Белый. Белый цвет, заключающий в себе цвета остальные; цвет – и его отсутствие. Самый простой и самый сложный, самый радостный – цвет жизни, "белого света", и цвет белого снега, безжизненной зимы, начала и конца. Ни один другой цвет, пожалуй, не вобрал в себя столько смыслов, сколько он. От свадебного наряда до траура... Он может всё.
Тоги древних римлян, туники ещё более древних египтян; белые одеяния девственных весталок и жриц Афродиты. Облачённая в виссон – белоснежную тончайшую ткань – "добродетельная жена" из Священного писания; белые повязки-диадемы древних властителей и белые одежды друидов, брахманов и священников. Цвет чистоты идеальной, сакральной, возвышенной, и... цвет чистоты повседневной – от белья, в самом названии которого заключена белизна, до белых халатов. Белая рубаха, неотъемлемая часть множества народных костюмов. Белые воротники и манжеты вельмож – и современных клерков. Белоснежный передник фламандской кухарки, современницы Рембрандта – и школьный передник полузабытого детства. Белые пачки балерин и белые штаны, слабость Остапа Бендера. Белые косынки, белые чулки, белые платья. Одна-единственная белоснежная деталь – или же белое с ног до головы. Белый был, есть и будет всегда.
От чистоты его захватывает дыхание. Прежде, чем научиться окрашивать ткани в разные цвета, человек научился лишать их цвета, отбеливая, и положив тем самым начало триумфальному шествию белого.
Распадаясь на остальные цвета радуги, он может играть сотнями разных оттенков, среди которых каждый может выбрать свой идеальный. Белый как снег, как молоко, как фарфор; лилейный, кипенно-белый, жемчужный, опаловый, цвета слоновой кости...
Что можно поставить белому в вину? Разве то, что он, как говорится, полнит. Но полноте! Он не виноват, дело в нас самих. Не в цвете, а в силуэте – достаточно выбрать подходящий. Бледнит? Нужен опять-таки подходящий оттенок и яркие аксессуары. Ах, да, ещё на белом хорошо заметна грязь, что, конечно, нехорошо. Но, во-первых, это проблема и множества других цветов, а во-вторых, разве это может нас остановить? И не останавливает.
Правило "одежду белого цвета носят только летом" давно забыто. В конце концов, если природе зимой можно облачаться в белое, то почему нельзя нам?
Более того, в нём можно красоваться не только женщинам... Вспоминается "Чудесный костюм цвета сливочного мороженого" Рэя Брэдбери: "В центре комнаты на манекене висело фосфоресцирующее чудо, белое, сияющее видение с необыкновенно отутюженными лацканами, с потрясающе аккуратными стежками и безукоризненной петлицей. Белый отблеск костюма упал на лицо Мартинеса, и ему показалось, что он в церкви. Белый! Белый! Словно самое белое из всех белых ванильных мороженых, словно парное молоко, доставляемое молочником на рассвете. Белый, как одинокое зимнее облако в лунную ночь. От одного его вида в этой душной летней комнате дыхание людей застывало в воздухе".
Что ж, белый будет. А каким он был?
Белые, плотно облегающие голову шапочки, которые, начиная со Средних веков носили мужчины. Всевозможные женские головные уборы на основе покрывал – белым покрывала голову и знатная дама XIII века и крестьянка XIX.
Белые вуали, белые меха, перья и перчатки; белые ткани использовались и как основные, и как отделка, и в качестве подкладки. "Короткие робы белого дамаска" и "белая тафта для подбоя робы", "шляпы с белыми плюмажами". Белый сочетали с чёрным, с фиолетовым, с розовым, с оранжевым, с синим. Белая одежда обычно бывала праздничной, торжественной.
Белоснежным было и бельё, которое выставляли напоказ в прорезях верхней одежды, и в сочетании с белым оживлялся любой наряд, даже из самого строгого чёрного бархата.
С распространением кружева начинается многовековое царствование белоснежных воротников и манжет. Маленькие, большие, отложные и стоячие, воротники "мельничный жернов" и строгие пуританские, женские и мужские – целиком из кружева или кружевом отделанные... И до сих первая ассоциация, возникающая при слове "воротник" – "белый".
В белое, подчёркивая свою девственность, любила одеваться английская королева Елизавета I. В белое любила она одевать своих юных фрейлин.
Но белый, который издревле, помимо жизни, символизировали смерть, остаётся цветом траура. "Траурное одеяние королев – белое. Белого цвета косынка из тонкой ткани, плотно облегающая шею, скрывает подбородок чуть ли не до самых губ и оставляет открытой лишь середину лица; белого цвета длинная вуаль спускается на лоб и брови; волочится по земле белое платье, рукава туго схвачены у запястий". Эта традиция, белый траур печальных королев старины, дожила до XX века.
В XVII веке он выступает всё более и более решительно, всё чаще играя роль не просто отделки и дополнения, а основного цвета. Например, белые атласные платья (в сочетании с белым же жемчугом!). Не были равнодушны к белому и мужчины.
XVIII век полюбит нежные пастельные цвета и ткани с цветочным рисунком, но фоном для узоров зачастую будет выступать белый. Ну а поскольку этот галантный век любил пудреные белые причёски, белые чулки и кружева с головы до ног, то белый по-прежнему был повсюду. А перчатки? А газовые и кружевные косынки? А шляпки и чепцы? Белые муслиновые платья наподобие тех, что носили в жару креолки, и от которых начали сходить с ума француженки?
Но на модный Олимп белый вознесётся в самом конце XVIII– начале XIX веков. Мода эпоха "ампир", возвращение к классическим истокам, Древней Греции и Древнему Риму. Великая Французская революция (в белом всходила на свой эшафот королева Мария-Антуанетта!) перевернула европейский мир, и моду в том числе. Долой тесные корсеты, пышные юбки, жёсткие ткани. Да здравствуют простые платья – завышенная талия, ниспадающие складки, тончайшие материи... Это с годами "ампирные" наряды изменятся, обретут цвет, будут шиться из более плотных тканей, а поначалу они были именно белоснежными.
"Г-жа де Пермон, всё ещё по праву считавшаяся красавицей, была в платье из белого крепа, скроенном по образцу греческой туники. Ткань, складками спадавшую на грудь, на плечах удерживали две бриллиантовых пряжки". "Жозефина была в венке из маков и золотых колосьев, эти же цветы украшали и её платье из белого крепа. Гортензия также была в белом платье, единственным украшением которого были букетики фиалок". В "белых дымковых платьях на розовых, шелковых чехлах" и "белых атласных башмаках с бантиками" танцуют на своём первом настоящем бале Наташа Ростова и Соня. И когда в Москве в моду войдут цветные шелка, при императорском дворе в Санкт-Петербурге женщины будут по-прежнему носить белое.
Когда в конце 1820-х годов талия будет медленно возвращаться на своё законное, природное место, белый цвет уже никуда не уйдёт. Вплоть до середины 1830-х годов "бальные платья делаются все из белого крепа или тюля, с шитыми цветами в том же роде". И, одновременно, простое белое платье – символ скромности, присущий молодой девице. "На ней было простое белое платье, и, не будь она богата, ее простой туалет показался бы очень смешным молодым людям, присутствовавшим на балу".
Что ж, дамы могли выбрать что угодно – "крепдешиновое платье, белое, как первый снег" и "бальные накидки из белого кашемира, подбитые белым же, отделанные лебяжьим пухом или шелковым шнуром", белые утренние наряды и говорящую "о хорошем настроении" белую тафту.
Один из самых прекрасных гимнов белому цвету в костюме XIX века сложил Эмиль Золя в своём романе "Дамское счастье". Мужчинам останутся белые рубашки, пластроны, жилеты, галстуки, перчатки, шляпы, изредка – брюки. А вот дамам...
"Все кругом белое, все предметы во всех отделах – белые; это была какая-то оргия белого, какое-то белое светило, и его сияние в первый момент так ослепляло, что в этом море белизны невозможно было различить деталей; но вскоре глаз привыкал. <...> Особенно яркий свет излучала, как маяк, центральная галерея, где продавались ленты, фишю, перчатки и шелка. Прилавки исчезали под грудами белоснежных шелков и лент, перчаток и платков. Вокруг железных колонок вились облака белого муслина, местами перехваченные белым фуляром. Лестницы были убраны белыми драпировками – то пикейными, то бумазейными; драпировки тянулись вдоль перил, опоясывали залы и поднимались до третьего этажа. Казалось, белые ткани взлетели на крыльях, там сбиваясь в кучу, тут рассыпаясь, как стая лебедей. А выше, под сводами, белье ниспадало дождем пуха, снежным вихрем, крупными хлопьями; белые одеяла и белые покрывала развевались в воздухе и свешивались вниз, подобно церковным хоругвям; длинные полосы гипюра пересекались и мелькали точно рои белых бабочек, неподвижно застывших в полете; повсюду трепетали кружева, развеваясь словно паутина на летнем небе и наполняя воздух своим прозрачным дыханием. Но величайшим чудом,
алтарем этого божества белизны был воздвигнутый в главном зале, над отделом шелков, шатер из белых занавесок, спускавшихся со стеклянного потолка. Муслин, газ, художественной работы гипюр стекали легкими волнами; богато вышитый тюль и полотнища восточного шелка, затканные серебром, служили фоном для этой исполинской декорации, похожей одновременно и на алтарь и на альков. Это была какая-то гигантская белая постель, необъятное девственное ложе, ожидавшее легендарную белую принцессу, которая должна в один прекрасный день явиться во всем блеске своего величия, в белой подвенечной фате. <...>
В водопаде белого, в кажущемся хаосе тканей, словно наудачу упавших с опустошенных полок, была, однако, своеобразная гармония; оттенки белого следовали и развертывались друг за другом; они зарождались, росли и буйно расцветали как сложная оркестровка фуги, созданная великим музыкантом и постепенно уносящая душу в беспредельность. Всюду одно лишь белое, но сколько в нем было разнообразия! Все эти оттенки белого высились одни над другими, противопоставлялись, дополняли друг друга, достигая в конце концов сияния дневного света. Белая симфония начиналась матовою белизной полотна и шертинга, приглушенными белыми тонами фланели и сукна; затем шли бархат, шелка, атласы – по восходящей гамме; мало-помалу на изломах складок белой ткани начинали зажигаться огоньки; взлетая вверх, белизна занавесок становилась прозрачной; она была насквозь пронизана светом в муслине, гипюре, кружевах и в особенности в тюле, который был так легок, что казался тончайшей музыкальной нотой, таявшей в воздухе; а в глубине гигантского алькова еще оглушительнее пело серебро восточных шелков".
Поэт Райнер Мария Рильке писал:
Мне виделось – все женщины на свете
Как бы слились в то белое пятно.
А Золя предпел его: "Тут можно было увидеть все молочно-белые оттенки обнаженного женского тела, начиная с бархата бедер и кончая тонким шелком ляжек и сияющим атласом груди. Между колоннами были протянуты полотнища бархата, а на кремовом фоне, напоминая белизну металла и фарфора, выделялись драпировки из шелка и атласа; дальше ниспадали в виде арок пудесуа, сицильен с крупными узорами; фуляр и легкие сюра, передававшие все оттенки женской кожи, от плотной белизны блондинки из Норвегии до прозрачной, разогретой солнцем белизны рыжеволосой итальянки или испанки".
А отделка? "Пройдя несколько шагов, наши дамы очутились в новом отделе цветов и перьев, размещенном в центральной галерее, между отделами шелков и перчаток. Под лучами яркого солнца, проникавшими сквозь стеклянную крышу, отдел казался гигантским цветником или огромным белым снопом цветов, размерами со столетний дуб. Он был опоясан бордюром из мелких цветочков – фиалок, ландышей, гиацинтов, маргариток, всевозможных цветов нежно-белых оттенков, – вроде того как обсаживают дорожки сада. Над всем этим поднимались букеты белых роз телесного оттенка, крупные белые пионы, чуть окрашенные алым, и белые пушистые хризантемы с золотыми звездочками тычинок. Цветы поднимались все выше и выше; тут были стройные мистические белые лилии, ветви цветущих яблонь, огромные букеты благоухающей сирени, а над этим буйным цветением, на высоте второго этажа, трепетали султаны из страусовых перьев, словно легкое дыхание, исходящее от всех этих белых цветов".
А свадебные платья? Благодаря английской королеве Виктории и Евгении Монтихо, жены императора Франции Наполеона III, белый цвет этих платьев не просто вошёл в моду, а постепенно вытеснил все другие цвета: "Согласно обычаю, сохранившемуся с древнейших времён, самый подходящий цвет – белый. Белый – символ невинности девичества и чистого сердца, которое дева отдаёт избраннику". И с середины XIX века невесты предпочитают белое...
Белый, кроме того, продолжал оставаться траурным, особенно для юного поколения. В романе Элизабет Гаскелл одна из героинь танцует на балу "в белом креповом трауре". А на страницах "Обретённого времени" Марселя Пруста парижанки во время Первой мировой, "если кто-то уже погиб, они одеваются "в траурной скорби", которая "смешана с гордостью"; последнее-то и позволяло надеть шляпку из белого английского крепа (необычайно изящного, "оставляющего надежду" и неодолимую уверенность в окончательном триумфе)".
Белые юбки, белые блузки, белые шляпы, белые прогулочные платья и белые "чайные" туалеты, белые бальные накидки "сорти де баль", белые мужские костюмы начала XX века...
Первая мировая война унесёт ветром этот невесомо-белый мир, как белые пушинки одуванчиков. Но белый упрямо прорастёт вновь. Кремово-белый модный цвет конца 1920-ых, белые атласные вечерние платья голливудских див 1930-ых годов – настоящий, не опошленный ещё "гламур". Волшебные драпированные "греческие" платья мадам Гре. Умопомрачительные белые наряды Одри Хепберн в "Моей прекрасной леди". Знаменитое белое платье Мэрилин Монро с взметнувшимся в воздух белым подолом. Белые мужские рубашки, перекочевавшие в женский гардероб...
Забудьте о пресловутой непрактичности белого цвета! Выберите его, но не для того, чтобы стать "на свете всех белее" или "обелить себя". Просто чистота и свет никогда не бывают лишними, в том числе и в одежде. Так что гордо выступайте... да хоть в белом плаще. И вовсе не обязательно с кровавым подбоем.
PS Хотите больше статей? Подписывайтесь на мой канал по истории моды здесь, в Дзене, и на второй, в Телеграме, где материалов ещё больше. :)