Когда Галина легла в больницу по какому-то пустячному поводу, она даже представить не могла, что за время ее отсутствия дома может случиться что-нибудь плохое. Но ведь случилось.
А произошло вот что. Народ на лавочке около подъезда о чем-то спорил. В ответ на резкое замечание Галиной матери 80-летней Елизаветы Максимовны, соседка Наталья, особа лет 45, мощного телосложения, достала из кармана халата газовый баллончик и брызнула старушке в глаза и нос. Елизавета Максимовна на некоторое время ослепла и начала задыхаться. Она попросила другую соседку Ирину помочь ей дойти до квартиры.
Чтобы не волновать дочь, Елизавета Максимовна ничего не рассказала Гале, и Иру попросила молчать. Та обещала, и честно держала слово примерно полгода. А потом все равно случайно проговорилась.
- Что же ты полицию не вызвала? – возмутилась Галина.
- Да потому, что мне дороги мое здоровье и моя жизнь, - ответила Ирина.
Выяснилось, что Елизавета Максимовна была не первой жертвой Натальи. Незадолго до этого от нее досталось другой бабуле, возраста Галиной матери. Наталья пару раз ударила ее по голове. Вот Ира и испугалась.
Галина понимала, чтобы обратиться в полицию, надо иметь веские основания. Она бросилась искать свидетелей инцидента. Но все они вдруг «ослепли» и «оглохли». «Да когда это было!» «Нет, мы ничего не видели!» «Не помним!» - отвечали соседи. С Натальей связываться никто не хотел, потому что она намекала, кивая на двух потерпевших старушек, что так будет с каждым, кто попробует ей перечить или даже не понравится ей по каким-то причинам. Встречая Елизавету Максимовну, Наталья интересовалась: «Ты еще не сдохла? Ничего, немного осталось!» и ухмылялась, наслаждалась ее страхом.
Несколько ночей Галя не спала. Вспоминала рассказ матери о том, как она девчонкой переживала оккупацию в Пролетарском районе Ростовской области. Через территорию проходила дорога на Сталинград. 9-летнюю сироту Лизу, без документов, привезли к ее дальнему родственнику, поскольку другой родни у девочки не осталось. У родственника – своих двое мелких и грыжа. И вот этих детей фашисты «мобилизовали» хоронить своих солдат. Привязывали 3-4 ребятишек к трупу и заставляли тянуть его до могилы. Однако враги Лизу не убили и не покалечили. И вдруг ее чуть не сделали калекой дома, в мирное время.
Как назло, в семье не было мужчин, чтобы разобраться с обидчицей. А сама Галя – ростом невеличка, хрупкого телосложения, в мать Елизавету Максимовну. Но вот откуда-то силы взялись. Схватила Наталью за отвороты пиджака, прижала к стене: «Если ты, фашистка, еще раз мамочку тронешь, то я тебе»… Огромная необъятная Наталья могла бы Галину одним пальцем зашибить. Но вдруг испугалась, побледнела. Что-то, видно, прочла в Галиных глазах.
Дня через три пришел участковый.
- В Дежурную часть поступило заявление от некой гражданки Натальи О., - сообщил он. – Она написала, что вы ей угрожали убийством, оскорбляли. Вот провожу проверку.
- А про маму мою Елизавету Максимовну в заявлении ничего не сказано? – поинтересовалась Галина.
- Сказано, - закивал полицейский. – Якобы она нанесла Наталье О. телесные повреждения и вообще… проходу не дает.
- Если взять меня и мою маму и сложить, то даже одна Наталья не получится. Кроме того она моложе меня, не говоря уже о маме. Как мама могла нанести Наталье телесные повреждения?
- Да я понимаю, - страж порядка смотрел в сторону. - Но мне дано указание – провести проверку. Вот я и провожу. Служба такая…
И опять ночи без сна. В 4 часа утра Галина взяла в руки авторучку и положила перед собой бумажный лист.
«Как странно устроен человек. Я никогда не доверяла свои чувства бумаге. У меня никогда не было дневников с тайнами. Я не любила писать письма. На мамины два отвечала в лучшем случае одним. Ее длинные послания читала порой в несколько приемов, сразу прочесть было лень. Как я хочу сейчас просто подержать их в руках… У меня было такое чудо, волшебство – мамины письма. Но они утеряны. Как я виню себя за это!
У моей дочери нет писем от меня, мы общаемся по мобильнику и по скайпу. Я напишу ей единственное письмо, полное любви и тревоги за нее, и положу в сумочку. В ту, какая есть у каждой бабушки. В этой сумочке вещи, приготовленные в последний путь.
Как много мы теряем по глупости и как горько об этом жалеем потом… Недавно моя любимая внучка, ненаглядная наша кроха, сказала, что она меня любит очень-очень. И для меня вдруг дошло, как легко, как приятно любить тех, для кого не нужно что-то делать, напрягаться, чем-то жертвовать.
Дорогая моя мамочка! Мне так легко было любить тебя. Мне не нужно было ничего делать для этого. Ты отдавала нам все, что только могла. Не помню тебя в красивом платье. Ты всегда была в рабочих брюках и тужурке, легкой или теплой, по погоде. Ты у меня такая красивая! А в молодости была вообще чудо! Но… твои черные волнистые волосы всегда были под платком. Дома ты носила старенький халатик. Бежала на перерыв домой в любую погоду (где бы ты ни работала), чтобы накормить нас.
Мне и сейчас легко любить тебя. Ты сама себе готовишь, стараешься убрать и постирать за собой. Мамочка, я не обнимаю тебя потому, что у меня перехватывает дыхание, не могу удержаться от слез.
Я не могу отдать это письмо маме. Она будет плакать, читая его. Не хочу, чтобы она плакала. Не хочу, чтобы наши мамы плакали».
Поставив точку, Галина легла и впервые спокойно уснула.
Свое заявление Наталья забрала. И теперь Галю и ее мать обходит стороной. Но Галина всегда готова вступиться за мамочку. Она ее в обиду не даст.
