не бьют. Поднял одной рукой за грудки: на! Изо всей силы, наотмашь. Опять упал, гад! Упал и заревел, из носа и изо рта потекла кровь, смешиваясь с соплями и слюнями.
Ребята брезгливо смотрели на это склизкое существо. Селим уже вышел из себя, едва сдерживаясь, чтобы не отпинать эту сволочь
- Вставай! Вставай, давай! Дерись, если ты мужчина!
Тот не поднимался, знал, гад, Селим не будет бить слабого, зато Вильсор мог. Кааак зарядил пинка под жирную задницу
- Кому сказано, встать! Мало? Щас, добавим, на!
- Не надо! Не бейте! Не трогал я Альфию, Аллахом клянусь, не трогал.
Селим сел на лавку, широко расставив ноги
- Мы и без твоего признания это знали, куда тебе, сопляку, до Альфии. Больше нечем хвалиться, решил девушку опозорить, себе славу джигита приобрести. Парни, че с ним делать будем? Давайте, утопим в проруби, чтобы не вонял он в нашем селе.
- Не посмеете. У меня дядя в милиции работает. Он вас всех пересадит.
- С чего это? Мы шли из клуба, выпившие были. Чего-то нас потащило на пруд, кто его знает, ну, выпившие. Салих, наш друг, не заметил проруби, упал в нее и камнем на дно. Пытались вытащить, да вот, только шапка в руках осталась. Парни, так было?
- Так и было, Селим! Ты еще закричал, Салих, осторожней!
- Конечно, так и было, все слыхали.
Вильсор поднял за шкирку «друга»
- Пошли! Перебирай, давай, копытами! Фу! Парни, из него бежит. Он же обмочился, если не хуже.
Селим подтолкнул Салиха в спину
- Пошел отсюда, щенок. Чтобы я тебя больше возле клуба не видел. Прижми свой зад, сиди дома. Утопил бы я тебя, да мать твою жалко, хоть ты и зас ранец, но ты ей сын.
Никто больше Салиха не видел. Он исчез из деревни. Заходя вперед, появился он в селе года через четыре. Приехал на Сабан туй, с женой и с грудным ребенком. Ему никто из знакомых особо не радовался, но старое не поминали.
Отпуска у Селима оставалось всего неделю. Если бы не Салих, он бы не обратил внимания на Несимэ, девушка и девушка. Ему казалось, что такой, как Альфия больше нет. Ошибался, видимо. Тронуло его что-то в этой девушке.
Проводил он после кино Насимэ, не побоялся, взял за руку. Она не вырвалась, согласилась вечером выйти к воротам. В последний вечер Селим даже осмелился поцеловать девушку.
- Насимэ, будешь меня ждать? Мне осталось служить всего год.
- Буду ждать, обязательно! Возьми платочек, Селим, я для тебя его вышила.
- Спасибо, Насимэ, буду хранить его у сердца. Пиши мне, ладно? Я вернусь, и мы поженимся, ты согласна?
-Согласна, Селим. Я буду очень ждать тебя.
Распрощались, Насимэ поднялась на крыльцо, встала обхватив столб руками. Какая лунная ночь! Звезды сияют, подмигивают, понимают они, и к Насимэ пришла любовь.
Продолжение глава 12