225,3 тыс подписчиков

Многоликая. Часть 7

15 февраля 202415 фев 2024

14 мин

Глава 7. В которой я рассказываю о «простой и неказистой» жизни артиста

Жизнь моя вновь круто изменилась и на этот раз, для разнообразия, в лучшую сторону. Театральный мир — это театральный мир. Сложно описать закулисную жизнь тому, кто не вовлечён в неё и наблюдает за представлением со стороны зрительного зала. Ну, то есть описать, конечно, можно, но для того, чтобы проникнуться миром закулисья, нужно стать его частью. Иначе никак. Для большинства обывателей жизнь в театре покажется чересчур. Чересчур шумной, чересчур хаотичной, чересчур нелепой, чересчур свободной. Можно продолжать и набрать десятки, если не сотни этих чересчур. Люди искусства любят преувеличения. Театр сам по себе одно огромное преувеличение и вместе с тем одна огромная правда. Говорят, что театр — это зеркало жизни, но на самом деле это зеркало, которое поместили под здоровенную лупу. Чтобы тебе поверил зритель, ты должен верить себе. Но с расстояния правду увидеть не так просто, потому на сцене всё немного утрировано. Мы артисты теперь я могу себя так называть слегка, а иногда и не слегка переигрываем и несём эту привычку в жизнь. Привычка играть въедается в нас, словно запах кулис. Кстати о запахах. Запахи театра — это нечто особенное. Это, пожалуй, первое, что я полюбила в своей новой жизни. Чем пахнет театр? О-о-о, он имеет свой собственный неповторимый аромат: смесь ванильной пудры, пыльного бархата, пота и мечты. Не каждому этот запах по вкусу, но я любила театр всем сердцем. Любила таким, какой он есть. Хоть, надо признать, лично я мало подходила для этой жизни. Я вновь оказалась белой вороной. Видимо, такая уж у меня судьба: не вписываться. Артистическая братия — народ не простой, всё на разрыв, всё на нерве, рядом слезы и смех. Если ссоры, то «навсегда», с дракой до крови и ненавистью во взгляде. А послезавтра вечные враги уже вместе пьют, заливаясь пьяными слезами и клянясь в дружбе до гроба. Если любовь, то «навечно» или, по крайней мере дня на три. И даже не пытайтесь вникнуть в родственно-любовные связи театральной труппы. Наверняка сойдете с ума, выяснив, что вон та вот молоденькая красотка является бабушкой седого толстяка в полосатом фраке, не родной, но, тем не менее. В этих людях нет ни капли искренности и одновременно они самые честные люди на свете. Они врут, как дышат, и верят в свою и только свою правду. Они любят детские сказки, потому что там счастливый конец, а они просто хотят верить в счастье. И этой своей верой они меняют мир, словно они маги, а не просто артисты. А самое главное — в одном мизинце любого из моих театральных коллег свободы больше, чем в целой нашей деревне и двух соседних в придачу. Я, навсегда несвободная по сути своей, эту самую пресловутую свободу почитала как высшую ценность.

Меня приняли не сколько настороженно, сколько равнодушно. Поначалу с фырканьем проходящая мимо прима попыталась озаботиться притеснением новенькой, но под покровительством тетушки Лизорри мне ничего не было страшно. К тому же вскоре и прима успокоилась, поняв, что я не имею никакого желания занимать её место. Играть роли роковых красоток меня не ставили. Я была гораздо востребованнее в ролях старух, комических существ и разных монстров. Оно и понятно, сильно пожилых актрис в труппе не было, всё же образ жизни и постоянные разъезды не располагали, а мне никакой грим не требовался, чтобы преобразиться в древнее существо любого пола. Так же в команде ощущался явный недостаток монстров и сказочных существ, что с моим появлением перестало быть проблемой. Как сложный метаморф, я могла преспокойно принимать облик животных, а парочка дополнительных несложных деталей, например, картонные крылья, делали из собаки вполне себе мифическое существо. В итоге мне доставались самые интересные роли. Зачем мне претендовать на главные роли красавиц? Скукота же смертная! Иное дело всякие чудища и другие чрезвычайно занимательные создания.

Я постепенно увеличивала свою коллекцию обликов. Теперь, когда моя жизнь проходила в движении от одного города к другому, я получила шанс наблюдать за множеством людей и, как ни странно, животных. Помню свой первый поход в крупный зверинец в одном из городов. Вот где раздолье для фантазии! Я там такого насмотрелась, что теперь мне и картонные крылья без надобности, я настоящие научилась отращивать.

Да, это стало фантастическим открытием. Оказалось я могу не только приобретать облик другого существа, но и смешивать облики. Не сразу, конечно, получилось, но получилось же! И в небо я однажды всё же поднялась! Облик горного орла оказался вполне себе подходящим по размерам и позволил мне обрести крылья. Да, орел всё ещё был крупноватым, размером с летающую свинью, но если взлететь повыше в небо, никто и внимания не обратит.

Я училась. Училась быть собой, метаморфом, которому подвластно множество превращений. Удивительно было обнаружить, что здесь мои способности не осуждались, а, напротив, поощрялись.

Мне всегда нравилось учиться. Заметив, как я старательно работаю над каждым обликом и любой, даже самой маленькой доставшейся мне ролью, дядюшка Дормирон, по вечерам свободным от представлений у меня и от выпивки и азартных игр у него, начал учить меня читать. А то, что это за артистка, которая роль прочитать не в состоянии? Стыд и срам. Я оказалась способной ученицей, да и какая-никакая основа у меня была. И вскоре для меня открылся новый мир: мир книг. Я перечитала всё, что было доступно в нашем балагане. В основном простенькие пьески, сказки и забавные истории, по мотивам которых мы ставили свои представления. Но попалась мне и несколько книг посерьезнее: незнамо как затесавшийся энциклопедический словарь и парочка учебников по географии и истории Мира Илион.

Мне всё было интересно. Я впитывала, как губка любые крохи знаний, но самое важное и нужное — знания о природе метаморфов мне, увы, были не доступны. Так что, когда мы останавливались на длительный срок в каком-либо крупном городе, я сломя голову бежала в библиотеку. Мне было положено небольшое жалование — мизер, но все свободные средства я тратила не на наряды, а на покупку книг. Хотя, конечно, «книги» это слишком громко звучит. На самом деле за годы работы в труппе я сумела сэкономить всего на четыре книжки, и ещё парочку мне подарили добрые коллеги. Не особо большая коллекция, но, тем не менее, я была счастлива. Публичные же библиотеки давали возможность за малую мзду получить доступ к самой разной литературе, чем я активно пользовалась. К сожалению, располагались они лишь в крупных городах, а наша кочевая жизнь не позволяла задерживаться где-либо надолго.

Люди, которые меня окружали, стали моей большой странной семьей. В этой семейке, если приглядеться, можно было заметить всех типичных представителей разом. Был и добрый, но строгий дядюшка, и заботливая тётушка, и старший брат, и назойливые кузены, вредная сестрица и сестра с мягким уступчивым характером. В общем, всего понемножку. И хорошего, и не очень.

Крепче всего я подружилась с миловидной приветливой девушкой по имени Лоррена. Выступавшая в амплуа инженю, симпатичная, бойкая, курносая и рыжеволосая Лоррена всегда была в хорошем настроении. Мы были очень разные, но, несмотря на это, сдружились. Наверное, это именно то, что было мне нужно на данном этапе жизни — немного простой радости и веселья. К тому же ей было совершенно не интересна моя природа. Подумаешь, метаморф! Подумаешь, превращается во всякое! Она сама каждый вечер грим накладывает и изображает из себя разных людей. Просто работа такая, не стоит и внимания обращать.

Главной жизненной целью моей новой подруги была Любовь. Причем не абы какая, а именно с заглавной буквы «Л». Та, что описана в романах, которые она с удовольствием читала после того, как я открыла для неё возможности библиотек. В ближайшее время на её жизненном пути непременно обязан был встретиться некто с горящими очами и кудрями до плеч. Никакие мои уверения, что кудри и очи в реальной жизни имеют крайне отдаленное отношение ко всем тому, что можно назвать «Выгодной партией», в расчёт не принимались. Лоррена была старше меня на пять лет, но иногда я ощущала себя её пожилой дуэньей.

Покуда тот самый, у которого очи требуют немедленного вызова пожарной команды, на пороге нашего театра не объявился, подруга с достойным уважения упорством старалась углядеть его в каждом встречном-попечечном.

После спектакля, когда мы дружно выходили на поклоны, принимая заслуженные аплодисменты от публики, она каждый раз тыкала меня в бок своим остреньким локотком и шипела мне на ухо:

- Ты видела, как на меня посмотрел вот тот, миленький, в первом ряду? В синей рубахе который.

- Видела, — приходилось отвечать мне, — с отвращением. Наверняка, ты напомнила ему жену, оставленную дома по забывчивости.

Подруга меж тем не сдавалась:

- Ты заметила во втором ряду высокого косоглазого мужчину во фраке? Может, это он? Тот самый?!

- Вполне возможно. Надеюсь, ты не думаешь, что он тоже смотрел на тебя? Даже ты должна понимать, что с его проблемами со зрением он смотрит на всех сразу одновременно.

Любой букет цветов, а такие подношения случались во время гастролей в крупных городах частенько тамошние ловеласы знали, как растопить сердца бедных артисток, приводил к планированию счастливого совместного будущего с дарителем. Правда, как во всех любовных романах, дальше свадьбы Лоррена даже в мечтах не заходила. Понятия не имела, что там начинается за этой пышной церемонией, где она вся в белом и непременно со шлейфом. Я пару раз порывалась объяснить ей, что начинается банальная семейная жизнь и о ней специально в романах не пишут, чтобы не отпугивать дурочек вроде неё раньше времени, но толку было мало. Стоило первому встречному придержать дверь для нас в лавке, как в голове подруги с ужасающей скоростью происходила смена тысячи картинок: вот она в тёмном лесу, пленённая разбойниками, которые собрались то ли съесть её с солью, то ли ещё как иначе употребить, но внезапно на вороном коне появляется блистательный спаситель. Разбойники мгновенно повержены, трупы наглецов живописненько разбросаны тут и там под кустами и в поле. На их фоне прекрасный незнакомец заключает Лоррену в жаркие объятья, припав к её нежным устам. Затем картинка меняется, и она уже в свадебном платье, расшитом жемчугом, идёт под ручку с женихом, и все вокруг восхищаются и завидуют. А то и вовсе едет она со своим роскошным принцем в золочёной катере в прекрасное далеко, остальные продолжают завидовать. И ничего, что принц работает охранником в магазине и открывание дверей — его профессиональная обязанность, а его массы никакая лошадь не выдержит. Карета золочёная — опять же не тот вид транспорта, что он может себе позволить на скромную зарплату. В мечтах подруги любой затрапезный оборванец мгновенно становился героем-любовником. Несоответствий и шероховатостей в придуманных историях она в упор не замечала, твёрдо веря в своё будущее счастье.

Помню, однажды какай-то излишне вежливый горожанин долго приносил свои извинения, наступив Лоррене на ногу. Так она за время его излияний уже успела фасон свадебного платья подобрать, в деталях продумала церемонию и выбрала имена их будущим детям.

Справедливости ради надо сказать, что у неё случались время от времени недолгие романы, после которых она плакала у меня на плече, удивляясь, насколько существенно действительность отличается от описанного в книгах. К счастью, у неё был лёгкий характер и полное отсутствие склонности к меланхолии. Потому, прорыдав один вечер, она вновь устремлялась навстречу счастливому будущему в лице курьера, привозившего заказанную в дорогу провизию, обедневшего аристократа преклонных лет, который называл ей «деточка» и обещал жениться, как только помрёт его ненавистная супруга, уже год как не встающая с постели. Кстати, супруга с постели таки встала и, заявившись в театр, довольно бодро оттаскала Лоррену за рыжие космы, что б не смела её муженьку глазки строить. Хоть плохонький, а занят. Так что плюсом в карму подруга может записать исцеление смертельно больной женщины.

При всём при этом я, пожалуй, не встречала никого добрее, чем моя подруга. Полученное жалование она тут же спускала на подарки коллегам, после чего целый месяц приходилось одалживать у них же мелкие монетки на всякую необходимую в повседневной жизни дрянь. В следующем месяце ситуация повторялась с учетом того, что прежде чем бежать в магазин, нужно было отдать долги. Со временем я завела привычку отбирать у неё часть зарплаты, чтобы она не тратила всё сразу, хотя толку было мало. Она покупала подарки в кредит, в том числе и для меня. Никакие уговоры не помогали, никакие уверения, что мне новая лента для волос совершенно без надобности, а от леденцов на палочке у меня изжога. Лоррена, это Лоррена.

В конце концов, её попытки найти своё счастье каким-то непостижимым образом всё же увенчались успехом. через два года после нашего знакомства в одном из городов она встретила хорошего парня, работавшего подмастерьем у ювелира, и по-быстрому сочеталась с ним браком. Очи у её избранника не пылали, зато глядели на невесту с нежностью. По мне, так это гораздо лучше и для семейной жизни больше подходит. Я была очень рада за подругу, хотя немного грустила, оставшись без её постоянной поддержки.

Я отлично нашла общий язык с большинством из членов нашего небольшого коллектива. Вот только клоунов я не взлюбила, и они отвечали мне взаимностью. Клоунов у нас было два. Наш театр, если честно, был не театром в полном смысле слова, а этаким балаганом. Были у нас в труппе и фокусник, и силач, и парочка гимнастов. Небольшим зверинцем заведовал хмурый мужчина средних лет и два его сына. Зверей там было раз, два и обчёлся: усталая рысь, парочка невоспитанных обезьян и мышелов, небольшой зверёк с юга, напоминающий барана, но покрытый тёмно-коричневым мехом, гладким и мягким на вид. При малейшей опасности этот мех превращался в миллион острых иголок, стоило мышелову ощетинится. Почему он назывался мышелов, никто понятия не имел, ибо мышей он ловить и не пытался. Дядюшка Дормирон частенько сокрушался по этому поводу, обнаруживая погрызенный вездесущими тварями реквизит.

Впрочем, я хотела рассказать о клоунах. Предполагалось, что они должны смешить детей и взрослых, но получалось у них как-то не очень. Не знаю? как там дела обстоят в других бродячих труппах, но наши клоуны были самыми злобными и вредными созданиями в мире. Будь на то их воля, они бы этих детей ели с хлебом под острым соусом, а не смешили.

Выходя на сцену с комплектом дежурных неостроумных шуток, они редко вызывали улыбку даже у самой неискушенной публики. Было что-то в них неуловимо зловещее? несмотря на красные носы и яркие разноцветные наряды. Словно они просто притворяются клоунами, а на самом деле — людоеды из тёмной чащи, обманом затесавшиеся в приличное общество.

В обычной жизни, смыв грим, они краше не становились, а лишь превращались в двух потрёпанных жизнью мужчин средних лет с чрезвычайно плохими характерами. Всё то им было не так, все то их раздражали. Единственное, что их радовало — это еда. Вот пожрать они были горазды. Даже наш штатный силач не мог столько умять за один присест, сколько эти два довольно худосочных мужика умудрялись в себя впихнуть.

Если с большинством коллег они держали некий нейтралитет, то меня они сразу возненавидели люто. На постановках с моим участием люди смеялись. Я очень быстро поняла, что ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем возможность смешить людей. Я придумывала новые образы, старалась вносить немного юмора во все свои роли, и у меня получалось! Выход на сцену моих комических старух вызывал аплодисменты, моих монстров не боялись, а любили. Остальные коллеги радовались тому факту, что зрители валом валили на наши комедийные спектакли, поскольку это означало хорошую прибыть для труппы. Дядюшка Дормирон не скупился на премии, если выручка его радовала. Клоуны же даже своим успехам не радовались, не говоря уж о чужих. Мне иногда казалось, что они в принципе не были созданы для радости. Пакостничали по-мелкому, не стремясь вступать в открытый конфликт, зная, что все остальные точно будут не на их стороне. Тем не менее, они умудрялись несколько отравить мне существование. В конце концов, мне всё это порядком надоело. И после того, как однажды я нашла любимую книгу, залитую чернилами, я навестила клоунов вечерней порой, испытав на них свой новый образ — волколака. Этого зверя вживую я никогда, к счастью, не встречала, но оказалось, мне достаточно было сотворить образ волка и чуток подправить его в соответствии с представлениями о волколаках, полученными из книг.

Истошный крик клоунов разбудил всех, кроме дядюшки Дормирона и трагика, отметивших удачную гастроль рядом горячительных напитков в таком количестве, что разбудить их не смогла бы и целая стая клоунов вперемешку с волколаками.

Когда остальная толпа сбежалась на звучный вой потерпевших, я уже в своем обычном образе милой доброй девочки заботливо расспрашивала клоунов: «Что это им привиделось? И не съели ли они чего несвежего на ночь?» Мол, кошмары они от дурного живота мерещатся, так мне бабушка говорила. Конечно, никто на это не купился — ни сами клоуны, ни другие коллеги. Однако, поскольку эти засранцы всеобщей любовью никогда не пользовались, всё спустили на тормозах. Я же начала при встрече с клоунами алчно облизываться, так что все пакости с их стороны разом прекратились, как отрезало. Даже новую книжку взамен испорченной мне клоуны купили после того, как я прозрачно намекнула, что кошмары могут им начать видеться еженощно.

Я начала осознавать свою силу и получать от этого удовольствие.

Продолжение следует...