Горечью пожарищ пропах май 1571 года на Руси. Превратившая в дымящиеся развалины Москву и разорившая ещё десятки сёл, погостов и деревень, 40 тысячная армия крымского хана Девлет-Гирея, медленно, как сытая змея, раздувшаяся от добычи, уползала из разорённой страны обратно в степь, волоча за собой в рабство более шестидесяти тысяч русских невольников. Татары уходили, оставляя после себя груды трупов, реки крови, пепелища, слёзы сирот и матерей. Разбойничий, живший исключительно грабежами и работорговлей, Крым был давней бедой России, извечным злом, веками терзающим измученную русскую землю.
В 1533 году в возрасте трёх лет на московский престол взошёл ставший впоследствии одним из величайших правителей России царь Иван IV. Это был очень умный, расчётливый, дальновидный и блестяще образованный государь, имевший обширную память, обладавший множеством талантов, в том числе писавший духовную музыку, оставивший после себя богатое эпистолярное наследие. Добившись реальной власти, молодой и деятельный царь немедленно начал принимать меры к реорганизации и укреплению государства — как изнутри, так и внешних его границ. Одной из наиважнейших задач, принятых к решению семнадцатилетним царём, было прекращение многовекового перманентного состояния войны со своим восточным соседом - Казанским ханством. Устранить проблему раз и навсегда, можно было только путём полного подчинения Москве этого осколка бывшей Золотоордынской империи. В 1556 году Восточная кампания окончилась полной победой и присоединением к Русскому государству не только Казани, но и Астрахани, и неожиданным подарком: сибирский хан Едигер добровольно перешёл в русское подданство.
Попавший под единую твёрдую власть главный торговый путь между севером и югом – Волга, дал толчок к развитию экономики страны. Влияние России настолько возросло, что под руку Московского государя добровольно перешли черкесские князья и башкиры. Для защиты русских границ и охраны торговых путей из Персии на Русь на Тереке и Сунже были основаны укреплённые городки, заселявшиеся русскими «служилыми людьми» – предками доблестных терских казаков. Далеко шагнув на юг и восток, Московское царство стало граничить непосредственно с самой сильной и могущественной державой тогдашнего мира к тому же активно расширявшей свои границы – Османской империей, что не могло не привести к серьёзной войне.
Пытаясь укрепить государство, покончить с боярским самоволием и устранить угрозу распада страны на удельные княжества, царь проводит ряд реформ, которые в нынешнее время могли бы называть прогрессивными и демократическими. Отменяется существующее правило «кормления воевод», при котором «назначенец из Москвы» мог безнаказанно грабить местное население и делать на подвластной ему территории всё, что душа пожелает. Вместо этого вводится институт выборных земских и губных старост, причём преобразования проводятся на добровольной основе. Нравится воевода – живи по старому, не нравится – земство платит в казну определённую сумму и выбирает, кого пожелает. Укрепление местного самоуправления принесло свои плоды в трудные для России времена, имя выборного земского старосты нижегородца Кузьмы Минина теперь знают все. Царь начинает реформу армии, борясь с одним из извечных зол государства российского, и которому только Петру Великому удалось окончательно прищемить хвост: местничеством. В России 16 века и ранее существовала порочная практика передачи гражданских, а так же, что гораздо опаснее для страны, и высших военных должностей не по знаниям и заслугам, а по наследству и родовитости. Даже если такой горе-командир на поверку оказывался откровенным тупицей, « котора рука шуйца, а котора десница не ведающим», то его всё равно назначали на должность, ибо и дед его полками командовал и прадед, и в «Бархатной книге» предок записан выше талантливого, но неродовитого «служилого человека». Дабы сломать такой обычай, царь организует армию нового строя – опричное войско. В опричную армию широко привлекается неродовитое дворянство, простолюдины и иностранные специалисты, имеющие опыт ведения современных войн. Опричники клялись в верности только царю, а продвижение по службе зависело лишь от их личных качеств, что, естественно вызвало недовольство в среде «родовитого боярства».
Чтобы избежать угрозы боярского мятежа и укрепить «вертикаль власти», Иван Васильевич вводит во многих областях Московского государства, то, что сейчас бы назвали «прямым президентским правлением» - опричнину. Железной рукой царь пресекает все попытка заговоров, усмиряет сепаратистов и продолжает проводить свою линию реформ. Царским правительством решается ещё одна насущная задача - перевооружение армии. Упор делается на насыщение её огнестрельным оружием, для чего в некоторых крупных городах организуются пушечные дворы и пороховые заводы, ведётся активный импорт ружей из Англии. При Иване IV в России появляется новый род войск – стрельцы, поголовно вооружённые пищалями. Массово отливаются новые пушки, на вооружение принимаются передовые по тем временам «системы залпового огня» - многоствольные пушки-«сороки». Совершенствуется тактика ведения боя, изобретен новый вид передвижных полевых укреплений – гуляй-город, представляющий собой сборное сооружение из щитов размером со стену избы, сделанных из дубовых досок в полбревна. Щиты с бойницами для стрельбы скреплялись различными связями, для огнеупорности обмазывались глиной; перевозились в град-обозе специальным воеводой; из них собирали различные укрепления: стены, башни, штурмовые сооружения. В бою применялись отдельные щиты или «острожки» из нескольких щитов, укрывшиеся за ними стрельцы и пушкари двигались в сторону противника летом на колесах, зимой на полозьях. Гуляй-город ставили кругом или в линию фронтом от 2 до 10 км, оставляя между щитами промежутки в 3 м для отхода войск под их защиту.
Обезопасив границы страны на востоке, в 1558 году царь Иван Васильевич начал войну с Ливонской конфедерацией за выход к Балтийскому морю. Война началась для России довольно благополучно, царские войска захватили часть Прибалтики, вошли в древний русский город Полоцк. Вскоре удача сменилась рядом тяжёлых поражений, так как Москве пришлось столкнуться с объединённой коалицией Литвы, Ливонии, Польши и Швеции, которых обеспокоило усиление России на Западе. Все это время беспокойные соседи – крымские татары и их союзники ногаи постоянно тревожили набегами южные границы Руси, нанося колоссальный материальный урон, но ещё более страшными стали демографические потери страны. Крымские бандиты почти ежегодно угоняли в рабство десятки тысяч человек, обезлюживая целые области.
Падение поволжских ханств вызвало недовольство «покровителя всех правоверных» султана Сулеймана Великолепного, который решил принять меры против дерзких московитов. Не стоит забывать, что с 1475 года ещё один осколок некогда великой Орды, Крымское ханство, официально стало частью Османской империи. Постоянно подстрекаемые из Стамбула, прикрываясь благовидным предлогом «защиты казанских и астраханских единоверцев», орды ногайцев и татар с новой силой обрушились на Русь. Для защиты от бандитских вылазок из степи на Южных границах Московского государства модернизируется, а в большей мере заново создаётся оборонительная линия « Пояс Пресвятой Богородицы», состоявшая из многоверстовых засечных линий, укреплённых погостов и крепостей, что позволяло хоть как-то сдерживать толпы алчных хищников. Наконец, султан Селим Второй решает вплотную заняться «русской проблемой». В 1569 организуется «освободительный поход» на Астрахань. Собрав армию из 20 тысяч регулярных турецких войск и присоединив к ним 50 тысяч татар и ногайцев, султан Селим отправляет её на восток. Однако, поднявшись по Дону на судах, турки не сумели переправить по суше тяжёлый осадный парк под стены Астрахани, а без крупнокалиберных пушек взять её было невозможно. На выручку астраханцам вниз по Волге двинулась русская рать, наступали холода и турки сняли осаду. По пути отступления их потрепали донские казаки, да так, что из многотысячного войска до Азова добралось всего несколько сот человек.
Турками и крымцами урок усвоен не был: в 1570 году 50-ти тысячная орда вновь напала на Русь. Осаждённые степными разбойниками Рязань и Коломна выстояли. Их защитники смелыми вылазками смогли отбросить агрессоров от своих стен, а подошедшее царское войско отбило часть полона и окончательно оттеснило татар и ногайцев за Оку.
Настал страшный , 1571 год. 40 тысяч крымцев снова пришли на измученную русскую землю. Девлет-Гирей планировал, как обычно, пограбить страну, наловить рабов и по пути разорить какой-нибудь сравнительно крупный город. На этот раз жертвой должен был пасть Козельск. Однако нашёлся изменник, некий боярин Сумароков, который явился к хану и доложил, что «на Руси засуха и мор, войско воюет в немцехь, людей у царя мало». Предатели из числа казанских татар, бывших на службе у Московского государя и переметнувшихся в стан своих единоверцев, показали обходные пути через засечную линию и броды на Оке. Скрытно перейдя реку, крымское войско стремительным маршем двинулось на север. Обнаружив татарское войско у себя в тылу, страж окского рубежа воевода Иван Бельский во главе 6 тысячного отряда земского ополчения сумел чудом опередить врага и первым пробиться в Москву, однако никаких мер для организации отпора принять не успел.
Ворвавшиеся татары сразу в нескольких местах подожгли деревянный город. На пылающих улицах закипели кровавые схватки – неорганизованные, разрозненные отряды Бельского на свой страх и риск пытались противостоять захватчикам. Жители столицы в ужасе метались между горящих домов, в поисках спасения от огня и сабель крымцев. Все ворота Кремля до самого верха были наглухо забиты телами погибших в страшной давке москвичей, пытавшихся укрыться от беды за каменными стенами. Загорелись и взорвались пороховые склады, расположенные неподалёку от Спасской башни. Ударной волной напрочь снесло целый квартал купеческих лавок, лабазов и домов обывателей вместе с прятавшимися там людьми. Впоследствии образовавшийся на месте взрыва «зелейных скарбниц» огромный пустырь, не стали застраивать, превратив его в площадь, которую так и назвали - «Пожар» (ныне «Красная площадь»). В подвалах уцелевших каменных церквей, за стенами монастырей и в самом Кремле, задыхаясь в дыму, заживо сгорая в огненном шторме, в страшных муках гибли тысячи мирных жителей, воинов и монахов, бояр и служилых людей. Сам московский воевода Иван Бельский не избежал общей участи, сгинув в пожаре. Подожжённая татарами столица выгорела дотла.
Обнаглевший от такой удачи Девлет-Гирей послал царю Ивану Васильевичу нож с предложением зарезаться самому, и пообещал вернуться и сесть на Московский престол вместо него. И тогда Иван Грозный и русское правительство решило пойти ва-банк, задумав спровоцировать крымского хана на ещё больший поход, чтобы, заманив войско противника в западню, покончить с гнусными разбойниками раз и навсегда. Для того, чтобы разрешить «крымскую проблему» одним ударом, государем и Боярской думой была разработана блестящая операция. Царь, чтобы показать свою окончательную слабость и бессилие написал письмо турецкому султану с предложением отдать Астрахань, не сказав ни слова о Казани. Он прекрасно знал, что на такое предложение Блистательная Порта не согласится никогда. Так и произошло: в ответном письме султан Селим Второй высокомерно предложил Ивану Васильевичу перейти под его руку, а волжским ханствам потребовал предоставить полную независимость, угрожая новой войной. Якобы сильно испугавшись, русское правительство демонстративно приказало срыть сунженские и терские городки (им всё равно было не устоять против согласованного удара турок и степняков) и эвакуировать их население за надёжные стены Астрахани.
На новый, 1572 год царём и Боярской думой была разработана военная доктрина, направленная на организацию отражения крымско-турецкого нашествия - «Наказ». «Наказ» был выдан из Разрядного приказа от имени царской администрации, возвращённому из Белозерской ссылки, 62-х летнему князю Михаилу Ивановичу Воротынскому и другим воеводам, с весны 1572 г. назначенных во главе 5 полков на службу «на берегу» то есть в пограничную охрану по берегу реки Оки. В «Наказе» было предусмотрено всё: численность полков, откуда придут на пополнение люди и с каким оружием, что делать при том или ином развитии событий; рассматривались различные варианты направлений ударов противника, разработаны подробные планы по их пресечению; были учтены все мелочи, вплоть до суммы подённого жалованья и суточного довольствие воинов, и обязанности особо оговоренных населённых пунктов варить пиво и мёды для ратников. Жителям пограничных городов было приказано заблаговременно готовится к длительной обороне, приняв под защиту население окрестных сёл и деревень: «А осады все на Коломне, в Серпухове, в Колуге, на Резани, на Туле, в Козельску и во всех городех украинных людей по вестем заранья в осады собрать однолично. А Коширской уезд собрати в осаду на Коломну да в Серпухов, кому где ближе. А во все городы осадчиков послати ранее с того же сроку з благовещеньева дни, чтоб везде осады были устроены и собраны и розписаны заранее; не тогды б осадчиков посылать и в осады збирать, как царь (имеется в виду Девлет-Гирей) придет, собрати б их заранее ».
Прекрасно зная, что в «правильном» сражении против многократно превосходящих сил не выстоять, был отдан приказ: « беречи накрепко, чтоб им наперед в котором крепком месте стати, выбрав такое место, стати, а на походе полки со царем на поле без крепости однолично не сходитися», это распоряжение, категорически запрещающее традиционную в военном искусстве тех лет «битву в поле» повторяется в царском указе несколько раз. В случае поражения русской армии, рассматривался вариант партизанских действий против ордынцев, но царь и Дума верили своим войскам и воеводам и надеялись только на победу.
Была проведена великолепная акция по дезинформации противника о поспешном бегстве царя с казной и всеми ценностями, из-за страха перед татарами, из якобы абсолютно неготовой к обороне Москвы в Новгород. Некоторые исследователи, объясняя такой, вроде бы нелогичный поступок Ивана Грозного, прямо обвиняют его в трусости. Но позвольте, правильно ли было перевозить казну и прочее из одного прифронтового города в другой? Шла Ливонская война, а Сигизмунд Август был не менее грозным противником, чем Девлет – Гирей. Гораздо разумнее и надёжнее было спрятать всё ценное и укрыть царский двор где ни будь за непроходимыми лесами в Вологде или какой-нибудь Соли Камской. Скорее всего, прибытие царя в Новгород и наличие при нем десятитысячного войска могло не только пресечь завоевательные планы западных соседей, но и немного остудить горячие головы новгородской сепаратистской фронды. Да и в случае поражения на юге, Ивану Васильевичу, который всё равно оставался законным Государем, можно было начать восстановление страны, опираясь на людские и материальные ресурсы северных и северо-западных областей государства.
Блестяще сработала и русская разведка: с помощью богатых «поминок» на корню был куплен один из ближайших советников крымского хана, мурза Сулеш, поставлявший Москве ценнейшие сведения обо всех намерениях Бахчисарайского дивана. Из-за продолжавшейся Ливонской войны, московское правительство имело весьма и весьма ограниченные людские ресурсы, ратников в войска князя Воротынского набирали буквально по человеку со всей страны, о чём говорит «Полковая роспись Берегового войска», где подробно расписано: какой город и сколько должен выставить бойцов. Впрочем, правительство не поскупилось на обеспечение ополчения «огненным нарядом» - пищалями и пушками. По десятку, сотне из стекавшихся на битву ратоборцев собиралось под Серпуховом земское и опричное войско. Пришла тысяча донских казаков во главе с атаманом Михаилом Черкашенином, подоспели подряженные украинские хлопцы «з двема головами, с Юрьем Булгаковым да с Ываном Фустовым».
Явился отправленный лично царём семитысячный отряд опричного войска, состоявший из западноевропейских наёмников во главе с «ротмистром Юрьем Францбеком и суздальцем сыном боярским Темиром Алалыкиным». Для «речного боя» подтянулись нанятые промышленниками Строгановыми «вятчане в струзех на реки 900 чел.». Прибывали стрельцы, посошная рать - ополченцы, поместная конница, опричные войска, воеводы. Броды на Оке «убивались» кольями и плетнями, переправы укреплялись окопами, в воду и по берегу обильно рассыпался «чеснок», своеобразное «противоконное» оружие, придуманное русскими специально для борьбы с вражеской кавалерией. Общее руководство армией было поручено князю Михаилу Ивановичу Воротынскому, земским ополчением и большим полком командовал Иван Васильевич Шереметев, опричным войском руководил молодой отчаянной храбрости воевода Дмитрий Иванович Хворостинин. Защиту Москвы поручили князьям Юрию Ивановичу Токмакову и Тимофею Долгорукому. Центром обороны окского рубежа стал Серпухов. Страна готовилась к решительной битве. Все свободные силы русского государства были стянуты в кулак: «и всего во всех полкех со всеми воеводами всяких людей 20 034 чел., опричь Мишки с казаки». И всё же этих сил было мало – 21 тысяча русских против стотысячной крымско-турецкой армии. Приходилось воевать не числом, а умением, да надеяться на стойкость воинов, защищающих родные дома, на согласованность действий воевод и на преимущество в «огненном бое».
Планировавшееся Девлет-Гиреем на осень 1571 года новое нашествие на Москву пришлось отложить: донские казаки подожгли степь, лишив провианта подвижной состав крымского войска – конницу. Вдобавок чубатые запорожцы, направляемые «рукой Москвы», расправили паруса своих «чаек» и принялись разорять прибрежные крымские улусы, а волжская казачья вольница пограбила и спалила столицу ногайской орды город Сарайчик. Крымский хан, получивший от султана титул «Тахт-алган» (Берущий трон) уже не останавливался в своих притязаниях: « Зачем брать часть, если можно взять всё?». Он прекрасно знал, что Русь находится в тяжелейшем состоянии и был уверен, что страна падёт к его ногам. Крымский властитель вполне обоснованно рассчитывал, что на полное подчинение всей страны ему понадобится всего два года. Для этого хан объявил сефери (большой набег), в котором обязаны были принять все боеспособные мужчины ханства старше 15 лет, отказывавшихся выступить – убивали на месте. К лету 1572 года под ружьё встало всё взрослое мужское население Крыма, ногайцы во главе с мурзой Теребердеем, кавказские горцы. Из Турции прибыли 7 тысяч янычар, привезя с собой осадные пушки с обученными расчётами. Всего в поход двинулось 120 тысяч человек – гигантская по тем временам армия. Девлет-Гирей заранее раздал русские города и уделы своим мурзам, выдал купцам ярлыки на беспошлинную торговлю в Московии. Орда шла устанавливать новое иго, гораздо более страшное, чем Батыево. Шла, чтобы остаться на Руси навсегда. Впрочем, так оно и вышло.
27 июля 1572 года передовые части крымско-турецкого войска подошли к Оке. Обнаружив, что в самом удобном месте для переправы на берегу стоит войско Воротынского, Девлет-Гирей приказал весь день симулировать подготовку к форсированию реки, перестреливаясь с русскими, а ночью совершить обходной маневр и переправится в других местах, оставив 2 тысячи человек в старом лагере для демонстрации своего присутствия. Впрочем, русские воеводы предусмотрели и такой вариант развития событий. К тому же, чтобы захватчики не беспокоились вообще ни о чём, Воротынский продемонстрировал свою мнимую слабость, запретив стрелять по врагу из пищалей, и надёжно укрыл от посторонних глаз имевшиеся у него пушки.
Ногайская орда направилась к месту, именуемому в летописи «Сенкин перевоз», который скорее номинально, чем на самом деле, охранялся 200-ми «детьми боярскими» под командованием Ивана Петровича Шуйского. Во многих интернет-изданиях, посвящённых данной теме, превозносится их мифический подвиг, якобы они геройски сопротивлялись стократно превосходящим силам и все погибли не сойдя с места. Но никто из авторов не задавал себе вопрос: а зачем? Ведь если русским воеводам действительно было нужно удержать брод, то они явно не оставили бы там такой малочисленный отряд, не имевший за собой никаких укреплений, который в правильном сражении ну никакого серьёзного отпора численно превосходящим войскам дать не мог в принципе. Конные лучники крымцев перестреляли бы их в миг. Впрочем, об этом говорит и летопись : «И Теребердей мурза с нагайскими тотары пришол на Сенкин перевоз в ночи и тех детей боярских розогнали и розгромили и плетени ис подкопов выняли да перешли на сю сторону Оки реки». Но свою задачу «розогнанный» отряд Шуйского выполнил, наглядно продемонстрировав захватчикам, что «меч султана» - крымский хан опять застал неразумных гяуров врасплох.
Переправившиеся ногайцы, скорым маршем «не грабя, не воюя» продвинулись вперёд и заняли важный узел ведущих на Москву дорог, находящийся в районе современного Подольска. Здесь мурза Теребердей стал лагерем, дожидаясь подхода основных сил и устроив засады на трактах, в расчёте на то, что русские, как и в прошлом году, сломя голову кинуться спасать свою столицу. Девлет-Гирей с основным войском, тоже переправлявшийся у Сенькина перевоза и возле деревни Дракино, неожиданно натолкнулся на сторожевой полк воеводы Никиты Романовича Одоевского. Отряд из 1225 русских воинов принял неравный бой и в ожесточённой битве полёг почти полностью. Но теперь крымский хан был полностью уверен, что глупые урусы опять бегут впереди него к Москве. Воевода Воротынский, узнав, что всё крымско-турецкое войско перешло на левый берег Оки, быстро поднял армию и двинулся вслед за врагом. Ловушка захлопнулась.
Сто двадцать тысяч человек – это огромная армия, которая в движении по лесистой, пересечённой местности растягивается на многие километры. 28 июля 1572 года передовые отряды крымцев стояли на реке Пахре, в 45 верстах от Москвы, а арьергард, включая обоз с пушками и порохом, находился от крымского авангарда в 15 верстах, близ села Молоди.
По приказу князя Воротынского, пятитысячный отряд Дмитрия Хворостинина с «немъцы и со стрельцы и со многыми дворяны и з детми бояръскими и з боярскыми людьми» был отправлен вдогон татарам. Стремительным ударом опричные конники опрокинули и изрубили неприятельский сторожевой полк, и главное, разгромили обоз, оставив армию захватчиков без пороха. Крымские хищники-людокрады были храбры только со слабейшим противником, встретившись с отрядом отчаянных рубак Хворостинина, татары, включая находившихся в их рядах двух «царевичей», бросились наутёк. Преследуя удиравших во весь дух незадачливых вояк, опричники встретились лицом к лицу с основными силами противника, никак не ожидавших повстречать в своём тылу сильное московское войско. Русские не растерялись и с саблями и копьями устремились на врага, нанося не ожидавшему нападения неприятелю страшные потери. Арьергардные части крымцев начали в беспорядке отступать.
Как свидетельствует летописец, « и царевичи прибежали и учали царю ( Девлет-Гирею) говорить, что к Москве итти не по што: московские люди побили нас здесь, а на Москве у них не без людей же. И царь крымской послал нагайских и крымских тотар двенатцать тысечь». Всё шло так, как и запланировали русские воеводы: зверь, когда ему наступают на хвост, всегда поворачивает голову к обидчику. Меряться силами в сабельной схватке с превосходящими силами врага Хворостинин не стал, а совершил излюбленный казачий маневр – «вентерь». Заманив ложным бегством и, уйдя резко вправо, молодой воевода подставил левый фланг ринувшейся за ним орды под огонь заранее установленного гуляй-города. «И в те поры из гуляя князь Михайло Воротыньской велел стрельцом ис пищалей стреляти по татарским плъком, а пушкарем из большего наряду ис пушек стреляти» сообщает хронист. Предвкушавшие лёгкую победу густые толпы крымской конницы с разгона напоролись на кинжальный огонь русского «наряда».
Дружным залпом грохнули пушки, застучали пищали, стрекочущими очередями ударили многоствольные «сороки». Ядра, свинцовый и каменный «дроб», пищальные пули выбивали целые улицы в плотных рядах неприятельских всадников. Воспользовавшись замешательством врага, в атаку ринулась русская конница Большого полка Ивана Васильевича Шереметева, нещадно избивая заметавшихся степняков. Успевший перезарядить оружие, «наряд» дал ещё залп по превратившемуся в хаотичную толпу крымскому войску. Развернувшийся отряд опричной конницы Хворостинина атаковал неприятеля с тыла и фланга. Бой превратился в бойню. Из 12 тысяч всадников, отправленных вдогон за дерзкими урусами, к основному войску вернулись считанные единицы. Русские потеряли убитыми 70 человек.
Оторопевший от такого погрома Девлет – Гирей приказал своему войску остановится, как указывает летопись « на болоте, в семи верстах от Пахры». Чтобы не давать врагу покоя, Михаил Воротынский приказал казакам и лекговооружённым конным добровольцам выдвинуться вперёд и «травитися» с крымцами, не принимая серьёзного боя. Под их заслоном весь день 29 июля, русские укрепляли позиции. Ратники установили на большом, широком холме гуляй - город, в котором укрылись Большой полк и опричный отряд Хворостинина. За рогатками, плетнями и прочими полевыми укреплениями слева и справа от холма, прикрытые речушкой Рожаей, выстроились стрельцы с боярской конницей и казаками.
На следующий день армия крымского хана двинулась на русских : «и июля в 30 день крымской царь съшолся з государевыми бояры и воеводы в сроду на Молодех у Воскресенья, от Москвы за полпятадесять верст.» Увидев изготовившееся к битве русское войско, крымский военачальник с ужасом осознал, что попал в капкан. Впереди, закрывая дорогу в родные степи, стояла армия Воротынского, обойти которую мешали непроходимые леса и болота, позади - ощетинившаяся пушками Москва. Весь день крымская армия упорно атаковала с виду слабую, но оказавшуюся неприступной деревянную крепость. Устилая склоны холма и подступы к нему человеческими и лошадиными трупами, османское войско упрямо продолжало идти на штурм. Попытки прорваться сквозь проходы в стенах гуляй-города оканчивались безрезультатно: отряд закованных в прочные доспехи, вооружённых длинными пиками и алебардами ландскнехтов Хворостинина всегда оказывался вовремя и в нужном месте. Опричники-иностранцы доказали, что не зря едят царский хлеб: ногайский вождь, мурза Теребердей был ими зарублен насмерть, вместе с ним погибли несколько знатных «ширинских князей», а ближайший советник хана «большой мурза Дивей» и некий «астраханский царевич» были пленены одним из командиров этого «иностранного легиона» Темиром Алалыкиным.
Раз за разом отряды казаков и царёвых конников атаковали с флангов, мечущихся под огнём пушек и пищалей, засыпаемых стрелами из гуляй-города крымцев, давая возможность ратникам большого полка перегруппироваться, а стрелкам перезарядить оружие. Наконец изрядно поредевшая орда отступила. Два последующих дня прошли в скоротечных стычках конных разъездов. Девлет-Гирей, в тщетной надежде ожидавший бегства русской рати к Москве, наконец-то понял, что русские никуда не уйдут и занялся приведением в порядок своих потрёпанных войск, готовя их к решительному штурму. Положение ратников Воротынского было тяжёлым. В гуляй-городе скопилась масса раненых, не хватало воды и продовольствия, как сообщает участник тех событий опричник Генрих Штаден «в полках учал бысть голод людям и лошадям великий». Однако все, в том числе и наёмники прониклись важностью момента и терпели лишения без ропота. Но дела у крымско-турецкой армии были ещё хуже. Привыкшие грабить и убивать беззащитных людей, степные хищники столкнулись с армией, превосходящей их не только технически, но и бывшей гораздо сильнее их духом.
2 августа « царь крымский послал царевичей и ногайских тотар и многие полки выбивать Дивея-мурзу». Не обращая внимания на потери от залпов стрелецких полков и пушечного наряда, бивших по наступающим практически в упор из всех стволов, конная лавина в решительном броске смяла ряды русских стрельцов, защищавших подножие холма. Более трёх тысяч бойцов в долгополых стрелецких кафтанах пали в страшной сече, не отступив ни на шаг. Самопожертвенный бросок посланной Воротынским лёгкой конницы дал возможность остаткам погибавших стрелков отойти под защиту гуляй-города, но почти все отважные казаки и «дети боярские» навечно остались лежать в густой траве на берегах Рожаи. Наконец сообразив, что в конном строю одолеть защитников гуляй-города не получится, Девлет – Гирей пошёл на невиданный шаг: приказал войску спешиться и, вместе с янычарами, атаковать этих упорных московитов в пешем построении. Под убийственным огнём русского наряда, под градом пуль и стрел, перебираясь через груды окровавленных тел людей и лошадей, янычары, татары и ногаи упорно лезли вверх по холму. Вот они уже схватились врукопашную с отрядом стрельцов, прикрывавшим фланг гуляй-города, вот уже подобрались вплотную к деревянным стенам...
В ярости атакующие бросали оружие и пытались руками разрушить русское укрепление: « и как татарове пришли к гуляю городу да ималися руками за стену у гуляя города, - и нашы стрельцы туто многых татар побили и рук бесчисленно татарьскых отсекали». Сосредоточив все наличные силы на наметившемся месте прорыва, крымский военачальник перестал следить, за тем, что творилось на других участках поля битвы. Этим воспользовался князь Михаил Иванович. Оставив за стенами гуляй-города сражаться оставшихся в живых бойцов опричного отряда Хворостинина, стрельцов и пушкарей, сам Воротынский с тяжеловооружёнными конниками Большого полка вышел из укрепления, и, по глубокому оврагу, незаметно обогнул позиции вражеских войск. По условленному сигналу, русские артиллеристы ударили залпом из всех стволов по начавшим очередную атаку неприятельским войскам, после чего кавалерия обрушилась сзади на пеших крымцев и турок. Одновременно из гуляй-города сделал вылазку бесстрашный Хворостинин « с немцы и с сьтрельцы. И сеча была великая».
В рядах армии Девлет-Гирея, подвергшейся сокрушительному удару с двух сторон, началась паника, русские, мстя за многолетнее унижение, поруганные святыни, за грабежи, разбои, за муки, слёзы и кровь своих соотечественников, устроили степным хищникам кровавую баню. Под саблями русской конницы сгинули сын и внук крымского хана, было убито и пленено множество знатных мурз, но самое главное: сражавшиеся в пешем строю и разогнанные по окрестным лесам и оврагам остатки неприятельских полков лишились лошадей, утратив свой главный козырь – маневренность. Ранним утром 3 августа, оставив в качестве прикрытия трёхтысячный отряд, крымский хан и его разбитая армия окольными путями бросились наутёк: «Побежал еси, собака крымской царь, не путём еси, не дорогою, не по знамени, не по чёрному!». Узнав о бегстве Девлет-Гирея, царские воеводы подняли всех, кто мог держать в руках оружие и ринулись на врага. Стремительным ударом был разгромлен и истреблён до последнего человека ханский заслон. Московские ратники преследовали и нещадно рубили бегущих к Оке пеших крымцев. Спасаясь от русских, оставшиеся без лошадей татары, ногаи и турки толпами бросались в реку, где их встречали «вятчане на струзех, да с ними казаки польские наёмные со пищальми». Плывущих били баграми, веслами, кололи копьями, стреляли из пищалей и луков. Река, вобравшая в себя немало слёз русских людей, угоняемых степняками в рабство, теперь покраснела от вражьей крови. Остававшийся охранять переправу двухтысячный отряд крымцев был атакован с двух сторон: с воды ладейной ратью и стрельцами с берега и разбит наголову. Хан и около 10 тысяч конников, всё, что осталось от некогда огромной и грозной армии, прорвались и ушли в степь.
Победа была полной. Такого разгрома ни Крымское ханство, ни Блистательная Порта ещё не знали. На берегах безвестной подмосковной речушки Рожаи навсегда осталась ПОЛОВИНА ВСЕЙ АРМИИ Турецкой империи! Под Молодями было уничтожено 110 тысяч человек - практически всё взрослое мужское население Крыма, поголовно перебили всех янычар, русским достались богатые трофеи: пушки, казна, ханские знамёна, обоз и даже личные сабля и лук Девлет-Гирея. Великолепно задуманная и тщательно спланированная операция по ликвидации «крымской проблемы» была с блеском завершена. Сражение 29 июля – 3 августа 1572 года стало поворотной точкой в противостоянии Руси со Степью. Разорённая набегами, стихийными бедствиями, раздираемая внутренними проблемами, ведущая войну на два фронта Русь всё-таки выстояла, доказав своё право на существование, как великая православная Держава. Потеряв за три года на русских равнинах 20 тысяч отборных янычар и всю армию своего союзника, Блистательная Порта навсегда отказалась от планов покорения не только Московского царства, но и дальнейшей экспансии в Европу. Мечтам Турции о мировом господстве пришёл конец.
Герой битвы князь Воротынский умер 12 июня 1573 года, через 10 месяцев после победы, видимо так и не оправившись от полученного в бою ранения. Михаила Ивановича похоронили на кладбище Кирило-Белозерского монастыря. Могила воеводы особо почиталась монашествующей братией, возведшей над ней церковь. Осенью 1572 года была отменена опричнина и в немалой мере из-за отсутствия у царя самих опричников, сложивших головы в Молодинском сражении. Опричное войско своим подвигом показало всем, что веками пестуемая легенда о том, что «опричники горазды против своих, а от чужих бегут» всего лишь чья-то очередная лживая выдумка. Впрочем, и страна в опричнине более не нуждалась, Россия окончательно стала единой державой, превратившись из заурядного Московского княжества в могучее Московское царство.
Страшно представить, что стало бы с нами всеми, если бы у власти в то время стоял не собравший всю страну в кулак царь Иван, а заботящиеся лишь о своих уделах бояре и каким стал бы привычный всем нам мир, в случае поражения Воротынского и гибели русского государства. Без преувеличения можно сказать, что итог Молодинской битвы повлиял не только на судьбу нашей страны, но и на судьбу всего мира. Однако об этом знаменательном событии до настоящего времени знает лишь довольно ограниченный круг лиц: специалисты, любители военной истории, просто неравнодушные граждане. Широкой общественности о победе войск Ивана Грозного летом 1572 года практически неизвестно ничего.
«По своим масштабам, - пишет историк Николай Скуратов, - сражение при Молодях превосходит Куликовскую битву, между тем об этом выдающемся событии не пишут в школьных учебниках, не снимают фильмы, не кричат с газетных полос. Это и не удивительно, ведь в противном случае можно дойти до пересмотра нашей истории и героизации Ивана Грозного». Наверное, именно поэтому блистательная победа русского оружия была «положена под сукно» и на долгие годы успешно «забыта» различными маститыми профессионалами от истории всех рангов и степеней.
С европейцами-то всё понятно: это они и только они, а не какие-то полудикие варвары-московиты, остановили «потрясателей вселенной» разбив их под Веной и при Лепанто. А вот кто и зачем стёр нашу память? И дождёмся ли мы когда-нибудь правдивого ответа на этот, вовсе не риторический вопрос?
https://proza.ru/2015/08/03/793
