«Суламифь» Александра Куприна, 1908
#LiterMort #БугаёваНН #русскиепоэты #классикилитературы #русскиеписатели
«Суламифь» пронизана библейскими мотивами и прекрасно стилизована под жанр древнего мифологического эпоса. Художественной речи Куприна свойственна одновременно и цветистость, и ясность выражения. Центральные смысловые понятия в повести — любовь, истина, мудрость, красота.
Красота у Куприна — объективное, зримое понятие. Она универсальна, чётко определяема и формулируема. Однозначно прекрасны и очевидны в своей красоте солнце, его восход, луна. Это архетипические образы, наиболее ранние из вошедших в литературу, свойственные мифам и легендам древнего общества. А значит — истинные.
«Кто это, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце? О Суламифь, красота твоя грознее, чем полки с распущенными знамёнами!»
И красота молодой женщины стоит над всем. Она во всём подобна и заре, и луне, и солнцу. Красоты женщины для мужчины прекраснее всего, и это истина.
Однако Куприн снабжает каждый из понятийных образов в своём «дано» задачи чётким и прозрачным эпитетом: заря блистающая, луна прекрасная, солнце светлое. А женская красота — «грозная». Это уже не обычный украшающий эпитет (греч. epitheton ornans), а оксюморон, эпитет с противоположным значением.
На какие внутренние свойства этой красоты обращает внимание Куприн своим оксюмороном, дополненным сравнением и риторическим восклицанием? Женская красота «грознее полков с распущенными знамёнами». Полки — это агрессивное силовое воздействие, красота Суламифи — нежное фемининное начало, агрессии лишённое.
Таким образом Куприн столкнул в определении красоты два архетипических мотива: маскулинного и фемининного, мужского и женского,— признавая истинную силу за тем, который подкреплён красотой, а не силой оружия.
Тем не менее, женская красота, согласно Куприну, бывает разной. Красота Царицы Савской, например, иная, чем у юной Суламифи: «лицо её носило печать страшной, нечеловеческой красоты.»
Куприн вновь подкрепляет мотив красоты эпитетами, раскрывающими авторский замысел. Страшная красота — вновь оксюморон. Нечеловеческая. Красота не диктуется лишь формой тела; напротив, на красоту напрямую влияет содержание человека, его внутренний мир. Царица Савская — властная, поднаторевшая в чувственности, сделавшая эту чувственность своим единственным законом, ждущая от всякого нового дня лишь одного: интимной близости с Соломоном.
«… царицей Савской, превзошедшей всех женщин в мире красотой, мудростью, богатством и разнообразием искусства в страсти».
Мудрость Царицы Савской однобока: это мудрость чувственности. Та самая «наука страсти нежной», упоминаемая Пушкиным. «Разврат хладнокровный», пишет Пушкин. Действительно, богатство лишь в одном, в страсти, ведёт к оскудеванию прочих сторон жизни. Вот почему мудрость Савской «обыкновенная», и Соломон начинает тяготиться ею.
«Но уже начинал он тяготиться красотою обыкновенной человеческой мудрости, и не имела она в глазах его прежней цены. Беспокойным и пытливым умом жаждал он той высшей мудрости…»
Чем красота Суламифи превосходит красоту Царицы Астис?
Суламифь добрее и нежнее. Внешняя красота недостаточна, неполна, если не находит внутреннего подкрепления. Истинная красота «щедра», а царица скупа, скаредна: она «чахнет» над любимым Соломоном, как старик над златом. Такая любовь загнивает, такая красота покрывается тленом.
Следовательно, любовь и красота царицы скупы и тленны, а Суламифи — щедры и нетленны.
Мнимые любовь и красота разрушительны и агрессивны, истинные — созидательны и добры.
«… красота души и тела будет самой лучшей и самой сладкой мечтой в мире…»
Истинная красота, по Куприну, это единство красоты духа и тела. Через это мифологическое слияние он вводит мотив мечты, пояснённый эпитетом «сладкая». Мечта — сладкий плод любви. Им можно лишь прельщаться, вкусить его непросто. Земная, тленная любовь обретается легко, но её плоды гнилы, и в их чрезмерной сладости сквозит горечь. Высшая любовь нетленна, однако неуловима, как мечта.
«Благодарю тебя, мой царь, за всё: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость.»
В речи Суламифи к Соломону Куприн объединяет три главные смысловые единицы: любовь, красоту и мудрость.
Каждое понятие неполно без прочих. Истина обретается лишь в гармонии всех трёх. В финале эта «троица» дополняется четвёртым элементом — одиночеством. К нему приводит отказ от земного несовершенства, от тлена разрушительной «страшной красоты».
