Это, пожалуй, самые вредные профессии по отношению к психической деятельности человека. Недаром о психиатрах ходят анекдоты об их, так сказать, странностях (а иногда и больше).
Психиатр общается с психически нездоровыми людьми – умственно дефективными и сумасшедшими. Во время приема таких больных он должен в большинстве случаев, так сказать, присоединяться к своему пациенту, беседовать с ним на равных, чтобы пациент почувствовал единомышленника и психологически раскрылся перед ним. С, так сказать, «дурачками» - это еще ничего: с ними можно выбрать позицию «взрослый с ребенком» или «хозяин с собачкой». А вот с бредовыми больными дело обстоит намного круче: врач должен подыгрывать сумасшедшему, делать вид, что серьезно воспринимает его галлюцинаторно-бредовые расстройства, поддакивать ему – словом, входить в определенную роль, причем хорошо входить, чтобы пациент не смог заподозрить фальши. Однако, в большинстве случаев шизофреники и им подобные – люди с обостренным чутьем, особым сверхценным отношением к своим патологическим симптомам. Они остро чувствуют, когда их пытаются обмануть в их бредовых идеях. Поэтому психиатр должен быть очень хорошим артистом и хорошо знать техники абстрагирования – так сказать, отвлеченного восприятия бреда и неприсоединения к нему. Это требует высокой квалификации. Но, пока ее достигнешь, пройдут годы, за которые ты нахватаешься всего, с чем тебе еще по неопытности приходилось работать.
Беседы с психически больными иногда затягиваются на длительное время, особенно первичный опрос. Иногда таковой длится по шесть часов. Приходится разговаривать с больным обо всем, и почти по всем темам он выступает как здоровый ум с нормальной критикой. Пока не найдешь, наконец, такую спрятанную струну, за которую дернешь – и заиграет целый симптоматический оркестр со страшной силой. И уже с этой темы не удается переключиться никуда, и приходится разговаривать только о ней, выслушивать порой ужасающую галиматью и убедительно якобы соглашаться с ней. И здесь два острых момента для врача: во-первых, мгновенное перевоплощение, казалось бы, обычного человека в психа, а во-вторых, присоединение к его патологической психосимптоматике утомленного длительной беседой мозга врача. Не удивительно, что психиатр, собирая все эти поломки человеческих душ, становится похожим на своих пациентов. Зачастую у них(врачей-психиатров) развивается «ложная шизофрения» (а иногда, и настоящая, если есть предрасположности): вкрапление в их менталитет абсурдных выводов с твердой уверенностью в своей «правоте» и нелепостей в поведении. Один мой знакомый психиатр, к примеру, абсолютно уверен в том, что его сын – это не его сын. И никакие ДНК-тесты (которых он уже произвел с десяток) не могут его переубедить. И он продолжает их делать еще и еще, даже не обращая внимание на то, что сын на него очень похож, и даже родинки его располагаются на тех же самых местах, как у отца. Во все остальном этот сомневающийся отец – абсолютно нормальный член современного общества.
Таких историй в мировой психиатрической практике полно. И здесь надо сделать важный акцент: в отличие от подлинной шизофрении, ложная останавливается и не приводит к психологическому дефекту. Истинная же шизофрения – это процесс, это прогрессирование болезни, которое приводит не просто к дефекту личности и слабоумию, но к всеобщему истощению, тяжелым заболеваниям внутренних органов и к смерти. И, к сожалению, специальные лекарства не способны вылечить шизофреника, они могут лишь замедлить эти процессы угасания. Что касается ложной шизофрении – в большинстве случаев лекарства не помогают вообще, и лишь в небольшом проценте временно затормаживают искусственный бред. К сожалению, обычно сформированная бредовая идея ложного шизофреника остается навсегда, даже если он меняет свою профессию. Или она может измениться на другую похожую, где только «имена и места обитания» изменяются в соответствии с новыми ситуациями, а алгоритм остается прежним.
Ничем не лучше обстоит дело с невропатологами. А иногда и намного хуже. Дело в том, что контингент неврологически больных зачастую бывает с серьезными психическими отклонениями. Еще в начале прошлого века невропатологи с психиатрами разминулись на научной почве. Невропатологи посчитали себя настоящими врачами, где патология у их больных подтверждается патфизиологическим объективными исследованиями, а вот у чисто психических больных таких подтверждений (объективных поломок) пока не найдено. Поэтому невропатологи отказались (во всяком случае, так было до недавнего времени) от психиатрических тем во время прохождения курсов повышения квалификации (да и на первичной специализация таких тем или не было, или их проходили формально). То есть, получилось, что невропатологи более уязвимы к переписыванию психосимтомов на себя, потому что техник безопасности при общении с сумасшедшими им не преподавали.
В отличие от невропатологов, у психиатров профессионального болезненного самолюбия не оказалось, и при специализациях и повышениях квалификации они довольно тщательно штудируют неврологию (она же невропатология). Как раз на одном из таких штудирований мне пришлось наблюдать интересную ситуацию, которая обо многом говорит.
Конференция-консилиум в просторной аудитории одной из клинических больниц. Зрительный зал человек на семьдесят и сцена. По краям сцены стоят две кафедральные стойки, максимально отдаленные друг от друга. На середину сцены выводят симулянта, который косит от армии, а к стойкам из разных дверей аудитории направляются два кандидата медицинских наук с большим неврологическим стажем – мужчина и женщина. Мужчина после прочтения истории болезни обсуждаемого объявляет диагноз: «Миастеническая миопатия». Женщина излагает свою версию: «Миопатическая миостения». Спор разгорается, продолжается почти час и заканчивается тем, что кандидаты бросаются друг в друга своими записями и уже собираются броситься и друг на друга. Их удается развести в разные стороны и вывести из зала через разные двери. Диагноз так и не поставлен. Консилиум перенесли на еще более высоко квалифицированный уровень, видимо, в столицу. Наша психиатрическая группа вслед за другими слушателями выходит в коридор и дожидается главного героя. Наконец, он выходит, сопровождаемый санитаром. Один из нашей группы подкрадывается к нему сзади и окликает: «Стой! - тот оборачивается, Лови!» - и кидает в него свой портфель. Симулянт забылся и поймал портфель двумя руками – в том числе, и той, которая была «парализована».
- Наш журнал для умных людей. Мы даем им знания и стимулируем мыслительные процессы.
- В полном объеме читайте нас на: http://otverhovnoy.ru/
