Обзор немецких медиа
🗞(+)Süddeutsche Zeitung в интервью с Машей Гессен «Второго Холокоста никогда не было» рассказывает об отмене церемонии вручения премии Ханны Арендт, редакционных ошибках в The New Yorker и поэзии истории. Уровень упоротости: повышенный 🟠
Ещё один скандал, ещё один об Израиле, ещё один о еврейском голосе: Маша Гессен, родившаяся в 1967 году в еврейской семье в тогда ещё советской Москве, должна была получить премию Ханны Арендт [Ханна Арендт — еврейская американка немецкого происхождения, девочкой сумевшая пережить Холокост и ставшая одним из крупнейших его исследователей — прим. «Мекленбургского Петербуржца»] на церемонии в Бремене в пятницу. За несколько часов до церемонии награждения сначала Фонд Генриха Бёлля в Бремене, а затем и земля Бремен отменили церемонию. Они отреагировали на критику эссе, которое Гессен опубликовала в американском журнале The New Yorker - о немецкой и европейской культуре памяти, Израиле и Газе. Текст был спокойным по тону, но бескомпромиссным по сути, что не стало сюрпризом для всех, кто следил за журналистской деятельностью Гессен. Гессен, бежавшая в Нью-Йорк, чтобы спастись от анти-LGBTQ+политики Кремля [ну что за бред? 😀 — прим. «М.П.»], является одним из самых известных наблюдателей авторитарных режимов и получила множество наград, включая премию Лейпцигской книжной ярмарки «За европейское понимание» за книгу «Будущее - это история - как Россия завоевала и потеряла свободу». Телефонный звонок вечером по прибытии в Бремен, потому что Маша Гессен отправилась в путешествие, несмотря на ожидаемую турбулентность.
SZ: Шторм застал вас врасплох?
Маша Гессен: Когда я проводила исследование для эссе в The New Yorker в Берлине в ноябре, я почувствовала, как сильно изменился климат мнений. В то время мы шутили, что меня могут лишить премии Ханны Арендт - после всех других женщин-художников и учёных, с которыми произошло подобное. Друзья из немецкой культурной среды тогда успокаивали меня. Они говорили: не с тобой, не с премией Ханны Арендт. Сейчас они так же шокированы.
SZ: Наверняка вы не случайно опубликовали своё эссе незадолго до церемонии награждения?
Маша Гессен: Скажем так: я знала, что церемония награждения привлечёт внимание к моему тексту.
SZ: Академики и комментаторы, в том числе и в этой газете, обвиняют вас в приравнивании нацистов к евреям, а также в антисемитизме и релятивизации Холокоста. Прежде чем мы перейдем к деталям: как вас, ваших бабушку и дедушку, переживших Холокост, задевает, когда люди в стране преступников хотят указывать вам, как говорить?
Маша Гессен: Абсурдность ситуации очевидна. Всё это просто невообразимо. А тут ещё и премия Ханны Арендт! Если вы хоть немного в этом разбираетесь, у этой истории есть своя поэзия. Но шутки в сторону, реальность удручает.
SZ: Общенациональный Фонд Генриха Бёлля в своём заявлении высоко оценил ваш «критический дух» и ни при каких обстоятельствах не хотел бы лишать вас премии. Однако после того, как земля Бремен отказалась от участия в церемонии вручения премии [кто-то из чиновников, которые во всём мире одинаковы, наложил в штаны и решил поступить по известному принципу «как бы чего не вышло» — прим. «М.П.»], Фонд Бёлля также решил отменить её, поскольку «не нашлось свободного места».
Маша Гессен: Я получила письмо от Фонда Бёлля, которое звучит примерно так же. Я слышу подобные отговорки с детства. Фонд Бёлля - один из самых влиятельных политических фондов, он принадлежит правящей партии. И он утверждает, что бессилен? Беспомощны перед лицом климата мнений в Германии, бессильны перед лицом партнёра в Бремене, который принял решение? Вы не можете защитить демократию, если воздерживаетесь от проецирования политического влияния.
SZ: К деталям. В своём эссе, как и ранее в книге «Эстер и Руся», вы пишете о своём прадедушке. Он жил в гетто в польском Белостоке и был расстрелян немцами в концентрационном лагере Майданек. В The New Yorker вы сравниваете гетто с Газой. Говорят, что это уравнение — релятивизация Холокоста [в Германии это уголовное преступление. Да, знаю, закон идиотский и лицемерный, но вот так вот — прим. «М.П.»]. Почему вы так поступили?
Маша Гессен: Во-первых, я глубоко убеждена, что сравнивать Холокост с другими событиями не только допустимо, но даже является нашей моральной обязанностью. Мы, живущие в XXI веке, не умнее, не лучше и не нравственнее людей первой половины XX века. Разница лишь в том, что Холокост остался позади, а у них он был перед глазами. Они не думали, что такое возможно. Мы знаем, что это возможно. И я вижу только один способ предотвратить повторение: продолжать спрашивать, что именно происходит. Это не значит, что нужно приравнивать что-то к самому страшному преступлению, на которое способны люди. Второго Холокоста никогда не было.
SZ: Как исторические сравнения могут помочь нам понять ближневосточный конфликт?
Маша Гессен: Я давно хотела написать о сравнении Газы с гетто, с тех пор как наткнулась на термин «тюрьма под открытым небом» для Газы...
SZ: Который также вызывает споры в Германии.
Маша Гессен: Что ж, он тоже не подходит. Здесь нет тюремной охраны, нет решёток, нет обязанности работать. Ни одно сравнение не является идеальным. Но когда сравнение работает, оно вызывает вопросы. Когда израильская подруга, активистка движения за мир, сказала, что она избегает термина «гетто» применительно к сектору Газа, потому что он подразумевает уничтожение как следующий шаг, это заставило меня задуматься. В настоящее время мы переживаем целенаправленное, чрезмерное насилие в секторе Газа.
SZ: Погодите-ка, погодите-ка. Нацисты убивали евреев, потому что они были евреями. Война Израиля в Газе - вы сами подчеркиваете это в своём эссе - является реакцией на убийства, совершённые ХАМАС 7 октября.
Маша Гессен: Да, именно в этом кроется решающее различие. Условия в Газе и в гетто кардинально отличаются. Но насколько это важно, когда реальность на местах схожа? И: сравнение не уравнивает, а скорее подчёркивает различия. Я бы никогда не сказала, например, что в Газе происходит геноцид. Потому что, конечно, не все израильтяне хотят убивать всех палестинцев в мире [а что, все немцы хотели убивать всех евреев? 🤔 — прим. «М.П.»]. Однако я вижу признаки того, что Израиль может изгнать палестинцев из Газы и с Западного берега. Тогда мы будем говорить об этнической чистке, что также является преступлением против человечества.
SZ: Вернёмся к эссе. Историк Фолькер Вайс обвинил вас в том, что вы совершили «грубую ошибку» в SZ. Как такое могло произойти?
Маша Гессен: Текст прошёл через руки многих редакторов, чтобы сделать его герметичным. Я процитировал польского историка Яна Гросса, который сказал, что поляки убили больше евреев, чем немцев, по-английски: «Poles killed more jews than Germans». В ходе этого долгого процесса получилось «поляки убили больше евреев, чем немцы» [учитывая закаливающий уровень антисемитизма в довоенной Польше даже в ошибочном варианте звучало весьма правдоподобно — прим. «М.П.»]. Ошибка редакции, которую The New Yorker исправил.
SZ: Ханна Арендт была сионисткой, но также она известна своей критикой израильского государства. Как вы относитесь к ней?
Маша Гессен: Она критиковала Израиль. Её волновало не то, должны ли евреи жить в государстве в этой части света, это для неё было бесспорным, а вопрос о том, как это государство должно быть организовано - с палестинцами. Кроме того, она настойчиво сравнивала нацистов с разными вещами, в том числе с Партией свободы позднего премьер-министра Менахима Бегина. Она выражалась иначе, чем я, но я убеждена, что она рассматривала сравнения как академический метод, как способ распознать и описать то, что происходило вокруг неё. Я вижу себя в этой традиции.
SZ: Был бы у Ханны Арендт шанс получить Премию Ханны Арендт сегодня?
Маша Гессен: Самый простой вопрос из всех: нет.
SZ: В пятницу в Бременской ратуше не будет церемонии награждения. Что планируется вместо этого?
Маша Гессен: Сотрудники Премии Ханны Арендт - милые и заботливые люди, хотя я могу представить, какое давление они испытывают. В субботу будет изменённая церемония, но я не хочу говорить, где именно.
SZ: Почему нет?
Маша Гессен: Из соображений безопасности. В этом году Россия отравила по меньшей мере четырёх журналистов или активистов в Европе. Это не мешает мне появляться на публике. Но здесь опасность гораздо выше, чем в США [Маша, ну до этого момента нормально ж всё было. Какая муха тебя укусила? 🤦🏻♂️— прим. «М.П.»]. Тем не менее, я рада, что приехала. Моя литературная и журналистская работа до сих пор высоко ценилась в Германии. Мне понравился Берлин, эта живая смесь израильтян и арабов. Это было обещание Германии. Нынешняя атмосфера дебатов грозит разрушить эту утопию.
SZ: Разве эта утопия не закончилась 7 октября?
Маша Гессен: 7 октября было уничтожено 1200 жизней. Всё остальное, что произошло с тех пор, зависит от наших решений.
Беседовала: Соня Цекри. Перевёл: «Мекленбургский Петербуржец».
@Mecklenburger_Petersburger
P. S. от «Мекленбургского Петербуржца»: главная «очаровашка» и «интеллектуалка» российской либеральной тусовки себе не изменила 🤮
