Нелюбовь к пению, жесткий стимул учиться, вольница трудового лагеря и "географический парадокс". Адъюнкт-профессор - о своей английской спецшколе, в которой не было мажоров.
Забытый первоклассник и школьные переезды
Мой первый класс и 1 сентября в английской спецшколе № 26 запомнились тем, что меня, после торжественных проводов из дома с огромным букетом и фотографирования во дворе школы с будущими одноклассниками, забыли или опоздали забрать в конце дня из школы. Так что я сам вернулся домой. Это было совсем близко, но пришлось переходить Варшавское шоссе, чего мне маленькому категорически не разрешали.
Школа наша тогда, в 1964 году, ещё располагалась по современному адресу Варшавское шоссе, д. 67 (теперь там тоже школа, но совсем другая).
Однако через год её перевели на Фруктовую улицу, в самый конец. Я туда после младших классов уже сам ездил на трамваях № 3 или № 49 - всего две остановки. Там и отучился оставшиеся 9 лет. (На основе нашей школы позже создали 1279-ю - у метро «Нахимовский проспект», Азовская улица 2, корпус 2).
Первое собеседование, после которого я перестал петь
Чтобы попасть в первый класс, мне пришлось, говоря по-современному, пройти собеседование. Кажется, этот «вступительный экзамен» проходил в директорском кабинете - больше я про него ничего не помню. Зато врезалось в память, как долго мучился сам и мучил домашних, разучивая песню «Солнечный круг, небо вокруг» - среди прочего надо было спеть песню по своему выбору. Результатом тех стараний стало такое отвращение к пению, что я никогда больше ничего уже не пел. Даже в экспедиционных застольях конца 1970-х - начала 1980-х, когда в чести были туристические или бардовские песни под гитару, я только делал вид, что пою, или просто молчал.
Без мажоров
Несмотря на "престижность" нашей школы, почти у всех моих одноклассников родители, как и у меня, были из среды обычной советской интеллигенции – инженеры, учителя, врачи и тому подобное. То есть никаких детей позднесоветской элиты с претензиями на исключительность - «мажоров» - у нас не было. В старших классах, если не ошибаюсь, только у двоих родители входили в число относительно известных московских журналистов.
Гораздо позже я понял: то, что я попал именно в эту школу, стало одной из главных удач в моей жизни, вполне сравнимой с поступлением на Геофак МГУ или в аспирантуру Института этнографии АН СССР (без всякого, надо сказать, блата). Ведь у нас были прекрасные учителя и жесткий стимул учиться - иначе вылетишь!
Победы в Коробковском саду, заповедник
Конечно, хочется перечислить всех учителей. Самая первая - Надежда Фёдоровна, биолог Олег Михайлович, преподававшая русский и литературу Элла Эдуардовна, математику - Валентина Васильевна, директор Сусанна Борисовна, физкультурник со смешным для нас отчеством Венедиктович, которого школьники окрестили «Винегретовичем».
Уроки физкультуры зимой проводились иногда в Коробковском саду, на другой стороне Нахимовского проспекта. Там нас учили бегать на лыжах и устраивали лыжные гонки. В восьмом классе я стал чемпионом школы на дистанции в 1,5 км, и мне выдали грамоту и медаль - с олимпийскими кольцами и подтверждением моего чемпионства. Вот такую:
После окончания 9-го класса, летом 1973-го, для наших «А» и «Б» организовали поездку в палаточный трудовой лагерь на берег Оки, в Приокско-Террасный заповедник. Только сейчас я понимаю и ценю, насколько много хлопот и ответственности брали на себя тогда наши учителя, ведь мы купались в Оке, днём рубили кусты и мелкие деревья топорами, ночью часто шлялись по окрестностям лагеря. Эта вольная трудовая жизнь стала одним из лучших моих школьных воспоминаний.
Леонид Борисович, Людочка и любовь к Индии
Очень важной фигурой для нас был учитель истории Леонид Борисович Яковер. Он вел исторический кружок, возил ребят в другие города на экскурсии и даже приглашал к себе домой.
Об отношениях наших учителей и учеников можно судить хотя бы по тому, что, когда я в 1986 году став кандидатом исторических наук (по этнографии), на празднование защиты ко мне домой пришли и школьные друзья, и Леонид Борисович.
Наша «англичанка» Людмила Михайловна была тогда совсем молоденькая и очень красивая, даже школьники за глаза ее звали Людочкой. Но при этом уровень преподавания английского языка был реально высоким: с 9-го класса я уже слушал радио на английском языке – BBC World Serviceи Voice of America (передачи о рок-музыке или последние известия), которые не глушили, в отличие от передач на русском языке. Да и на зарубежном отделении Геофака МГУ не было проблем с английским, я легко получал «пятёрки».
Учителя английского организовали в нашей школе музей Рабиндраната Тагора. Благодаря этому я заинтересовался Индией и Рерихами, а на Геофаке МГУ выбрал специализацию по странам Южной Азии. В итоге в 1978-1979 годах провёл 9,5 месяцев на преддипломной стажировке в Индии, в Университете Мадраса (ныне – г. Ченнаи, на юге страны), а потом написал диплом по опустыниванию в этой стране и на его основе сделал первые свои научные публикации.
Географический парадокс
Но вот такой парадокс. Хоть я и закончил географический факультет МГУ, в школе с географией у меня было неважно. Итоговая оценка – 4, одна из немногих четверок в аттестате. Географию в школе преподавали тогда занудно, с обилием глупой зубрежки цифр и фактов. Однако дело в школьной программе или в учителе, а не в географии. В начале 1980-х я с большим интересом учился и потом работал на географическом факультете МГУ. В 1997 - 2014 гг. с удовольствием преподавал по совместительству на географическом факультете МГПУ. На днях вышла моя статья в журнале «Географическая среда и живые системы». А вот в школе, увы, по географии была всего «четвёрка».
Еще воспоминания автора:
