Каюты распределили так: Доктор Валкес живёт с доктором Хейдегером (Ну, кто бы сомневался!). Моммсен, Полонски и Огюстен выразили желание жить вместе, и явно никто из них не испытывал смущения или стеснения. Назаров и Хван решили жить вдвоём. Томер Франкель захотел жить один. Энди Галопан, повздыхав, – тоже. Гуннар, подумав, и почесав в затылке, поддержал начинания, как это дело обозначил Моммсен, «индивидуалистов».
Туалет перенесли за пару часов: благо, проектировщики предусмотрели возможность быстрой замены этого штатного узла. И в люк шлюза чужака кабина вписалась без проблем. Установили в коридоре, поближе к тамбуру: поскольку смену наполнившихся кассет предстояло проводить не реже чем через день. А выкидывать наполненные можно было только через всё тот же шлюз. Поскольку специальное устройство, как на модуле, сразу выбрасывавшее всё в космос, установить тут, в пятнадцати метрах от наружной поверхности корпуса, не представлялось возможным.
Единственное, что напрягало, так это температура: в коридоре она ещё не поднялась выше плюс восьми.
– Ничего, – как высказался по этому поводу доктор Валкес, не без хитринки поглядывавший на Моммсена, – лишь бы задница не примерзала к сиденью!
Ещё подключили один из запасных аккумуляторов к системе насосов тамбура: бережливая душа Хвана не могла смириться с тем, что при каждом выходе в космос туда же улетучивается и драгоценный воздух. Так что теперь кропотливо отлаженные и тщательно смазанные механизмы самого шара исправно откачивали внутрь пространства жилой зоны всё то, что раньше просто уносилось в пространство, и за дальнейшее падение давления в отделённой людьми секции можно было не опасаться. Назаров не постеснялся при всех от души поблагодарить штурмана: после трагической гибели Санчеса Хван лучше всех разбирался в технике.
Самому же Олегу, как он прекрасно понимал, до пожилого профи было далеко. Потому что одно дело – когда тебя всему, вроде, научили… И совсем другое – огромный личный опыт!
Кормовую часть спасательного модуля отрезали на следующий день после вселения. В космос её выбрасывали вдвоём: лично командир, и штурман. «Провожать» отрезанный кусочек для придания дополнительного ускорения лейтенант запретил. Как запретил и вообще – пользоваться ракетными ускорителями скафандров. Бережённого, как говориться… Собственно, находиться снаружи, в космосе, теперь никакой нужды и не было: всё нужное, и обеспечивающее выживание, теперь находилось внутри сферы. В тепле.
На очередном обеде, когда каждому оказалось возможным выделить и по две столовых ложки неаппетитной бурды, как обозначил «овсянку» чужих Томер Франкель, царило тем не менее приподнятое настроение. Моммсен завёл традиционную бодягу про то, что он надеется на три с половиной месяца, а Хван и Назаров вяло протестовали: не хотелось портить общий настрой команды. Полонски высказался в том смысле, что поскольку каша из запасов шара наверняка, судя по отвратному вкусу, чрезвычайно полезна, и содержит всякие там нужные микроэлементы, чтоб её всем в ежедневный рацион добавляли в обязательном порядке. Чтоб не случилось какой цинги только от штатного питания. Которое таким образом можно будет сэкономить.
– Мысль хорошая. Правда, в наш рацион с НЗ тоже добавлены все нужные микроэлементы и витамины, но на вкус он, если уж совсем честно, ничуть не лучше. И быстро приедается. А тут – хоть какое-то разнообразие. Доктор. Позаботьтесь.
– Слушаю, командир. Но она – сырая крупа. А варить её можно только в нашей скороварке. – доктор Валкес явно был не в восторге, что, похоже, на него пытаются навесить новую обязанность, и говорил сдержано, – А в ней не настолько ёмкий аккумулятор. Вот если бы её можно было подключить к одному из наших стационарных… – тут он выжидательно посмотрел на лейтенанта.
Тот посчитал предложение разумным:
– Согласен. И насчёт «сырости», и насчёт подключения. Энди – поручаю вам.
Тут, как ни странно, инициативу проявил и Гуннар:
– Командир, сэр. Как мне кажется, незачем наваливать на нашего уважаемого доктора однообразную ежедневную обузу: готовить кашу. Предлагаю поэтому делать эту работу по очереди – каждому! Поскольку нам всем довольно быстро станет тут попросту… Скучно! А так – хоть какие-то обязанности!
– Вы абсолютно правы, Гуннар. Проблема свободного времени у нас наверняка возникнет. Как и куда более страшная проблема.
Атрофия мышц.
И поскольку кроме членов экипажа с ней наверняка никто вплотную не сталкивался, поясню. На планетах сила тяготения в той или иной степени всегда имеется. Как и на Земле. Как и во время перелётов, благодаря гравитаторам. Ну, и тренажёры там обычно есть – для любителей покачаться. Поэтому с тонусом мышц опорно-двигательного аппарата обычно всё в порядке. Однако!
Как показал опыт первых космонавтов, летавших ещё без гравитаторов, если полгода провести в состоянии невесомости, и не нагружать мышцы работой, по прилёте на Землю человек просто не сможет встать! А если и сможет – у него тут же попереломаются кости ног и таза. Потому что без нагрузки они истончаются, так как нет движения, и, следовательно, регулярного притока свежей крови, несущей строительные материалы для костей, и питательные вещества. Человеческий организм – штука ленивая и рациональная. Без использования чего-бы-то ни было, оно очень быстро… Отмирает. Ну, как отмер в своё время наш хвост. Это к примеру. А говорю я вам все эти нудные и непривычные вещи для того, чтоб мы все подумали.
Из чего и как можно соорудить хотя бы беговую дорожку. Или велотренажёр. Или ещё что-то: только бы наши мышцы, желательно – все, на этой штуке были загружены! И я лично прослежу, чтоб каждый отрабатывал хотя бы час в день. А то к прилёту спасателей мы и ходить-то как люди не сможем!
– А ничего нам не надо выдумывать, сэр, – это оказался, как ни странно, Огюстен, – Вы же показывали нам видеозапись самой первой разведки? Ну так вот: может, кто и не обратил внимания, а я сразу увидал на одном из служебных, технических, уровней – как раз что-то вроде такой, беговой, дорожки. Единственная проблема – она стояла на боку, и явно давно не использовалась. Вероятно, сломана. Вот я и думаю: может, проще починить уже кем-то сделанную, чем мучиться, и сооружать из всякого подручного барахла кустарную новую?
– Разумно. Спасибо за вашу наблюдательность, Пьер. Мы сегодня же с капралом и штурманом займёмся этой дорожкой. Но вначале вы, Энди, подключите «кашеварку» доктора к нашему аккумулятору. Тому, запасному. Который сейчас подаёт аварийное освещение во все жилые каюты. Думаю, светодиоды его не сильно разряжают, и мощности хватит надолго.
Теперь вы, доктор Валкес. Поручаю вам после отдыха собрать всех остальных членов экипажа, и научить обращаться с вашим прибором. Поскольку предложение Гуннара я нахожу вполне разумным. Будет справедливо, если каждый из нас по очереди будет вносить вклад в общее дело. Да и полезному действию научится заодно.
– Слушаю, командир. – Эрик явно был не в восторге от идеи передать любимый агрегат в чужие руки, пусть и на время, но деваться ему было некуда: права и обязанности у всех должны быть равны!
Как и физическая форма.
Беговая дорожка действительно оказалась именно беговой дорожкой.
Разобраться в её устройстве, и заменить изношенный вспомогательно-опорный вал с развалившимися подшипниками оказалось нетрудно, поскольку на огромном стеллаже того же технического уровня Хван без проблем отыскал точно такой же запасной. Кроме этого вала каких только запчастей и деталей на нём не хранилось – похоже, всё действительно было подготовлено для длительного автономного существования шара с химической лабораторией.
– Странно только, что они его сами не заменили. – Назаров пожал плечами, переводя взгляд на старый вал и новоустановленный. Ушло на это – буквально несколько минут.
На этот раз чесать в затылке Галопану ничто не мешало, и он самозабвенно этому делу предавался. Грива капрала казалась непривычно густой – они не стриглись весь рейс, то есть, почти три месяца. Назаров подумал, что вши на космическом корабле, конечно, невозможны, следовательно – нужно устроить банный день. Люди не мылись уже дней шесть, и наверняка страдают от пота и грязи на телах. И головах. Хван сказал:
– Да ничего странного. Потому что я отлично помню: когда работала наша беговая, и кто-то из геологов по ней топал, подобно слону в брачный период, так, что слышно было по всему кораблю, я и сам сколько раз мечтал, чтоб там что-то сломалось, и мы убрали бы её наконец в грузовой трюм!
Поскольку все теперь были без скафандров, можно было смело говорить всё, что угодно, не боясь, что это услышат все десять спасшихся. Олег подумал, что, похоже, переоценил терпимость пожилого штурмана к бурильщикам – тот их явно недолюбливает. Может, и презирает. Что неудивительно – специалисты широкого профиля, потратившие годы и годы на обучение и практику, всегда несколько свысока поглядывают на тех, кто умеет только что-то одно! И не стремится расширить свой кругозор, ограничивая его выпивкой, женщинами, и тупыми комедиями. Ну, может ещё азартными играми.
– Ничего, Ксю. У нас здесь – невесомость. Ну, почти. И топать вряд ли удастся. Хотя… Так и так придётся организовать систему каких-нибудь удерживающих ремней – чтоб отдачей от полотна не отбрасывало. Главное другое. Подключить-то удастся?
– Да. Запросто. Нужен только переходной адаптор. Понижающий. А то у них тут бортовое напряжение было, насколько могу судить, десять вольт. Против наших двенадцати. Не хотелось бы, чтоб эта чёртова топталка сгорела от перенапряжения. А, да. Нужно её смазать нашим смазочным. А то когда оттает – заклинит. Да, вот ещё что, сэр. Тут есть и станок для качания мышц: в самой дальней большой комнате второго уровня. На противовесах. Мы будем его переносить поближе к нашей печке?
– Хм-м… – Назаров пошкрёб подбородок, действительно размышляя над предложением штурмана, – Наверное, всё же – нет. В условиях невесомости особого смысла в таком оборудовании не вижу. Грузы же и разновесы – ничего не весят. Вот если б на пружинах… Так что пусть пока будет – только дорожка. А там – посмотрим. Нам сейчас важнее другое. Кислорода у нас теперь много. А вот электричества – мало. Только то, что в аккумуляторах. Но если мы воспользуемся водородом, тем, что в стеклянном баллоне, и пожертвуем один из здешних баков с кислородом, можно будет подключить наш топливный элемент! Он, хоть и старинный, отлично производит из водорода и кислорода – электроэнергию, и старую добрую воду!
– Да никаких проблем, командир. Система там простая, и подключить – раз плюнуть. Когда освободимся от дорожки – как раз и займёмся. Наши сгрузили топливный элемент, насколько помню, в каюте рядом с гальюном.
Работа по дооборудованию шара чужих проходила пусть медленно, но уверенно.
Это Назаров с удовольствием констатировал, выслушав перед ужином доклады тех, кто как раз над этим и работал. И пусть ни столовую ни библиотеку по прямому назначению пока использовать и не удастся, ничего страшного: инвентаризация и выяснение всех запасов и приборов на борту чужака им не повредит. Они должны хотя бы примерно представлять, что тут и как. И в каком количестве.
И хоть бортовой компьютер модуля и повреждён, его малый, в личном планшетнике, работает. Так что загрузить в него словарный запас из местных книг нетрудно. Уж его мощности хватит, чтоб дешифровать тексты, и составить словарь местного языка. Хотя бы для того, чтоб прочесть те пластиковые книги, что нашлись в огромном хранилище на третьем уровне. Да и местную душевую нужно бы приспособить: подключить пусть и пока к одной секции – водонагреватели и отсос. Подав питание пока опять-таки от привезённых аккумуляторов. Аккумуляторы…
Вообще-то аккумуляторы являлись больным местом Назарова.
Он прекрасно представлял, что больше, чем на два месяца, при даже самом экономном режиме их эксплуатации, ни одного из них не хватит – поскольку их попросту не отчего подзарядить! А сидеть несколько месяцев без света и энергии – весьма тяжко. Мягко говоря. Поэтому первым делом они должны установить где-нибудь в подвале тот же топливный элемент. И наладить альтернативное освещение. А то светодиоды всё-таки жрут его, как, пусть не свиньи, но – поросята. Но не пользоваться же, в самом деле, коптилками на масле, как уже предложил Галопан! Они и гореть-то не будут: поскольку нет силы тяжести, и не будет подниматься вверх нагретый воздух, создавая тягу, и обеспечивая приток кислорода к пламени!
Зато то, что предложил Хван, казалось куда разумней и проще: прорезать ещё одну дыру в корпусе шара, и протащить через неё уже силовой кабель. Подключённый к бортовым, неизвлекаемым, аккумуляторам их модуля. Поскольку ни летать, ни жить им на этом самом модуле уже точно не светит! А насчёт отверстия в шаре – «дырой больше, дырой меньше – какая разница!», как высказался по этому поводу Галопан.
Вполне довольный, заев невкусную кашу, приготовленную Гуннаром, остатками «жаренной курицы» из штатной тубы, Халед приказал всем разойтись по каютам – отдыхать и спать. Завтра в восемь по бортовому времени предстояло снова позавтракать, и приступить к работе. По инвентаризации и дальнейшему обустройству. Душевой, дыры для кабеля, топливного элемента, и так далее по всему списку.
Перед сном, поправляя ремни, которые прикрепляли его к койке, Олег немного попереговаривался с Ксю. Тот считал необходимым в первую очередь всё-таки дать людям возможность помыться.
– А то, командир, шуточки и приколы на эту тему уже отдают не юмором, а, скорее, желчью!
– Согласен, Ксю. Пусть мы и расселили по разным местам наиболее ершистых и непримиримых «шутников», и их жертвы, от этого их тела не стали чище. И запахи через прорезанные дыры проникают, пусть и вместе с теплом. Да и не только это сейчас меня беспокоит, если честно.
– А что же тогда, командир?
– Звучит глупо, Ксю, но в первую очередь – сексуальная неудовлетворённость.
Поясню. Мы все – мужчины. Половозрелые, и вполне здоровые. Физически и психически. Следовательно, как уже рассчитали профессиональные психологи, должны вести и регулярную половую жизнь. Для сброса, так сказать, нервного напряжения и поднятия иммунитета.
Как раз для этого на корабле у каждого имелась с собой – искусственная женщина. Ну, кроме наших учёных. У тех в декларации грузов в багаже таковых кукол обозначено не было. А поскольку при экстренной эвакуации никто, разумеется, ни одной куклы с собой захватить не успел, имеем мы сейчас в активе нас троих, экипаж, и четырёх озабоченных отсутствием привычной половой жизни здоровых мужчин. Плюс одного Гуннара. Который, кстати, женщину с собой тоже возил. Вот только не знаю, пользовался ли. Но, вероятно, пользовался – ведь за лишний вес багажа Компания берёт нехилые деньги.
– Мысль понятна. – Ксю позволил себе хмыкнуть, – То есть, вы боитесь, сэр, что успокоившись сейчас, после обустройства, наши «половозрелые» и «сексуально озабоченные» бурильщики… рано или поздно начнут оказывать знаки внимания доктору Хейдигеру?
– Ну, можно это и так обозначить. А правильней сказать – боюсь, как бы они попросту не захотели набить морду доктору Валкесу, и изнасиловать его спутника. И постоянного партнёра. Уж больно его фигура напоминает женскую!
– Хм… Согласен: широкие бёдра, пухлые губы. Да и ужимки…
Пожалуй, вы мыслите более здраво, чем я, сэр. Опасность этого и правда – существует. Достаточно вспомнить подколочки в их адрес от Моммсена. И откровенно плотоядные взгляды от Франкеля. Пусть пока – только показушные, чтоб позлить доктора Хейдигера. И пусть нам не все они заметны, поскольку мы сейчас работали отдельно, но уж тот, кому они предназначены, и его ревнивый напарник их наверняка ловят – все.
– Вот-вот, и я о том же. После того, как мы обустроимся, и у всех возникнет свободное время, и будут оставаться силы, вся сексуальная энергия будет направлена в эту сторону. Поскольку альтернативы руке, как предпочитает делать Моммсен, нет. Кроме того… э-э… места, которое использует доктор Валкес.
– Вы правы, сэр. Но я вот о чём подумал. Мы ведь осмотрели далеко не все каюты отделённой нами для себя секции. Не говоря уж о всём шаре. Может, нам стоит поискать получше? Вдруг оснащение этой лаборатории и вправду было – полным? Ну, то есть – у каждого желающего или половозрелого мужчины здесь, на Станции, тоже имелись собственные пластиковые куклы? И если постараемся – найдём? И приспособим? Может, они даже окажутся посимпатичней и посексапильней наших женщин? И пластиковых, и обычных.
Олег хмыкнул. Невольно улыбнулся предположению Хвана. Потом вынужден был признать, что в гипотезе штурмана есть рациональное зерно:
– Да, это вполне возможно. Потому что и правда – никаких следов присутствия здесь живых женщин мы не нашли. Ну, пока, во-всяком случае. Суровый, так сказать, мир суровых учёных. А главное – требования к абсолютной секретности миссий, и безопасности. Поэтому ни о каких семьях, или «натуральных» женщинах здесь наверняка речи не шло.
Только вот думаю, что при эвакуации они всё же имели возможность забрать своих пластиковых «любимых» с собой. Потому что во-первых, такие персональные куклы стоят дорого, а во-вторых, улетали они отсюда явно не в спешке.
– Да, такой вариант тоже возможен. Но ведь не узнаем, пока не обыщем! Хотя бы более-менее нагревшиеся помещения. Ну а вдруг всё-таки кто-то решил, что с него хватит? И проще купить новую, оставив надоевшую игрушку – здесь, в шкафу? Или кто-то стал слишком стар для таких игрищ? Как, скажем, тот же Гуннар… Или… Да мало ли!
– Хм… Возможно, возможно. В любом случае занять наших людей чем-то надо. А если они и правда что-то найдут – так и вообще замечательно! Единственное, с чем в этом случае могут быть проблемы – с установлением очерёдности, и дезинфекцией… дамы! Или дам, если найдём несколько.
– Ну, тут проблем быть не должно. Очерёдность разыграем по жребию, а дезинфицирующего раствора в баках тамбура нашего модуля – предостаточно.
– Да. Верно. Однако мы что-то принялись делить, как это говорится в старой поговорке, «шкуру неубитого медведя». Найдём – подумаем, что и как. А сейчас, – Назаров подавил очередной зевок, – что-то спать хочется. Даже сильнее обычного. Ну что – отбой?
– Отбой, командир. Спать, если честно, я и сам хочу. Похоже, устал.
– И я. Ну, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сэр.
Проснулся Назаров от жуткого крика.
Кричал мужчина, и явно немаленький – басовитые нотки в голосе, впрочем, не убирали из его тона отчаяния и боли! Олег понял, что отвратительный сон, который практически сразу вылетел у него из памяти, похоже, имел реальные предпосылки! Ну, если принимать в расчёт дурацкие раскладки астрологов, что судьба человека и будущее – «предопределены», и иногда человек может их увидеть и предчувствовать. Как раз во сне.
Он поспешил отстегнуть удерживавшие его ремни, и переглянуться с уже севшим на постели штурманом. Тот сосредоточенно кивнул:
– Похоже, Полонски: это у него мощный и «поставленный» «командный» голос!
Назаров поспешил выскочить из койки, полетев в сторону не двери из каюты, а – соединительного отверстия: через центральную каюту с конвертером попасть в любую из их «жилых» комнат было куда быстрее и проще!
Однако он тут же заставил себя задержаться, и метнуться назад: к койке Хвана:
– Лейтенант! Я прошу вас сделать кое-что для меня!..
Когда Назаров влетел в обжигающе-жаркую атмосферу центральной каюты, крик раздался снова: ага! Из комнаты учёных! Правда, на этот раз крик сопровождался и крепкими словами, и проклятьями, поэтому на источник звука плыть было уже несложно.
Влетев в комнату доктора Валкеса и доктора Хейдигера, лейтенант невольно затормозил руками о кромку дыры. Поэтому когда ему в подошвы ткнулись ладони летевшего позади Галопана, буркнув «минуту, капрал», Назаров поспешил освободить проход.
Зрелище, открывшееся их взорам, действительно могло вызвать и шок, и ужас, и заставить кричать.
Между стоявших у противоположных стен коек, на палубе навзничь лежало тело Томера Франкеля. В центре груди торчала рукоятка большого кухонного ножа, одного из тех, что взял себе на заметку, невольно подумав, что это – опасная штука, и может запросто использоваться как оружие, лейтенант при обследовании местного камбуза.
Крови под телом натекло немного, похоже, сыграло свою роль отсутствие силы тяжести. Вернее, если уж быть совсем точным, она внутри шара имелась, пусть и минимальная, и направлена была к центру сферы – с учётом этой особенности они и располагали при переоборудовании помещений все койки… Для чего пришлось даже отвинчивать их от «бывших» полов, и снова привинчивать к новым.
Тело Франкеля, похоже, давно остыло. Да и по выпученным, и устремлённым в вечность остекленевшим глазам было понятно, что крупный и сильный мужчина мёртв: как говорится, мертвей мёртвого!
Предсмертная гримаса искажала полуоткрытый рот, бледные пальцы походили на скрюченные когти какой-нибудь хищной птицы. В правой ладони что-то чернело.
Но не на это сейчас оказался устремлён взор Олега, а на остальные, распростёртые по кроватям, тела.
Тело доктора Валкеса казалось расслабленным и словно растекшимся по матрацу – словно из него через огромную обугленную по краям дыру в грудной клетке вышла не только кровь, но и воздух. Выражение на лице казалось скорее, умиротворённым и благостным, руки свободно лежали вдоль туловища.
Лицо доктора Хейдигера, напротив, выглядело сосредоточенным и хмурым. Тело казалось неповреждённым, но в причине смерти сомневаться не приходилось: из откинутой в сторону руки на пол выпал лазерный пистолет, в обеих висках имелось по обуглившемуся отверстию. Без всяких приборов становилось понятно, что рана в черепе сквозная.
– Посмотрите, командир. – возникший сзади, словно ниоткуда, штурман медленно подплыл к расположившимся рядом, у коек, Анджею, Галопану, и Олегу, показывая что-то чёрное. Назаров перевёл взгляд. В руке Хвана имелся маленький кусочек рубахи. По цвету очень похожей на ту, что была одета на докторе Хейдигере. Ксю продолжил, – Я уже прикинул. Он как раз подойдёт вон туда.
Действительно, от одного из нагрудных карманов доктора Хейдигера, похоже, приложив немалую силу, кто-то вырвал этот самый треугольный клочок. Впрочем, почему – кто-то? Ясно же – кто! Тот, у кого в кисти он и был зажат!..
Назаров спросил у так и не отводящего взгляда от трупов, и словно застывшего в трансе Полонски:
– Как вы обнаружили их? И когда?
Ему пришлось повторить вопрос, и даже взять Анджея за плечо, чуть встряхнув, чтоб привлечь, наконец, внимание начальника бурильщиков к себе.
– Я… Я… – мужчине пришлось сглотнуть и облизать губы, прежде чем он смог продолжить, – Э-э… Я встал, чтоб воспользоваться нашим любимым гальюном – вчера выпил слишком много воды. Дорвался, как говорится… Ну, и, возвращаясь, невольно заглянул через отопительную дыру в каюту к этим, – Полонски тоже явно презирал учёных, потому что грубо ткнул в них мощным пальцем, – Их-то сначала не увидал: кровати стоят далеко от дыры. Увидал зато Томера. Подумал, конечно, а какого … он здесь делает?! Ну и вплыл. А тогда уже увидел и нож…
– Вы здесь ничего не трогали, Анджей?
– Нет. Нет! Я не… А… Что?! – по виду Полонски сразу стало понятно, что он поражён вопросом, и если считал раньше само-собой разумеющимся, что здесь произошло два убийства и самоубийство, то сейчас шокирован мыслью, что кто-то может полагать, что всё может оказаться и не так!
– Нет, ничего. Но будет лучше, если мы будем придерживаться официальных инструкций на такие случаи. – и, обращаясь к начавшим вплывать в каюту остальным бурильщикам и Галопану, Назаров продолжил, – Пожалуйста, господа. Прошу вас ближе, чем на три метра не подходить. Вернее – не приближаться. Мы с лейтенантом Хваном должны всё тщательно осмотреть, чтоб составить официальный рапорт. Смотреть, разумеется, можете. Но – издали.
Удивлённые и испуганные возгласы затихли очень быстро. Всех невольно угнетала и подавляла представшая перед их глазами мрачная и трагическая картина. Пока Олег и Ксю действительно самым тщательным образом снимали на видео, и осматривали все три тела, расположившиеся в каюте по её периметру пять человек только переглядывались. Спросить отважился только Энди:
– Сэр. Этих мы тоже… Вынесем наружу?
– Да, капрал. Нам нужно законсервировать и их. Для осмотра специалистами. Полицией и криминалистами.
– Так вы полагаете, сэр, что они… Что их!..
– Не нужно дурацких домыслов, капрал. Наша задача – всё тщательно осмотреть, заснять, запротоколировать, произвести первичный опрос, и передать это дело в руки профессионалов. Там, дома, расследования нам так и так не избежать. Поэтому сейчас, после осмотра, я, как командир, вынужден буду для соблюдения формальностей допросить вас всех. По одному. Неприятно, мерзко, да. Ваши чувства я вполне понимаю.
Но, надеюсь, что и вы понимаете, что отвечать со всей возможной правдивостью – в ваших интересах. Мы должны исключить малейшие подозрения в наш адрес!
Гуннар проворчал:
– Вот уж точно. Не хотелось бы мне на старости лет быть подозреваемым в убийстве! Хотя, если уж совсем честно, иногда очень хотелось это сделать.
В-смысле, пристукнуть проклятых …расов! А то они в последние дни всякий стыд потеряли!..
Бедный Томер.
– Я попросил бы вас прекратить обсуждения, разговоры, и комментарии. И разойтись по каютам. Обсуждать произошедшее вы сможете потом. Уже после допроса. А сейчас мне крайне важно, чтоб вы не обменивались друг с другом никакой информацией.
Поэтому.
Анджей. До допроса вы будете находиться в нашей с лейтенантом Хваном каюте. – лейтенант недвусмысленно указал в её направлении рукой, – Вы, Огюстэн – в той, где вы ночевали. Гуннар. Вам придётся подождать допроса в каюте Томера. Вас это не сильно напряжёт? Отлично. Энди. Ты подожди у себя. Пётр. Вас я попрошу остаться здесь. Вы поможете нам перенести тела в коридор к тамбуру, после того, как мы тут всё осмотрим.
Все молча разошлись – а, вернее, разлетелись – по указанным каютам. Сопящий Моммсен забрался в угол, где потел, грыз ногти, и мрачнел, но помалкивал.
Назаров некоторое время повисел над телом Томера. Потом опустился перед ним на колени, придерживаясь за остатки ворса привинченного к палубе синтетического ковра, покрывавшего весь пол каюты. В первую очередь он тщательно обнюхал рот и нос бурильщика. Нет. Никаких подозрительных запахов. Да и не было у команды шансов протащить на «Дональда Трампа» наркотики или ещё какую психотропную гадость. Лицо мужчины уже начало синеть, но пока казалось просто очень бледным.
Теперь – руки. Странно. Назаров отлично помнил, что обрывок находился в правой кисти, но пальцы… Не были сильно скрючены, и сведены в кулак, или плотный захват. Непонятно, как он смог вырвать кусок кармана – сил для такого действия явно нужно приложить немало, и предсмертная судорога свела бы пальцы – как раз в крепчайший захват!.. А что самое странное – так это почему карман порвался именно так, а просто не оторвался по швам, весь, целиком!
Олег аккуратно отогнул пальцы Франкеля по одному, и тщательнейшим образом осмотрел ногти. Нет, ни малейших следов крови! Впрочем, и ниток или краски тоже.
Теперь грудь.
Удар ножом оказался нанесён, если можно так сказать, профессионально.
Проникающее на большую глубину ранение, остриё направлено так, чтоб прошло по нижней кромке рёбер, не касаясь их, и – вверх! Как раз туда, где по центру грудины располагается сердце! Человек, вонзивший нож именно так и сюда, наверняка отлично разбирается в анатомии. И понимает, что его сил может не хватить, чтоб пробиться напрямую, через кости грудной клетки, да и всегда есть риск, что остриё упрётся в ребро…
Собственно, описание подходит к доктору Хейдигеру – он и не очень силён физически, и анатомию, как специалист, наверняка знает – тьфу ты – знал! – превосходно…
С тяжёлым сердцем лейтенант перебрался к доктору Валкесу.
Тут сомнений никаких быть не могло: дыра от лазера в центре груди оказалась широкой и сквозной. Заглянув под матрац, Назаров обнаружил обгоревшее отверстие, попахивавшее горелой пластмассой, диаметром побольше дюйма, и приличных размеров дыру в ковре и пластиковом покрытии пола каюты. Весь ковёр возле дыры насквозь пропитался вытекшей кровью, образовав пятно в добрых полтора фута в диаметре. Значит, кровь из тела вытекла почти вся. Не менее трёх-четырёх литров… Заглянув сверху, лейтенант легко подтвердил свои предположения: оси всех отверстий совпадали, и то, что доктора Валкеса убили именно там, где он сейчас находится, сомнений не вызывает.
Сомнения и подозрения вызывает только расслабленно-счастливое выражение на его лице. Так могло получиться, если б убиваемый не понимал, что с ним происходит. Ну, или не чувствовал этого! То есть – или одурманен какими-либо вот именно – психотропными… Или просто – спал?! Спал так крепко, что ничего вокруг не видел и не слышал?!
И даже – не чувствовал?..
Осмотр тела доктора Хейдигера много времени не занял.
И хотя отверстие в голове не позволяло глядеть насквозь, никаких сомнений в том, что оно сделано из одной позиции, не имелось: на стене каюты, напротив дыр в голове, имелось и небольшое выплавленное отверстие – от прошедшего насквозь через череп луча лазера. Назаров повернулся к штурману. Вполголоса, так, чтоб уж точно никто вне комнаты его не расслышал, сказал:
– Очень странно, Ксю.
– Что именно, командир? – штурман и сам перешёл на полушёпот.
– Я… – тут Олег подумал, что вовсе незачем им разговаривать на столь важную тему при свидетеле, и поспешил поправиться, – Всегда считал, что человек не может удерживать лазер достаточно долго, если стреляет в себя. Особенно в кость. Боль ведь – адская! Это – не пистолет, пуля из которого пробивает всё мгновенно, тут нужно – ждать. А у доктора – прожжены обе височных, и даже переборка у кровати повреждена, а лазер из руки – не выпал! Или рука конвульсивно не отдёрнулась!
– Действительно, странно, командир. – Хван, повернувшись к лейтенанту, нагло подмигнул, – Но, похоже, тут свою роль сыграла как раз невесомость. Она могла удерживать руку в нужном положении даже без участия отключившихся мышц.
Назаров «тонкий» намёк понял, и, кивнув в ответ, закрыл и эту тему. Зато повернулся к Моммсену:
– Пётр. Я попрошу вас никому ничего из того, что вы только что услышали, не говорить. И ни с кем никакими своими мыслями не делиться.
Под взглядом командира мужчина поёжился, отведя взгляд на пару секунд в сторону. Но потом снова посмотрел в глаза лейтенанту:
– Разумеется, командир, сэр. Я и сам прекрасно всё понял. Незачем убийце знать, что его коварный план раскрыт!
– План ещё не раскрыт. И убийца ещё не то, что не найден – но и не заподозрен!
У нас пока нет никаких фактов, только смутные подозрения! Как нарочно, вся аппаратура, которая могла бы нам сейчас помочь, погибла вместе с «Дональдом». Ни снять отпечатки пальцев, ни сделать баллистическую экспертизу, ни «унюхать» посторонние запахи мы не можем… Как и найти микрочастицы, скажем, кожи под ногтями… А можем мы рассчитывать только на свои глаза, и вот это! – Назаров постучал себя по виску согнутым пальцем, – Так что, ещё раз прошу вас – никому ни слова!
– Хорошо, командир… – заметно было, что Моммсен мнётся и стесняется. Открывает, и снова закрывает рот, смотрит то в угол, то на трупы. И явно хочет что-то спросить.
– Ну? – Назаров вздохнул, – Давайте уже, что там у вас?
– Командир, сэр… А почему вы из всех оставили здесь именно меня?
– Хм-м… Хороший вопрос. Прямой. И я отвечу на него честно и прямо: вы, Пётр, последний, кого я заподозрил бы. В убийстве.
– Спасибо, конечно, сэр… – заметно было, что Моммсен и польщён и обижен одновременно, – А почему? Вы думаете, у меня бы на такое… Пороху не хватило?
– Вот уж нет. Пороху как раз хватило бы. Но! Без обид, Пётр. Я просматривал, конечно, вашу личную анкету. У вас Ай Кью – восемьдесят девять. И очень развито чувство ответственности. Отмечена и склонность к педантичности. Что косвенно свидетельствует о некоей вязкости мышления. Так что вам и в голову не пришло бы убить сразу троих, не говоря уж о том, что просто не хватило бы воображения и предусмотрительности всё это вот так – организовать. Вы если бы и надумали кого-то лишить жизни – не стали бы ходить вокруг да около, а убили бы! Просто и конкретно. Если это можно так назвать – бесхитростно. То есть – скорее всего просто придушили бы. Ну, или сломали шею. Этому человеку. А не – троим!
А тут – не-ет. Придумано и сделано, должен сказать, как раз очень хитро и тонко. И все наши, кроме, понятное дело, убийцы, скорее всего, так и посчитали бы: что ревнивый доктор Хейдигер в состоянии аффекта вначале убил конкурента-соблазнителя, а затем и противного партнёра-изменщика. После чего успокоился, трезво всё обдумал, и в отчаянии и раскаянии покончил и с собой.
Наша главная сейчас задача – допросить всех по горячим, так сказать, следам, и постараться вычислить преступника. Изолировать. Чтоб обезопасить от него всех остальных.
Поэтому сейчас вы поможете нам перенести тела к шлюзу, и останетесь там, рядом с ними. Одев скафандр. И ожидая нас. Мы прибудем, как только закончим. Опрос. А вернее – допрос.
И самое главное – никому ни слова не говорите о том, что я вам только что здесь сказал!
Допрос капрала Галопана, как и следовало ожидать, ничего в плане разъяснения ситуации не дал. Ну, спал человек, ну проснулся от вопля, ну прилетел… И увидел. Лейтенант, собственно, ничего другого и не ожидал, к допросу отнесясь, скорее, формально. Поскольку не видел у Энди никаких мотивов. Поэтому окончив задавать содержащиеся в стандартном Протоколе вопросы, он выключил диктофон, и вздохнул. Присутствовавший при допросе штурман выключил и свой диктофон, но промолчал. Назаров подумал, что эта работёнка потяжелее, чем переоборудование сферы.
– Хорошо. Мы закончили. До особых распоряжений, капрал, вы не должны ни с кем обсуждать то, о чём мы с вами только что беседовали. А сейчас будьте добры, оставайтесь здесь. До особого распоряжения никуда, даже в туалет, не выходите.
Выплыв снова в каюту с конвертером, Олег подплыл вплотную к Ксю. Прошептал на ухо:
– Я стопроцентно уверен: в Энди, и в вас, лейтенант. Нам абсолютно незачем было убивать их всех. А ещё я абсолютно уверен, что главное всё же – мотив! Если мы выясним, у кого был мотив уничтожить именно их – мы поймём, и кто убийца!
– Так вы считаете, командир, что на этом убийства у нас на борту закончатся?
Назаров, хоть и сам имел определённые подозрения на этот счёт, тем не менее почувствовал себя так, словно его огрели пыльным мешком по голове.
Оказывается, не он один здесь – параноик!
Он поморгал, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Заставил себя глубоко вдохнуть. Выдохнуть. Посчитать про себя до десяти:
– А вы думаете, Ксю, что это – ещё не всё?!
– Не знаю я, что думать, командир. Вы говорите – мотив. Но если абстрагироваться, и посмотреть непредвзято… У любого из них мог быть мотив. Повод. Причина. Хотя бы для того, чтоб отделаться от лишних ртов. И лёгких, потребляющих драгоценный кислород.
И – свидетелей.
Вспомните: мы до сих пор точно не знаем, отчего взорвался надёжнейший реактор «Дональда». И один из тех людей, кто сейчас с нами, очень даже может оказаться тем, кто приложил к этому руку!
Назаров снова вынужден был стиснуть зубы. Подумать. Затем сказать:
– Вы сейчас, штурман, очень чётко сформулировали и обосновали наши подозрения в адрес Гуннара Расмуссена. Это ведь он задвинул нам бредовую байку про «голоса». Которые, якобы, приказали вахтенному офицеру вынуть стержни и отключить защиту реактора. Единственное возражение – не мог Гуннар ничего сделать с Ларсом Паульссоном. И даже если б тот и сам захотел пустить его внутрь – ничего у них не вышло бы. Поскольку на время вахты двери всех люков реакторного зала блокируются. Открыть их могут только одновременно, и – двое. Офицер, заступающий на вахту, и офицер её сдающий. И проникнуть внутрь, а, тем более, что-то сделать с реактором, будучи неспециалистом – нереально. Невозможно. Да и…
– Да?
– Главное возражение всё-таки – интеллектуальный потенциал. Чтоб придумать такой… странный план – взорвать корабль! – нужно во-первых, пройти специальное обучение. Чтоб уметь. А во-вторых – нужно иметь возможность безопасно сбежать из зала реактора. Уже всё сделав. И оставив себе время на экстренную эвакуацию. И – главное! –быть стопроцентно уверенным, что в этой точке пространства есть покинутая Станция, где можно спастись!
А этой Станции нет даже в последней Лоции.
Так вот. Я, как уже говорил, отлично знаком с анкетами всех наших людей. Не было у Расмуссена доступа к столь специфичному документу, как звёздные лоции и карты. И Ай Кью у Гуннара – не выше девяносто семи. И образование – только специальное. Бурильщик третьей категории. Даже не четвёртой.
И если б у него были способности, желание и потенциал – не засиделся бы он на такой заштатной должности. А возглавлял бы сейчас эту бригаду – вместо Полонски. У которого, кстати, всего сто двенадцать. Но – амбиции.
– Но может, наш старичок как раз и сделал всё это – по злобе? От зависти? Что вот он, такой весь добросовестный и исполнительный, и опытный, а его всё не повышают и не повышают? Обидно же!
– Пожалуй. Но! Мёртв в этом случае был бы Анджей. Что же до сдерживающей узды в виде страха перед законом, и совести… Не знаю. Душа каждого – потёмки.
С другой стороны, если такие мысли у него и были – так лет тридцать назад. А к сорока он уже наверняка всё про себя отлично понял. И угомонился. Хотя… Конечно, чувства обиды, зависти, и жажды мести хоть кому-то где-то в глубине души носил.
Так – что? Попытаемся надавить на него?
– Лучше пока не надо, командир. – Ксю говорил спокойно, но за этим спокойствием Назаров чувствовал сомнения и определённую растерянность. Похоже, штурман и сам пока не знает, что им делать, и какую линию расследования проводить, – Потому что всё это пока – вот именно, на уровне наших домыслов. А факты?
Да и повод, если честно, притянут за уши. Зачем бы ему взрывать корабль, отлично понимая, что в межгалактической пустоте мы все, скорее всего, просто умрём от голода и нехватки кислорода… А ему до пенсии – вот именно, каких-то два года. Зачем так рисковать, когда впереди – безбедные и спокойные лет сорок? С гарантированно большой пенсией и государственным жильём.
Да и с местом взрыва… Не мог он и правда – знать, что здесь, вот так, очень кстати, окажется чужак. Да ещё столь подходящий. Мы и сами-то не знали! Шансов на это – даже не один на миллиард. А, скорее, один на миллиард миллиардов.
– Звучит разумно. И вот ещё что. – Олег криво усмехнулся, – По законам детективного жанра, как раз первый, на кого самым естественным образом падает подозрение, обычно оказывается не при чём.
– Вот это уж точно. – Ксю и сам не мог не дёрнуть щекой, – Классика жанра, так сказать!
Поэтому давайте-ка, сэр, если вы не против, приступим к допросам. А то даже те, кто не при чём, невольно начнут нервничать, ожидая. Потеть и сердиться. Тем самым навлекая на себя наши беспочвенные подозрения.
– Звучит логично. С кого начнём?
– Может, с Полонски? Он ведь первым обнаружил тела?
– Разумно. Ну, с Полонски так с Полонски.
– Конечно, я понимаю, что раз это я нашёл тела, на меня в первую очередь и падают подозрения! – по тому, как крошечные брызги слюны вылетали из нервно подёргивавшегося рта, действительно легко было понять, что пребывание в одиночестве, и возникающие в связи с этим мысли заставляют начальника бурильщиков нервничать, – Но на кой … бы мне их убивать?! А если б убил – кричать об этом?!
Назаров, сдерживаясь, заставлял себя однако задавать неудобные вопросы снова, повторяясь: ему важно было зафиксировать и интонации, и совпадение фактов в ответах:
– Вовсе нет. То, что вы их обнаружили первым, отнюдь не делает вас и подозреваемым номер один. И вы напрасно сердитесь, Анджей. В настоящее время никто у нас никого ни в чём не обвиняет. Напоминаю: мы просто проводим так называемое первичное дознание. Положенное по инструкции. А уж нормальные допросы, и расследование будут вести профессионалы. Уже там, дома. Когда мы вернёмся, и они изучат тела. И видеозаписи, – Назаров постучал себя по ободку на голове, на котором была закреплена видеокамера. – И наши протоколы. И уж поверьте: наше дознание – цветочки по сравнению с тем, что вам, да и всем нам, предстоит пережить. Не исключая и меня.
Причём меня как раз – в первую очередь. Как облажавшегося командира.
Поэтому просто повторите то, что вы нам рассказали. С самого начала.
– Чёрт вас возьми, лейтенант! Да я вам уже три раза всё рассказал! И с начала, и с конца, и с середины! Думаете, я совсем тупой, и не знаю, как проводятся допросы? Вы специально повторяете одни и те же вопросы, думая, что если это я их грохнул, рано или поздно я понервничаю, запутаюсь, и в чём-то ошибусь! И начну сам своим показаниям и противоречить! Нет уж. Я скажу то, что и сказал в самом начале: встал чтоб по…ать, увидал на обратном пути через дыру – Томера. У …едиков. Удивился, вплыл к ним… Вот и всё. Да и если бы это я их – за…бенил! – на кой бы … мне орать?!
От излишней хитро…опости?!
Назаров позволил себе чуть усмехнуться:
– На самом деле то, что вы нервничаете, Анджей, и даже пропотели насквозь свою рубаху – как раз может говорить в вашу пользу. Потому что убийца вёл бы себя совсем не так. Он бы нас на … не посылал, а наоборот: скрупулёзно и последовательно, терпеливо и спокойно, одними и теми же словами повторял одно и то же. Как бы давая этим понять, что уж ему-то по этому поводу беспокоиться и нервничать, точно – незачем!
– Ну, спасибо, прямо гора с плеч! – иронии и желчи в тоне начальника бурильщиков не заметил бы только стул, на котором он сейчас сидел, ухватившись обеими ладонями за боковины сиденья, – Так, значит, я не убийца? Вот уж потрясающая для меня новость! А то я сам её не знал!
– Вот уж нет. Я вам ничего такого не сказал. В-смысле – что вы – не убийца.
Я просто сообщил, что ваша реакция на допрос не такая, как могла бы быть у вероятного преступника. И вся ваша злость и бравада может быть просто, вот именно – признаком хитро…опости, как вы изволили выразиться. Да и вспотеть не так уж и трудно, напрягая мышцы, и подделав таким образом и моторику тела. Так что подозрения с вас не сняты. Хотя допрос на настоящий момент и окончен. И я официально запрещаю вам говорить с остальными людьми о том, о чём мы беседовали с вами. И прошу пока оставаться здесь, до того момента, как мы закончим беседовать со всеми. – Назаров щёлкнул кнопкой диктофона, через секунду услышал и второй щелчок: штурман тоже выключил свой.
Командир сказал:
– Не для протокола. Не злитесь, Анджей. Вы отлично понимаете, что до выяснения всех обстоятельств самоубийства и убийств моя обязанность – подозревать всех.
После гнетущей паузы Анджей словно очнулся. Покачал головой:
– Ладно, сэр, проехали. Я понимаю: работа такая. И я не в претензии. – он первым протянул руку. Назаров пожал её.
– Нет, ничего такого «особенного» в их поведении… И взаимоотношениях я не замечал в последнее время. Только разве что… Ну, как только они поняли, что скоро смогут… Ну, это… Предаваться своим утехам снова, наедине, совсем распоясались! Уж и посматривали друг на друга, и за ручку нежно так придерживали, и глядели… Сволочи. – чувства в голосе Гуннара не позволяли усомниться в его подлинных чувствах к «семье» учёных, – Простите, сэр: нельзя так о мёртвых. А вот Томера жаль. Да только сам он – баран! Не …рена было прикалываться, и плотоядно поглядывать на этого идиота Валкеса.
Ещё и подмигивая!
– Так вы считаете, что это именно Томер своим необдуманным и вызывающим поведением спровоцировал то, что произошло?
– Ну… Утверждать вот так, совсем уж категорично, я бы не стал, конечно… Но то, что он и сам нарывался, и козла Валкеса подставлял – так это сто процентов! Думаю, он получал с этого, ну, с того, как бесится доктор Хейдигер, реальный кайф!
– Как вы думаете, для чего он всё же делал это?
– Ну… – пожилой бурильщик пошкрёб подбородок, на котором имелась чрезвычайно густая и курчавая седоватая – он не красил её принципиально! – борода, – Думаю, что всё же не для того, чтоб и правда – отбить этого козла у этого козла. А типа – для развлечения. Всё равно заняться-то у нас в последнее время было особо нечем! В качалке не покачаешься, в телезале не посидишь… Не корабль же! А тут… Всё работа, да работа. Пусть и по обустройству… Э-эх… Но мы ведь уже почти закончили с этим, сэр?
– Да, Гуннар. Почти закончили. И теперь, ваша правда, времени у нас будет куда больше. Вот и прошу вас: и сами не занимайтесь такого рода «развлечениями», и своих младших коллег постарайтесь отговорить. Мы все видели, к чему это может привести. При всей кажущейся «невинности».
– Да, командир, сэр. Вижу. Уж не сомневайтесь: я так дурить не буду. И ребятам скажу.
– Вот и отлично. А сейчас хочу вам напомнить, что о нашем разговоре вы никому не… – Назаров повторил то, что уже сказал Галопану и Полонски, про себя думая, что ну вот не подкопаешься к старику. Ведёт себя в меру спокойно, и в меру волнуясь. Руками, сложенными на коленях, как бы нервно перебирает, и стряхивает несуществующие пылинки и соринки со штанин. Словом, старается и следствию помочь, и на себя подозрения не наводить. На одни и те же вопросы отвечает одно и то же. Хоть и разными словами. Но – не сбивается, и не пузырится, как Анджей, вероятно, считающий себя частично ответственным за произошедшее: ну как же – не уследил! Это его человек позволил себе… Злую шутку.
А с Расмуссеном… Тупик.
И пусть показания интеллекта у старика не слишком, но хитрости и «жизненного коварства» на чисто бытовом уровне это вовсе не исключает!
Так что от подозрений в адрес изобретателя «голосов» вредная и дотошная натура лейтенанта не избавилась. Но позволить им взять верх над доводами логики и рассудка нельзя. А сейчас нужно снова сосредоточиться и постараться быть нейтральным и спокойным.
Впереди ещё один допрос.
Допрос Огюстена, если честно, дал ещё меньше, чем Гуннара.
Сорокалетний бурильщик, ровесник самого Назарова, отвечал спокойно, собранно. Лишних слов не употреблял, всё говорил по делу. Руки, опущенные тоже на колени, держал в волейбольном замке, не потел. И вообще своё волнение никак не показывал. Олег подумал, что если опять-таки следовать законам детективного жанра, так Пьер – идеальный убийца. Фигура стандартная, рост – средний, лицо невыразительное. Неразговорчив, незаметен. Классический типаж «секретного агента»: ничем не запоминается и не выделяется. Никто его ни в чём «странном» или предосудительном не замечал, говорит он реально мало, и всё больше по делу, а с «семьёй» учёных вообще не общался.
Однако после того, как со всеми формальностями было покончено, и ответы на типовые вопросы получены, и Назаров, стараясь скрыть разочарование, собрался уже щёлкнуть выключателем диктофона, Огюстен жестом остановил его:
– Ещё минуту, командир.
– Да, Пьер?
– Хочу сказать кое-что. Сам. Конечно, непосредственного отношения к трагедии оно не имеет… Но может иметь значение в контексте прояснения реальных взаимоотношений у нас, здесь. Среди спасшихся и выживших.
– Я вас внимательно слушаю, Пьер.
Огюстен нагнулся чуть ближе к Олегу, и жестом предложил тому поднести диктофон поближе к его лицу. После чего заговорил вполголоса:
– Если честно, я вначале был просто убит, буквально потрясён до глубины души: у нас – и такая трагедия! Мне не верилось, что простые подколки, пусть и весьма ехидные, могут довести ревнивца до вот такого! Но до того, как вы выгнали всех из каюты с трупами, я кое-что всё же заметить успел.
Так вот. Лазер якобы выпал из руки доктора Хейдигера после того, как он совершил самоубийство. – бурильщик взял паузу, и Назарову пришлось чуть подогнать его:
– И – что?
– Да то, что это – полная чушь! Не стал бы Хейдигер убивать себя. Во-всяком случае – так! Потому что он – левша! А лазер выпал – из правой!
И вот ещё что. Оно представляется мне даже более существенным, чем ошибочка с рукой. На лице у доктора Валкеса застыло выражение… ну, блаженства, что ли. И там совсем не видно было, что ему больно, или он предчувствует свою смерть! А такое может быть, только если он… Находился под кайфом. Ну, или очень крепко спал! То есть – я так предполагаю! – что кто-то дал ему лошадиную дозу снотворного! – Огюстен замолчал.
Назаров помолчал, глядя в широко раскрытые глаза бурильщика. Спросил:
– Так вы полагаете, что это – убийство?
– Конечно! А что же ещё, сэр?! Какая-то сволочь очень расчетливо решила воспользоваться сложившейся у нас ситуацией. Напряжённостью между людьми. Ведь этот идиот Томер нагло и неприкрыто подначивал доктора Хейдигера, и подмигивал при всех этому… Валкесу. Ну вот кто-то и подстроил всё так, чтоб выглядело, как будто Хейдигер приревновал своего партнёра, убил его в запале чувств, и его будущего любовничка заодно! Ну а потом, якобы устыдившись, и раскаявшись, покончил и с собой!
– Интересная теория. – поняв, что Пьер продолжать не собирается, Назаров решил внести ясность, – И некоторые факты, вроде, действительно свидетельствуют в пользу вашей теории. Я знаю, что доктор Хейдигер был левшой. И предсмертную «улыбку» доктора Валкеса так возможно объяснить. Но вот какая проблема.
Всегда для столь серьёзных нарушений Закона нужен какой-нибудь очень убедительный мотив. Повод. Ведь никто просто так убийства не совершает! И что же, и у кого, по вашему мнению, могло иметься этакого для совершения столь тяжкого преступления?
– Ну… Тут я могу только предполагать, командир. Поскольку я – сравнительно новый человек в этой команде, и под руководством Полонски только первую смену-вахту. То есть – полгода. Почти никого достаточно хорошо не знаю, хоть мы все и жили в одном бараке. Про учёных же вообще сказать ничего не могу, кроме того, что в последнее время сильно раздражали. Своими «семейными» разборками, и идиотской ревностью!
– И всё же. Что вы предполагаете?
– Предполагать могу только одно, сэр. Что кто-то надумал избавиться от лишних и уже ненужных людей. Чтоб освободить побольше запасов кислорода и пищи.
– Постойте-ка… Что вы имеете в виду, употребив слова «уже ненужных»?
– А то и имею. Покуда были нужны профессиональные навыки трюмного старшины, то есть – для открывания всех шлюзов шара, и ремонта их механизмов – он жил. А как только он сделал всё, чтоб и любой мог пользоваться механикой шлюзов чужака – его и не стало. Покуда доктора не обеззаразили пространство сферы – их не трогали. И пока проверяли «съедобность» местных пищевых ресурсов – их тоже оставляли в живых. Но стоило им найти подходящие продукты – всё! Аста ла виста, бэйби! Что же до идиота Томера… Он любил подкалывать не только учёных. А и всех. Вряд ли кто сильно расстроится, что его не стало. Что же до его «помощи» в обустройстве – давайте не будем. Нулевая.
– Погодите-ка, Пьер. – Олег снова перевёл дух, – Значит, вы считаете, что таинственный некто планирует по мере нашего обустройства здесь избавиться и от всех, кто, по его мнению, для обеспечения стабильной и благополучной жизни здесь – уже не нужен?
– Да, командир, сэр. Именно так. Следующие на очереди – вероятно, вы. Со штурманом и капралом. Поскольку главное – сигнал СОС! – вы на базу уже отправили. И совершенно естественным образом из этой теории вытекает, что как только вы закончите дорожку, топливный элемент, и кое-какие ещё чисто технические мелочи, отделаются и от вас.
А что ещё интересней – от бурильщиков могут отделаться ещё раньше. В принципе – хоть сейчас. Поскольку они здесь, на борту чужака – балласт. Никчёмный и только потребляющий драгоценные ресурсы. В ожидании миссии спасателей.
Некоторое время в каюте царило молчание. Затем тишину нарушил штурман:
– Пьер. Ваши последние высказывания обусловлены какими-то конкретными фактами, или базируются на домыслах?
– По большей части – на домыслах. Но домыслы эти неизбежно возникнут у любого хоть сколько-нибудь мыслящего человека, если он увидит то, что увидели мы все. И трезво пораскинет этим самым. Мозгом.
– Хм-м… Не скажу, что меня вот прямо потрясла ваша теория, – Олег позволил себе похмурить кустистые брови, доставшиеся ему в наследство от дедушки по отцовской линии, завзятого сердцееда и призового жеребца и в шестьдесят, – Потому что как раз именно что-то такое и напрашивалось бы. Наблюдая произошедшее. Вначале – трагедия с Санчесом, когда взорвался стандартный баллон. Который, если честно, хоть и имеет гарантийный срок, но отлично служит обычно и ещё пару десятков лет…
Затем – убийства. Расчётливо-изощрённые. И – именно, как вы в-принципе верно подметили – после того, как специалисты выполнили свои… Функции. Но!
Особого смысла во всей получившейся «экономии» – нет.
Потому что до прибытия спасателей нам хватило бы всех ресурсов – с гарантией. Нам их, если честно, запросто хватит теперь и на год, и больше. Так что повод для убийства – притянут за уши. Поэтому. Я спрашиваю именно вас. Поскольку вы почти всегда молчите, ведёте себя раздумчиво и спокойно. И, следовательно, имеете возможность и наблюдать, и анализировать. Так вот: может быть, вы заметили хоть какой-нибудь ещё повод для… Убийства? Или – мотив?
Я имею в виду – какие-нибудь конфликты, обрывки разговоров, намёки?
– Нет, командир, сэр. Ничего такого я, если совсем уж честно, не замечал. Ну, кроме того, что касалось Томера и двух учёных. Но я не считал эти «игры» хоть сколько-нибудь серьёзными. И именно поэтому меня так и поразило то, что произошло сегодня.
– Хорошо. Понятно. Ладно. Будем в таком случае считать наш допрос оконченным, и постараемся… Повысить бдительность.
Потому что не хотелось бы «проснуться» так, как доктор Валкес!
Допросы, если честно, сильно вымотали Назарова.
Поэтому транспортировка и закрепление тел трёх погибших на кронштейнах обрезанного модуля происходила у него, скорее, на автомате. Над производимыми операциями по переносу и привязыванию стальными тросиками он почти не задумывался, предоставив рукам делать всё самим. Голова же в это время вовсю работала над полученными показаниями. Ксю, очевидно, поняв состояние командира, старался его ненужными разговорами не отвлекать. Моммсен тоже помалкивал. И только сопел.
Ну, к этому Олег успел привыкнуть.
Главная мысль, до которой лейтенант додумался, правда, уже выйдя из сферы в космическое пространство – что не мешало бы проверить аптечку! Потому что количество таблеток-капсул со снотворным, в-принципе, ограничено. И он прекрасно помнил, кому и сколько давал. И сколько должно оставаться от стандартной упаковки в сто штук.
Потому что чтобы добиться того «эффекта», о котором сказал Огюстен, и о котором он и сам догадывался, нужно капсул – не меньше пяти-шести. А от семи и более у особо «чувствительных» натур, или у тех, чья масса тела была бы ниже пятидесяти килограмм, мог бы и вообще наступить полный коллапс. И потребовались бы усилия профессиональных врачей-реаниматологов, чтоб спасти такого пациента.
Так. Ну, хорошо – предположим, что доктора Валкеса усыпили. Но – как?!
Никто ведь, зная про свойства капсул из аварийной аптечки, не согласится добровольно проглотить их – столько?! Значит…
Значит, кто-то раздробил их, и подмешал в пищу!!!
И тут на сцену снова выходит «горячо любимый» Гуннар!
Поскольку именно он последним готовил чужеродную кашу. Раздавал её. И, разумеется, мог подсыпать снотворное и Валкесу, да и всем остальным, раз уж на то пошло! Потому что Назаров отлично помнил, что сонливость на него перед отбоем навалилась действительно необычная! Как раз такая, какая и бывает от снотворного! Да и Ксю сказал, что и он…
Ну, это сейчас он всё это понимает. Как говорится, задним-то умом все крепки!
Вот, значит, чем нужно срочно заняться. Во-первых, сразу по прибытии обратно, на борт – в первую очередь проверить аптечку. (Только вот кто и как мог добраться до неё?! Ведь она хранится в каюте Хвана и самого Назарова, в стенном шкафу!) Впрочем, добраться до неё, если уж на то пошло, легко мог любой. Запирающихся дверей в сфере нет, и можно было, к примеру, использовать тот момент, пока командир со штурманом занимались беговой дорожкой…
В шлюзе все они обменялись взглядами. Хван сказал:
– Хорошо, что все остальные нас пока не слышат. Поскольку не в скафандрах. А интеркомав шаре нет. Можем подвести итоги.
– Это вы о каких итогах, штурман?
– О печальных. Нас спаслось одиннадцать. А теперь в живых осталось лишь семь. Вопрос: как бы нам собрать в одно место и запереть понадёжней всё то оружие, и все те предметы, что можно как таковое использовать, затруднив нашему «другу» действия по нашему устранению!
– Ну, это-то как раз нетрудно. Лазеры отследить, даже если кто и спрячет их куда-нибудь, нетрудно с помощью портативного детектора. Проблема будет только с ножами и топорами. Там, на камбузе. Я, если честно, не помню, сколько их было.
– Я помню. – это, как ни странно, в разговор влез Моммсен, – Ножей: восемнадцать малых, бытовых. Три больших, разделочных. И два топора. Из обалденной стали. Я ещё подумал, что если нас спасут, непременно захвачу с собой тот, что побольше. И один нож.
– Спасибо, Пётр. Это нам хоть что-то даёт. Осталось найти место, где бы всё это запереть. Потому что чёртовы замки дверей комнат сферы до сих пор представляют для меня загадку. И ключей нет.
– А ничего удивительного. Замки, судя по прозрачной пластине сбоку, открывались по отпечаткам пальцев. Но сейчас они просто бесполезны: нет электричества в сети сферы. Так что придётся всё, что найдём, засунуть в какой-нибудь стальной ящик подходящего размера. И заварить его крышку тем лазерным пистолетом, который вы оставите себе.
– Спасибо, Ксю. Интересная мысль. Значит, как только прибываем в помещения, этим и займёмся. Ну, после того, как я проверю аптечку. Нужно выяснить – вдруг кто-то действительно воспользовался нашим снотворным.
– А не нужно её проверять, сэр. Я уже всё пересчитал. И память у меня в порядке: я помню, кому и сколько вы давали на борту модуля.
– И?..
– И не хватает тринадцати таблеток. То есть, как я предполагаю – пять-шесть – доктору Валкесу, и по штучке – остальным.
– Спасибо ещё раз, Ксю. Что и проверили… И никому об этом не сказали, пока мы не оказались в скафандрах!
– Не за что, командир. Это я должен извиниться.
Поскольку лажанулся я, если честно.
– В-смысле?
– В смысле – обнаружил-то недостачу таблеток я ещё вчера, перед отбоем. Но вам не сказал. Подумал, может, кто из наших взял. Себе и коллегам. Для того, чтоб лучше заснуть. Так что, получается, я и спровоцировал то, что произошло, посчитав преждевременным сообщить вам. Или потребовав немедленно прояснить этот вопрос…
И смерти людей на моей совести.
– Это – полная ерунда, Ксю. Потому что даже если б вы сказали про пропажу части таблеток, мне и в голову не могло прийти сделать обход всех, чтоб выяснить, кто это их взял. Ясно же – для чего. Для, вот именно, лучшего сна. Поскольку мы действительно в последнее время сильно… Нервничаем. И напрягаемся. Так что как раз в том, что кто-то взял себе таблеток, я не увидел бы ничего странного. Единственно, что могло бы удивить – что без спроса. Но и это объяснимо. Мы занимались дорожкой и антенной, и нас просто отвлекать не хотели… Но сейчас придётся попробовать. Выяснить.
– А хотите – поспорим? – это снова влез Моммсен, – Что теперь …рен кто сознается?
– Не нужно спорить. Я и сам так думаю. Но пузырёк со снотворным теперь мне придётся носить всегда с собой. В кармане. Ладно, заходим.
Починенные насосы справились с подачей воздуха в камеру шлюза, и командир кивнул Моммсену, чтоб тот помог ему отвалить крышку люка.
У выхода их никто не встречал. Что подразумевалось само собой: ведь Назаров сам приказал всем не двигаться с места до его особого распоряжения. Так что сняв и повесив в шкаф у тамбура скафандры, они полетели навестить остававшихся внутри своих кают Галопана, Полонски, Гуннара и Огюстена.
На повороте Олег оглянулся – ему почему-то показалось, что кто-то летит за ними, прячась за выступами стен. Но – нет. Никого видно не было. Он со злостью подумал, что, похоже, у него начинается на почве подозрительности ещё и мания преследования.
В каюте Полонски их ждал сюрприз.
Если можно так назвать опустившееся на палубу тело с развороченной грудной клеткой, с вытекшей до последней капли кровью.
Назаров, летевший первым, и автоматически застывший на пороге, схватившись за косяк, не сдержал вскрика:
– Чёрт!..
– Что там, командир?
– Секунду, Ксю. Сейчас я пройду – тьфу ты – пролечу! Внутрь.
Вплывя в каюту Анджея, все какое-то время хранили молчание. Дыра в груди начальника бурильщиков не была ровной, и вытаращенные глаза пылали ненавистью. Что говорило о том, что он хотя бы был в сознании, когда его убивали, и пытался двигаться, чтоб спастись.
Да только без толку.
Назаров сказал:
– Я идиот. Нельзя было оставлять их поодиночке. Потому что так хитро…опый сволочь запросто мог их по одному и перебить! Ведь это – не Земля! И не планеты.
– Но командир! Вы ведь поступили строго по инструкции! А там сказано, что до окончания дознания подозреваемые не должны общаться между собой. А дознание не окончено! Нам ведь ещё надо было…
Речь Ксю прервал странный звук: шипение и еле слышный выкрик изо рта Моммсена. Обернувшись, Назаров увидел, как по шее бурильщика проходит огненно-чёрная полоса, вызывая шипение и пар от вскипающей крови. Словно в чудовищном кошмаре осознавая, что человека на его глазах убивают, лейтенант услышал незнакомый голос:
– Ничего вам уже не надо. И дознание ваше окончено. – Назаров, ощущая себя пешкой, не способной никак и ничему помешать, застыл. Но его глаза помимо его желания продолжал наблюдать, как голова Петра отделяется от шеи, пускаясь в свободное плавание, потому что тело начало биться в конвульсиях.
Увидел он и как нить лазера мгновенно перескакивает на грудь застывшего рядом с ним Ксю! Прожигая в комбинезоне штурмана огромную рваную дыру: Хван тоже попытался в последний момент отскочить, вернее – отплыть с линии огня.
Но это не помогло несчастному.
И только когда лазер прошёлся по всей ширине груди, и клокотание вытекавшей кипящей крови прекратилось, а выпученные глаза Хвана закрылись, и тело расслабилось, Гуннар Расмуссен навёл лазер на командира, продолжая левой рукой надёжно удерживаться за косяк двери.
Рука его не дрожала, а голос показался Назарову совсем незнакомым: в тоне ощущалось куда больше металла, и никакого старческого дребезжания заметно не было.
– Прощайте, старший лейтенант Назаров. Можете опустить свой «коварно выхваченный» лазер: я ещё вчера вынул из него полную обойму. Когда забирал таблетки. Пока вы занимались дорожкой.
Заметно было, как бурильщик ёрничает, нагло усмехаясь в лицо космонавта:
– Не скажу, что горжусь нашим знакомством. Вы проявили себя на редкость тупым и зашоренным командиром. Приверженцем Инструкций с большой буквы. Даже у нашего Анджея было больше мозгов. И личного обаяния. Так что – прощайте.
– Прощайте, Гуннар. Полагаю, всех остальных вы уже…
– Да. Спасибо, кстати, что разъединили их по одному. Не переживайте: они почти не мучились. Я стрелял сразу на поражение. Поскольку не мог допустить, чтоб вы, вернувшись на борт, снова объединили, собрали в кучу их всех. А так, поодиночке, убить их не представляло труда.
– Ох. – Назаров покачал головой, – Не должно так было случиться. В детективах всё куда медленней. И с разными загадками и ложными версиями. А у нас оно всё как-то слишком быстро завертелось и понеслось…
– А чего ж вы хотите, командир? Это вам – не Агата Кристи. Это жизнь. А в жизни не бывает всяких там надуманных «интриг» и долгих и занудных рассусоливаний: кто, кого, зачем… Закончилась та эпоха, когда вместо ракет были дилижансы.
– Но откуда же вы взяли новый лазер?!
– Ха. Вот уж – не проблема. Вытащил из кобуры очередного скафандра. Вам же и в голову не пришло, что нужно всё оружие собрать сразу после убийства! Может, конечно, вы и подозревали, что тут, с докторами и Франкелем не всё чисто, но не захотели показывать всем, что опасаетесь новых убийств! А я уж взял на себя труд, закончив тут с делами, – Расмуссен обвёл пространство взглядом, – засунуть голову в шлем, и всё подслушать.
Так что в определённом смысле вы сами и вынудили меня форсировать убийства троих оставшихся. – Гуннар небрежно повёл рукой в сторону тел, – Вас.
Назаров, опустив голову к палубе, покачал ей. Гуннар сказал:
– Ладно, довольно разговоров. А то и правда, получается как в дешёвом детективе. Когда убийца на последних страницах рассказывает поймавшему его следователю, почему он всё это делал. И как.
– Кстати! Извините, Гуннар, что задерживаю вас с завершением миссии, но! – Назаров невольно сглотнул, потому что мимо как раз проплывало тело Моммсена, опускаясь на пол, тело же Ксю медленно дрейфовало к выходу за спиной Гуннара – похоже, его несло сквозняком, – Мне и правда очень хотелось бы знать.
Почему?!
– Не почему, а для чего. – Расмуссен улыбнулся одними губами, продемонстрировав отличные вставные челюсти, – Да, собственно, всё как всегда. Деньги!
– Что? Какие деньги? У нас на борту…
– Да не у нас. Если б вы получше изучали Кодекс, ну, тот, межгалактический, вы бы сейчас не спрашивали. А там, в параграфе пятьсот пять пункт один, сказано: «человек, или группа лиц, нашедшая в космическом пространстве объект внеземного происхождения, и своевременно сообщившая об этом в соответствующие инстанции, получает премиальное вознаграждение от правительства Содружества. В размере сорока процентов эквивалента стоимости веса металлолома обнаруженного объекта, по рыночным ценам на момент обнаружения». Ну, там ещё много чего сказано. Но главное – чужой корабль просто приравнивается к кладу.
Вот только никто до сих пор в космосе «внеземного» объекта, да ещё со столь большой массой, у нас в Содружестве не обнаруживал.
Я стану миллионером.
Разумеется, вначале уничтожив ваши чёртовы протоколы допросов, видеозаписи, и придумав какую-нибудь заковыристую историю. О том, как вы все в угаре алчности поубивали друг друга!
– А почему вы думаете, Гуннар, что вам поверят?
– А всё очень просто. Я выброшу в пучины пространства все ваши тела. Нагие. Вначале удалив из запястий чипы-идентификаторы. Чипы отдам спасателям – чтоб подтвердить вашу смерть! Шансов, что хоть когда-нибудь ваши тела хоть кто-нибудь в этой дыре обнаружит – ноль целых, …рен десятых.
После всего этого запишу свою придуманную историю на черновике. Проверю на нестыковки и неправдоподобие. И выучу её наизусть. До автоматизма. Чтоб, как говорится, от зубов отскакивала. Тогда ни одна сволочь, даже вооружённая детектором лжи, не поймает меня. А «психоскоп» мне уже не грозит.
Назаров невольно покивал: всё верно. Шансов на психоскопию никаких нет, поскольку Гуннар уже достаточно стар, а после сорока «в психике допрашиваемого могут возникнуть необратимые изменения». Это признают все специалисты. Ну а детектор лжи этот хитро…опый сволочь действительно – обманет легко.
Откровенно желая потянуть время, Олег, криво улыбнувшись, и дёрнув щекой, спросил:
– А вы-то откуда знаете про параграф пятьсот пять?
– Из одного старого фильма. Фантастического. Как раз про обнаружение корабля инопланетян. Но, к счастью для меня, этот фильм сняли с проката ещё лет тридцать назад. И про него реально мало кто помнит. А новых фильмов про такое не снимают. Не тот сейчас социальный заказ! И в последние годы наш Голливуд и прочие государственные компании предпочитают показывать бравадно-экзальтированные байки про трудовые будни счастливых колонистов! Сочиняя сказки о том, как те враз разбогатели, обнаружив какие-нибудь местные богатства! Минеральные. Или необыкновенно удачно торгуя выращенным урожаем …рен-его-знает-чего! Ну, или про то, как наши бравые вояки отбивают нападение коварных, но тупых инопланетных монстров.
Всё верно, подумалось Назарову, сейчас, на волне ажиотажа вокруг десятков новооткрытых миров главная задача земного Правительства – всячески стимулировать. Чёртову массовую эмиграцию туда. И службу в армии.
Так что никаких «загадочных» находок в космосе! Даёшь приключения и подвиги в девственной, и богатой на золото, нефть, уран, и алмазы, природе Терра Новых!.. Ну, или уж стрельбу в, вот именно, зелёных монстров…
Назаров сказал:
– Последний вопрос. Если, конечно, не затруднит, и вы не торопитесь.
– Ну, давайте. – Гуннар снова растянул губы в ироничной ухмылке волка, показывая, что оценил «юмор» командира.
– На кой … вам нужна была эта бодяга с… Голосами?
– Ха. Отвечу. Она здорово помогла мне отвлечь ваше внимание от того, что посудина – раз пуста – то принадлежит нам. А так – типа, кто-то злобный там сидит… Да и мне стало куда легче орудовать: лучше выглядеть маразматичным придурком-параноиком, словившим «приход», чем коварным убийцей!
– Ладно, Гуннар. – Олег снова опустил глаза к полу, – Спасибо, что просветили. А то этот вопрос так и остался бы без ответа. И ушёл бы в могилу вместе с вами. Давай!!!
Отплывшее за это время за спину старика «тело» штурмана чуть заметно кивнуло, и давно нацеленное в голову Расмуссена оружие ожило.
Ослепительный луч ударил Гуннару прямо в затылок, и при всей отнюдь не старческой реакции негодяя, даже попытавшегося повернуться, это ему не помогло.
Череп оказался прожжён огненной иглой, установленной на максимальную мощность, мгновенно. Злобный крик оборвался, захлебнувшись.
Но Ксю ещё пару секунд держал луч нацеленным в одну точку, вплоть до того момента, когда фонтан кровавых брызг не вылетел изо лба бурильщика.
– Порядок. Ты точно его прикончил. – Назаров чувствовал, как голос дрожит, но ничего не мог с собой поделать, – Давай скорее – раздевайся. Буду тебя перевязывать!
– А не надо меня перевязывать. – голос штурмана казался почти спокойным, – Придурок настолько был уверен в себе, что не стал даже «прожигать» меня насквозь!..
Ну, что могу сказать. Бронеплита в полдюйма отлично выдерживает попадание лазера. Только вот нагревается сильно. Её даже кровь из донорского контейнера из аптечки, уложенного на передней плоскости, не охладила. Еле сдерживался всё это время, чтоб не вопить от боли от ожога! И не отодвигать плиту от тела…
Назаров помог штурману стянуть прожжённый комбинезон, под которым действительно обнаружилась толстая бронеплита – Олег лично снял её в своё время с наружного щитка, защищавшего распределительную коробку электроразъёмов спасательного модуля. Он тогда подумал, неся её в их каюту, что бронеплита может им пригодиться для каких-нибудь внутренних работ. Поскольку модулю-то она уже точно не понадобится.
И вот – он не ошибся!
– Ладно, мазь от ожогов в аптечке у нас тоже есть. Полетим прямо туда – так будет быстрее.
– Хорошо, Ксю. – Назаров быстро понёс, а, вернее, поплыл с морщившимся от боли штурманом на буксире по коридорам, оглядываясь ежесекундно.
Штурман вздыхал, но молчал. Поэтому первым спросил лейтенант:
– Ну что? Не повредила наша маленькая предосторожность?
– Не повредила, чтоб мне лопнуть, не повредила. А я-то, старый придурок, не поверил вам тогда. Не хотел совать эту массивную …реновину под комбез. И контейнер с донорской кровью… Хорошо, что я худой. Получилось незаметно. Но – больно.
– Не могу не посочувствовать. Но хорошо, что всё-таки ты, – Назаров невольно перешёл на «ты», – послушался меня. А если б я слишком долго тебя уговаривал, это могло бы вызвать подозрения: почему это командир не спешит первым прилететь на крики о помощи?!
Да и задержался ты тогда совсем не на много!
– Вот и хорошо. Никто ничего не заподозрил. Особенно Гуннар. Что мы его «вычислили» ещё после случая с баллоном. – в голосе Хвана сквозила усталость.
– А ещё б не вычислить. Надпилы и насечки от надфиля всё равно остались заметны, несмотря на взрыв.
– А непривычная бороздка от рукоятки напильничка на его пальчиках выдала бы его и без следов опилок на его рукавах…
– Ну, я же говорил – Ай Кью – девяносто семь… Другое дело, что мы и подумать не могли, что он не остановится! И продолжит своё чёрное дело до окончания «обустройства». А он – форсировал… Странно. – Назаров, не жалея, выдавливал из горловины тюбика мазь прямо на огромное красное пятно, расползшееся по впалой груди штурмана, кивая и хмурясь, – Так. Теперь я разотру в тонкий слой. Постараюсь понежней.
– Да уж, командир. Хотелось бы понежней. Только ты, Олег, не подумай ничего такого. Я и без «предварительных ласок» достаточно впечатлён. Твоей предусмотрительностью и… Коварством!
– Да ладно тебе, Ксю. Просто после того, как погиб Санчес, и я нашёл предательские следы надпила на баллоне, я сразу продумал нашу линию поведения. Убить на борту можно либо лазером, либо холодным оружием. Бронеплита отлично защитила бы и от того, и от другого! Повезло, что он целился не в голову!
– Ха! Так я же был к нему лицом, а не спиной, как бедолага Пьер! Он понимал, что лицо убрать легче, чем туловище: инерция! А он – расчётливый, и делал всё – наверняка!
– Словом, той ещё тварью оказался наш Гуннар.
– Да уж. Ну а всё-таки, командир… – было заметно, что Ксю неудобно, но он всё же хочет выяснить, – Почему – сам не?!.. Мог же этот гад тебя – запросто?!..
– Не-ет, Ксю. Этот гад хотел меня оставить вот именно – напоследок. Покрасоваться передо мной. Показать, какой он умный, хитрый, и расчётливый. Сказать, как презирает меня. Насладиться моей беспомощностью… И своим триумфом. У него, похоже, с детства – жуткие комплексы. И зависть. И ненависть ко всем вообще.
И – самый страшный грех.
Тщеславие.
Желание так или иначе поиметь свою минуту славы! Чтоб хоть кто-то понял, что он – самый-самый!.. Умный, хитрый, предусмотрительный.
Ну а плиту, если честно, сам себе не засунул по очень простой причине.
Она мне мала. И всё равно не спасла бы в случае попадания! Грудь-то у меня – вон! – Назаров выпятил указанную часть торса, поводив ею из стороны в сторону перед лицом штурмана.
– Хвастун ты, Олег. – тот не удержался от ехидной ухмылки, – Но у Томера была всё равно больше!
– А вот и неправда! – Назаров сделал вид, что оскорблён до глубины души, – Просто у него кость широкая!
Оба пофыркали, затем не выдержали – рассмеялись.
И хотя Назаров понимал, что это – просто истерика, облегчение от того, что всё уже позади, вовсе не собирался себя или товарища останавливать.
Смех – тоже лекарство. Да и спасение от скуки и стресса.
А вот чего им в ближайшие четыре месяца желательно как раз избегать, так это – вот именно, скуки!
Поскольку остались они только вдвоём. И уж за четыре месяца «экзотическим приключением» «насладятся» по-полной. Правда, есть ещё угрызения совести по поводу смертей остальных… Что не предотвратил. И позже, он знал, навалятся эти переживания со всей силой. И не отделаться от них до…
Но это уже – на Базе. Или – на Земле. У психоаналитиков.
Но они со штурманом – профессионалы. Космонавты. А это значит, что вначале – дела, а уж потом – эмоции и переживания.
А вот снова летать в космосе уже после их спасения…
Слишком страшно. Да и не сможет он теперь спокойно смотреть в чёрные пучины пространства, памятуя о том, что те, кого их корабль перевозит туда или сюда, могут оказаться…
Гуннарами.
Не-ет, даёшь привычные и хорошо освоенные планеты, с атмосферой, силой тяжести, и тёплым солнышком!
Вот: кстати! Если премия за «металлолом» окажется и правда – столь большой, даже половины хватит, чтоб уже спокойно выйти в отставку, и небедно жить.
Ну а пока – насущные проблемы.
Вынести трупы, убраться. Конвертер перевести на эконом-режим, благо, им теперь и одной каюты хватит. И топливный элемент нужно побыстрее смонтировать…
Да и беговую дорожку доделать всё равно придётся!Продолжение следует...
Конец
Автор: Мансуров Андрей
Источник: https://litclubbs.ru/articles/51207-eto-vam-ne-agata-kristi.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
