Размер имеет значение для эволюции видов почти всегда. Тем или иным способом, в том или ином смысле. И в данном случае речь пойдёт о самом общем понимании размера. О глобальном влиянии масштабов жизненного пространства на скорость и направленность эволюционных изменений. Автор приводимого ниже комментария, например, не размениваясь на мелочи, сразу ставит вопрос о преимуществах суперземель над миниземлями, – места больше.
Собственно, так и есть. О влиянии размера, – площади, – на скорость эволюции очевидные выводы можно сделать хоть бы и на материале Австралии. Очевидно, что фауна, развивающаяся на изолированном, маленьком континенте – отстала. Благо, хоть не вымерла… Ибо ещё более красноречив пример Мадагаскара. Остров, изолированный 80 миллионов лет, ныне населён потомками животных добравшихся до него на плотах из Африки около 25 миллионов лет назад. Аборигены, ещё при динозаврах населявшие Мадагаскар, когда он ещё не отделился от Индии, просто исчезли.
Проблема в том, что с уменьшением площади, на которой должно происходить эволюционное развитие, видовое разнообразие убывает прогрессивно… Хотя бы просто потому, что меньше популяций достаточной для самоподдержания численности прокормятся… Вместе же с разнообразием видов убывает и разнообразие вызовов, на которые животные, приспосабливаясь, должны дать ответ. Здесь вступает в игру ещё одна общая эволюционная закономерность. К общему усложнению, – не просто к изощрённой адаптации, – ведёт лишь состязание. Нужны конкуренция за ресурсы или отношения хищник-жертва.
...То есть, маленькая планета, – как Пандора из фильма «Аватар» – это плохо, эволюция не будет идти там такими темпами, как на Земле, поскольку целую Лавразию, а тем более Пангею, на карту такого мира не втиснуть. Суперземля, – с большой картой мира, – соответственно, хорошо… Не факт. Не в общем случае.
Во-первых, влияние на скорость эволюционных изменений имеет не площадь, как таковая, а, скорее, площадь эффективная. Не идут в зачёт пустыни и ледники, прочее же следует рассматривать с позиций продуктивности угодий. Последняя же, в свою очередь, зависит от развития биосферы. Если жизнь ещё не вышла на сушу, площадь суши никакого влияния на темпы эволюции не окажет. В реальности, в архее, протерозое и даже нижнем палеозое все эволюционные события разворачивались только на территории прибрежных мелководий. Прочая площадь океана, опять-таки, не шла в зачёт, поскольку продуктивность этой территории была почти нулевой. Жизнь ещё не осилила «фотосинтез в толще воды».
...И, опять-таки, в какой «толще»? Внезапно, суперземля с плотной атмосферой, а значит, удалённая от солнца, чтобы избежать перегрева, получает чувствительный штраф, преимуществами в площади не покрываемый. Пусть бы везде и тепло, благодаря парниковому эффекту и активности недр, но меньшее количество света означает меньшую интенсивность фотосинтеза. Даже, собственно, глубины на которых свет проникает до дна, меньше. Следовательно, убывает и площадь доступных для заселения мелководий… На суше всё это не так чувствительно, – свет оказывается избыточным ресурсом, – но на сушу жизнь выйдет позже.
Если суша вообще есть. Планеты-океаны, – даже обычные, с каменистым, а не ледяным дном, – ещё менее благоприятны для быстрой эволюции независимо от размера. Проблема тут уже не в низкой продуктивности, – не только в ней. Развитие будет тормозиться ещё и недостаточным разнообразием условий.
Последнее также хорошо заметно на Земле. В Тихом океане какая-нибудь сумасшедшая рыба может проплыть 10 тысяч километров хоть по кругу, хоть по прямой, не получив никаких новых впечатлений. Всюду примерно они и те же температура и солёность, одни и те же рыбы… Океан, как следствие, почти бесполезен. Куда чаще, – что можно видеть в истории таксонов, – что-то с точки зрения эволюции интересное происходит в реках, хотя площадь последних ничтожна.
...Перебирать препятствия и затруднения можно долго, но, в целом, должно быть ясным, что для быстрой эволюции нужна, прежде всего, планета с благоприятным климатом и обширными континентами, – для начала нужными только для образования мелководий. Любопытно, что Земля изначально предъявленным условиями не отвечала, и становилась подходящим для развития жизни местом трижды, – в начале, в середине и в конце протерозоя. Предшествующий «горячий Ад», дважды сменялся «холодным Адом» в результате катастрофических оледенений, прежде чем дело как-то пошло. То есть, жизнь ещё и не сразу оказалась готовой воспользоваться открывшимися возможностями.
Размер, соответственно, имеет значение второстепенное. До выхода жизни на сушу, скорее, незначительное. Ибо в большом океане разнообразие условий не слишком отличается от такового в океане малом… Маленький, – такой, какой был на Марсе, – океан, в конце концов, просто окажется неглубок, а значит, продуктивная площадь может оказаться и больше.
С другой стороны, на этапе завершающем, – после того, как жизнь на сушу вышла, – преимуществ больших континентов над малыми никто не отменял. Действительно, жизнь на Пандоре, суша которой мала по площади, да ещё и разделена, будет развиваться не так динамично, как на Земле.
...Нельзя также исключить существование некого «потолка» – предела развития, положенного масштабами жизненного пространства. Критический размер, при котором биосфера не может уже воспроизвестись (на уровне позвоночных) – виды чаще вымирают, чем образуются, – в таком случае находится где-то между Австралией (развитие замедлено, но продолжается) и Мадагаскаром. Но это – очень не точно.
