Значение слогослова лют наиболее полно раскрывается из концепции лютый зверь, где это существительное представлено в виде определения подлежащего. Словосочетание лютый зверь было широкоупотребительно в книжном языке и в разговорной речи с доисторических времён, что засвидетельствовали древние памятники письменности киевской и московской Руси. Связанное с познанием животного мира, оно неизменно обобщает смысл вечно голодного дикого зверя и от этого страшно злого и ужасного, и очень опасного для человека существа, в то же самое время являясь обозначением вполне определённого хищника, — не одного и того же в другое время и при других обстоятельствах, но различимого в местах обитания.
О каком именно животном идёт речь в литературном памятнике понять можно не всегда и не во всяком случае. И хотя в этом нет такой большой нужды, чтобы уточнять род и вид животного, тем не менее ради одного конкретного случая, и с этой точки зрения очень любопытного, имеет смысл отметить каждого из них по повадкам и особенностям, предварительно останавливаясь на тех примерах употребления словосочетания, в которых имеется уточнение и прямое указание на род и вид животного.
В Хождении Трифона Коробейникова (1593-1594 г.г.) препозитивное сочетание лютый зверь входит в постпозитивное соответствие зверь лют с определением подлежащего, означающего определённого рода животное: 1. В Ниле реке есть зверь лютый крокодил; далее на той же странице: 2. По тому потоку водятся звери лютые, ослы и пардусы, и серны, и свиньи, — в котором есть указание на того же нильского крокодила, во множестве обитающего по всему руслу реки с другим хищником, указанным в Азбуковнике (в соб. Погодина №145/XVII в., л. 98): леопадръ есть зверь лютъ, тако именуем, — откуда явствует, что леопард и постпозитивное зверь лютый не исключают друг друга. Другой характерный пример (из Повести об Азовском сидении, 1641 г.): аки лютые звери льви — по тёмным лесам рыскаете, — показывает, что между львом и тем же леопардом никакой принципиальной разницы нет, так как оба являются разными видами пантеры. На этого свирепого хищника даются прямые указания ещё в сборнике сочинений Максима Грека (из соб. Доброхотова № 32/XVI в., л. 28): леон, а по русски лев, зверь есть лютъ зело, — с определением в превосходной степени — как очень свирепого. Интересно, что в Лексиконе Памвы Берынды (изд. 1627 г., столб. 106) субстантивированное прилагательное лютый также приводится как синоним льва: лев — лютый, царь зверей. И в Изборнике Святослава 1073 года: что бо есть льва лютее.
В разных примерах постпозитивное и только в одном препозитивное сочетание указывает несомненно на обобщённое значение «свирепого зверя», — несмотря на то, что в каждом случае свирепый зверь оказывается определяющим в своём классе животных по роду и виду. Обращает внимание выборочность хищников в приводимых источниках, ограниченная нильским крокодилом, леопардом и львом, причём частота употребления словосочетания в отношении последнего значительно выше, чем у первых двух вместе взятых. Значения других хищных животных, на которые ссылаются авторы многочисленных статей, не являются на самом деле настолько очевидными, поскольку взяты из древних источников, в которых есть много неясных или не вполне ясных мест.
Так, в Великих Четьях-Минеях Макария (XVI в., апрель 22-30, с. 1114): паче же стращают в образе медвежьем, а иногда же лютым зверем или волком, или иногда змеёю ползут к нему, — чтение которого вряд ли может быть двояким, потому что в таком случае пришлось бы признать, что и змея тоже фигурирует под видом лютого зверя, каковым она по существу не является. Здесь было бы бессмысленно придавать словосочетанию препозитивное значение как одного лишь волка, потому что очевидно, что именно змея и волк там названы рядом. Не может быть сомнений, что в этом случае, как пишет академик Б. Л. Ларин в Истории русского языка (Москва, 1977 г., с. 48), лютый зверь означает вполне определённое и традиционное в XVI веке эвфемистическое животное, которое наравне с медведем, эвфемизмом бортников, свидетельствует о каком-то очень древнем охотничьем табу, употреблённом в Слове о полку Игореве (ок. 1185 г.): скочи от них лютым зверем в полночи, — с косвенным указанием на значение волка, согласно параллельным с приведённым отрывком парафразам о том же князе Всеславе: скочи волком до Немиги с Дудуток, — и о князе Игоре: скочи с него бусым волком. Однако аналогия или параллелизм выражений, по другому перефразирование одного и того же выражения, — ещё не является основанием для систематического их отождествления (по Ларину Б. Л.). И поэтому в книге Иисуса Навина (список XIV-XV в.в.): пустить на ня зверь лютъ, — в Поучении Владимира Мономаха (XII в.): два тура меня метали на рогах с конём, и один олень меня бил и два лося, — один ногами топтал, а другой рогами бил; вепрь мне на бедре меч оттял, медведь мне у колена подклада укусил; лютый зверь скочил ко мне на бёдра и коня со мною поверг, — «зверь лют» и «лютый зверь» означают не волка или медведя, но какого-то другого зверя! Но какого именно? Двоякое прочтение Макария и Слова предполагает одного лишь волка согласно И. И. Срезневскому и не исключается змея согласно В. Караджичу (серб. љуто, љутица «змея»), но по тем же искусственным причинам игнорирует нильского крокодила и не принимает к сведению леопарда и льва, потому что ни один из них не упоминается в тексте рядом.
Таким образом, две или три разные концептемы для одной и той же концепции в текстах нецелесообразны в виду того, что с точки зрения автора окончательно бы запутывало читателя в плане содержания. Потому, для того чтобы избежать подобных недоразумений, современные бытописатели, как правило, вставляли соединительные слова «есть» или «сиречь», что в контексте данных прочтений так и не было востребовано. Да и синтаксис оригинального текста митрополита Макария (1482-1563 г.г.), на который ориентируются различные исследователи проблемной концепции, не даёт оснований полагать что-то другое, кроме того, о чём и так напрямую говорится при первом прочтении: пакы ж страшахуть и в образѣ медвежи, овогда ж лютым зверем ли волком, ово ли змии ползяху к нему, — и который по своей структуре имеет двойную конфигурацию с союзом ли, употреблявшимся тогда, также как и теперь, при перечислении различных сюжетов. Несмотря на это, автор Истории русского языка даёт альтернативную версию того хищника, который по его же собственному признанию скрывается за эвфемизмом лютый зверь, а конкретно рыси, приводя в качестве аргумента ареал обитания этого животного и предлагая переводить то место из Поучения согласно с его собственной версией. И всё это в противоречии с тем, что ещё во второй половине XIX века традиционным было отождествлять «лютого зверя», нападавшего на князя Владимира Мономаха, с барсом, другим названием того же леопарда, которого автор Истории по какой-то причине стал отождествлять не с леопардом, а снежным барсом, ареал обитания которого исключал область проживания Мономаха. В то время как академик А. С. Орлов в курсе его лекций по Древней русской литературе XI-XVI веков (1937 г., с. 88) переводил то место ещё так, как понимали его прежде: «Лютый зверь (барс)», — и далее по тексту, отчего впоследствии отказался, — и не он один. А поэтому сегодня невозможно найдти выражения лютый зверь в соответствующем значении ни в областных словарях Академии наук, ни в других областных словарях. Нет его ни в Словаре церковно-славянского и русского языка (сост. 2-м отд. Акад. наук, 1847 г.), нет в Толковом словаре под редакцией Д. Н. Ушакова и Лексиконе трёхъязычном Ф. Поликарпова (1704 г.). Например, в Словаре Академии Российской, в азбучном порядке расположенном (ч. III, СПб., 1814 г., с. 659), это сочетание приводится только как один из примеров под словом лютый, а под словом зверь и вовсе не приводится (по-Ларину Б. А.). И только В. И. Даль в Толковом словаре живого великорусского языка (изд. 3-е, т. II, с. 739) поясняет: лютые звери — большие хищные, опасные человеку, — не уточняя какие, хотя можно теперь догадаться, о каких именно животных, больших и хищных, опасных для здоровья и жизни человека, собственно говоря и пойдёт речь. Это нильский крокодил у Трифона Коробейникова, леопард из Азбуковника, лев Максима Грека, Памвы Берынды или в Изборнике Святослава и в Повести об Азовском сидении.
Рысь (лат. Linx) — это типичная кошка величиной с крупную собаку, и которую отчасти напоминает своим укороченным телом и длинноногостью, с коротким хвостом и кисточками на концах ушей. Хотя рысь и встречается в самых разных местах, включая горные леса, и заходит иногда в лесостепь и лесотундру, всё же предпочтение отдаёт глухим темнохвойным лесам и тайге, и отлично выживает за полярным кругом среди вечного снега и льда, ловя пушных зверей. Питается в основной своей массе зайцем-беляком, также охотится на тетеревиных птиц и мелких грызунов, и реже — небольших копытных вроде косули, кабарги, оленя пятнистого и северного, и изредка нападает на домашних кошек и собак, кроме того — на лис, енотовидных собак и других некрупных зверей. Убивает лисиц и куниц, даже если в этом нет большой необходимости, не давая им охотиться на своём участке. При всей осторожности хищника рысь не очень-то боится людей и живёт в созданных ими вторичных лесах, молодняках, на старых лесосеках и гарях, заходя в сёла и города, но на человека обычно не нападает, разве что при ранении становится опасной. Неизвестно ни одного зафиксированного случая нападения рыси на человека при том, что леопард весом в тридцать пять кило легко убивает людей, а взрослый самец рыси разделывается с тренированными овчарками вдвое тяжелее его самого. И по всем физическим показателям рысь должна бы нападать на человека, убивать его и скрадывать тушу, а не нападает. Гораздо того, о рыси известно как об одном из наиболее легко приручающихся животных: приручению поддаются также взрослые особи, угодившие в капкан. Иногда они привыкают к человеку настолько, что даже позволяют брать себя в руки. Рысь также широко изображается в геральдике — на флагах и гербах.
По этому описанию и по тому, которое дано в Истории русского языка (с. 49, по сноске №1 в тексте) с ссылкой на Dictionnaire Moscovite (1586 г., с. 80) графа де Бюффона невозможно поверить в то, что именно рысь и есть тот «страшный и опасный для человека хищник, который мог быть обозначаем этим непрямым наименованием» (с. 48), в особенности, что касается поверженного всадника на коне с мечом и луком. Трудно даже предположить единичный такой случай, не говоря уже о том, чтобы в многочисленных письменных источниках, в которых содержится упоминание лютого зверя или зверя лютого, видеть именно рысь, а не традиционного барса, леопарда, или льва, в период раннего Средневековья обитавшего на территории юга России до 45-й параллели северной широты, на пересечении Симферополя, Краснодара, Ставрополя, Армавира, либо Сербии и Хорватии, Боснии и Герцеговины. Следовательно Владимир Мономах встретил большого хищника, опасного человеку, где-то на этой широте, и это была явно не рысь, а скорее всего какой-то странствующий лев или блуждающий леопард. По этой причине вызывает возражение то категорическое суждение, что и для французов XV-XVI века, как и для россиян того же или более раннего времени, «рысь представлялась опаснейшим и кровожаднейшим зверем», и что данный перевод табуированной лексики в Поучении Владимира Мономаха и в Слове о полку Игореве должен быть соответствующий: лютый зверь — рысь или дикий страшный зверь (там же, с. 49-50). В этом контексте действительно допускается обобщённое значение крупного хищника, как показывает доступный материал, и конкретное значение, отнюдь не рыси, но льва, чему в Диалогах Платона есть подтверждение: самому лютому зверю — льву, и тому в глаза правду скажу.
Снежный барс (лат. Panthera uncia), или снежный леопард, — крупное хищное млекопитающее семейства кошачьих, обитающее в горах Центральной Азии. В силу труднодоступности местообитания и низкой плотности заселения вида до сих пор остаются малоисследованными многие аспекты в его биографии. Среди крупных кошачьих данный представитель семейства является единственным и постоянным обитателем среднеазиатских высокогорий. Его добычей являются практически одни копытные повсеместно и круглый год, в их числе домашний скот. Зафиксирован случай успешной охоты двух особей на двухлетнего бурого медведя из тянь-шаньского подвида. В своём ареале обитания снежный барс не испытывает конкуренции со стороны других хищников: представляет вершину пищевой пирамиды. По отношению к человеку этот зверь весьма робок и даже будучи раненым на человека нападает в исключительных случаях. В прошлом в СССР зафиксировано всего лишь два случая нападения одной и той же особи на двух разных человек с причинением обоим серьёзных ранений, и как потом выяснилось с заболеванием бешенства, и другой, старой и сильно истощённой беззубой особи, прыгнувшей со скалы вниз на проходившего мимо человека. В традиционной геральдике изображение этого вида диких кошек не встречается по историческим причинам. Но в качестве геральдической фигуры встречается изображение леопарда, синонимом для которого стали «барс» и «пардус», в то время как снежный барс хорошо известен с XVII века под тюркским названием «ирбис», которое русские купцы-меховщики перенимали у местных охотников, не знавших для него латинского названия. Поэтому в XVIII веке или ранее того синоним леопарда в народном быту стал прилагаться и к ирбису из-за сходства двух видов. В течение XVIII-XIX веков в науке за ирбисом закрепилось понятие «снежный барс», но за термином леопард остаётся его прежнее наименование, «барс». Но уже в течение XX века в обозначении леопарда перестали прибегать к традиционному использованию данного имени, а в обозначениях ирбиса как «снежного барса» прилагательное «снежный» постепенно стало утрачиваться и геральдические барсы, то есть леопарды, в особенности белые (серебристые), стали пониматься как снежные барсы или ирбисы. Только этого обстоятельства не учёл автор Истории русского языка в его необоснованном замечании: «У нас нет оснований предполагать, что барс, который водится теперь в горах Средней Азии и на Южном Кавказе, мог обитать в окрестностях Киева в XII веке» (с. 47, в сноске №2 по тексту), считая там же необоснованным традиционный перевод у академика А. С. Орлова: «Лютый зверь (барс) вскочил ко мне на бёдра и коня со мною уронил», — и от которого тот впоследствии отказался по неизвестным причинам.
Рассмотрев конфигурацию лексики в плане содержания и выяснив, что во всех случаях данного словоупотребления, кроме случая с крокодилом, она содержит значение леопарда, или что то же льва, имеет смысл продвинуться ещё дальше и рассмотреть эвфемистическую формулу уже в плане выражения, разобрав по отдельности формы прилагательного лютый и существительного зверь, но вне зависимости от того, какое место они занимают в синтаксической фигуре.
К прилагательному лютый в Словаре В. И. Даля даётся следующее толкование в виде синонимов, приложимых к большим диким хищным животным, как то, свирепый, зверский, кровожадный, неукротимый, жестокий; злой и чрезмерно злобный; не в меру тяжкий. Действительное лютовать объясняется также, как свирепствовать, неистовствовать, быть в исступлении, зверствовать; лютоярый объясняется от обратного, — отчаянно храбрый. Объяснения зверя как лютого все до единого должны быть отнесены к сверххищникам, в биографии которых фиксируются случаи многократных или систематически повторяющихся форм крайне агрессивного поведения, направленного исключительно на человека, с официально признанными фактами людоедства. Под эту категорию подпадают только дикие хищные животные и только хищники больших размеров, так как животные с незначительными объёмами мускулатуры и шириной костей, хотя и способные разделаться с человеческой особью, как правило, избегают людей и осторожны в таких случаях, ведя преимущественно скрытный образ жизни. В первом смысле это в основном четыре животные из рода пантер в подсемействе больших кошек: лев, леопард, тигр и ягуар. Во втором смысле — снежный барс, который для учёных долгое время был опасным и чрезмерно жестоким зверем, наравне с леопардом, так как похож на него и относится к тому же роду, и рысь, относящаяся к подсемейству малых кошек, присовокупляя сюда волка, змею и медведя.
В научной классификации звери относятся к одноимённому подклассу в классе позвоночных животных, — млекопитающих, надкласса четвероногих, основной отличительной особенностью для которых является вскармливание детёнышей молоком, куда относится человек разумный (лат. Homo sapiens) и не относятся рептилии и птицы.
Способом объективных рассуждений и на доступном материале получились все те же самые выводы, о которых недвусмысленно сообщается в многочисленных письменных документах, на которые в свою очередь можно и нужно ссылаться, если из других источников не следует, о каком именно лютом звере идёт речь. Также из приведённых примеров не следует, что от перестановки лексических слагаемых позиционное значение лексики принципиально изменится, так как постпозитивное словосочетание зверь лютый является избирательным с точки зрения авторского стиля, который не претендует на какие-либо семантические новации. И обращает внимание то, что в некоторых источниках препозитивная конфигурация лютый зверь употребляется наряду с конкретными названиями других диких животных, являясь эвфемизмом охотников. Табу свидетельствует о том, что на определённого зверя, весьма распространённого в доисторическое время и хорошо известного в историческом ареале обитания, целенаправленно велась охота вплоть до начала XX века, потому как он являлся одним из самых больших и сильных хищников, опасных для жизни и вредных для здоровья. И что под эту категорию подходят исключительно такие людоеды, как пантера и различные крокодилы вместе с гребнистым, в историческое время обитавшим также на всём восточном побережье Африки, и не подходят такие более мелкие хищники как рысь и волк, в том числе снежный барс, медведь и змея, ведущие достаточно скрытный образ жизни и проявляющие повышенную осторожность по отношению к человеку. Но заслуживает внимания только один род пантеры, и только леопард и лев, исключив при этом тигра и ягуара, охота на которых не была столь полномасштабной и целенаправленной как на львов по причине их ареала, ограниченного на просторах Восточной Азии и Южной Америки. Ровно по этим же самым причинам исключается нильский крокодил, места обитания которого ограничены просторами Центральной Африки, или более крупный по размерам гребнистый крокодил. В свою очередь биография всего рода пантеры позволяет однозначно полагать, что более свирепых и кровожадных хищников, чем леопарды и львы, не найдти на всём белом свете. А прилагательное лютый как раз и характеризует эту сторону жизни всех пантер за исключением ирбиса, но в первую очередь льва, самца львицы, из-за его подавляющих размеров, как определяющую их неуживчивый характер.
Итак, чем же всё-таки можно объяснить столь странный выбор исследователя в пользу того, что достаточно популярный в древнерусской литературе эвфемизм и исключительно понятный для современников, необоснованно вдруг получает значение гипотетической рыси? Несмотря на то, что в ранних по отношению к этой его последней версии, потому гораздо более достоверных источниках, как есть, однозначно упоминаются крокодил, леопард и лев. Почему так случилось, что ведущие специалисты в области лингвистики проигнорировали вопиющий сей факт и в последствии даже официально отказались от него, но стало быть, и от тех рассуждений, которые не являются чем-то оригинальным в своём роде, и которые были излишне представлены вышесказанным здесь? Ответ находится на поверхности, под самым носом, и поэтому не так сильно бросается в глаза. В истории принято думать, что славяне могли быть близко знакомы с пантерами только заочно из религиозных книг и библейской литературы, и что Владимир Мономах никуда дальше окрестностей города Киева XII века ездить на охоту не мог, и что князь Всеслав не способен был оборачиваться львом только лишь по этой тривиальной причине, зато ему приписывают облик волка, которому, как выясняется из более поздних источников, не соответствует образ лютого зверя. Чтобы устранить все противоречия в подлинно исторической литературе, была введена третья дополнительная сущность, из источников никак не выводимая, в виде надуманной рыси с важными выводами, вынесенными в сноски! Однако аргумент ареала исключает предположения о том, что праславянские племена не были знакомы с Panthera leo и Panthera pardus в доисторические времена и в раннее Средневековье.
Источник: Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. Учебное пособие для студентов пед. институтов. — М., «Просвещение», 1977. — с. 46-50.
О семиологии слова лют читай здесь.
