Есть мнение, настолько бестолковое, что я не смог понять о чём там. Кто хочет, может самостоятельно попытаться перевести текст на скрине. Тем не менее, отдельные слова, – скорее даже общее впечатление, создаваемое набором слов, навело меня на мысль рассказать об амниотах.
...И есть другое мнение, согласно которому млекопитающие имеют больше черт, сближающих их с амфибиями, чем рептилии. Как следствие, от рептилий звери произойти не могли. Это мнение – заслуженное. Оно действительно складывалось у первых исследователей истории живого мира – ещё в XVIII столетии. Хотя, в то время речи о происхождении видов ещё не шло, – только о систематике. Так что, проблемы в наблюдаемом положении дел никто не видел. Позже, когда дело дошло и до происхождения… с проблемой опять не сложилось. Ясно уже было, что между звероящером и ящером нет ничего общего, кроме «ящера» в названии.
Сейчас, когда искусственно слепленный на заре систематики и вносящий путаницу класс рептилий расформирован, проблему в относительно большей, сравнительно с ящерицами, близости млекопитающих к амфибиям, видят только креационисты. Прочие в курсе, что синапсиды и завропсиды – две ветви четвероногих, развивавшиеся независимо с середины карбона (310 миллионов лет назад). Но правильный вопрос, тем не менее, можно поставить. Кто от кого, – предки птиц или предки млекопитающих, – в итоге, произошёл? Или же те и другие произошли от амфибий независимо?
Второй вариант – рассматривался. И продолжает рассматриваться, хотя в формулировке представленной выше окончательный ответ уже получен. Линии ведущие к современным рептилиям и птицам с одной стороны и к млекопитающим с другой – имели общего предка. Который амфибией уже не был. Граничным условием отнесения четвероногого к амфибиям является наличие жабродышащей личиночной стадии в развитии – головастика. Однако, примерно 330 миллионов лет назад на Земле каменноугольного периода уже появились амниоты, – потомки амфибий, сохранившие большинство их черт, но адаптировавшиеся к размножению на суше. Что достигалось двумя изобретениями. Во-первых, прохождением метаморфоза (головастик превращается в условную лягушку) на эмбриональной стадии, а во-вторых, покрытием икринок сначала «пергаментной» – защищающей от высыхания, – а затем и жёсткой минерализованной скорлупой.
...Как отмечалось выше, вопрос независимого происхождения продолжает рассматриваться, – ибо помимо сохранившихся ветвей – синапсид и завропсид, – как минимум до перми (250 миллионов лет назад) существовало ещё несколько эволюционных ветвей, объединяемых понятием «парарептилии»… Отсутствие живых представителей не позволяет применить к ним метод молекулярных часов, – и это оставляет простор для гипотез. Косвенно, в пользу – возможности – независимого происхождения разных групп наземных четвероногих говорит разделённость Земли карбона на материки. На каждом из них адаптация к сухопутному образу жизни должна была происходить независимо… Однако, будучи интересными, такие гипотезы практически не имеют доводов pro, и встречаются с массой аргументов contra. Скорее всего, общих с синапсидами и завропсидами предков – первых амниот – имели и парарептилии.
Но, кстати об адаптации. Выход позвоночных на сушу можно разделить на два этапа. Первый, – в девоне (около 360-380 миллионов лет назад), скорее формальный, и даже не имеющий чёткой хронологической границы. Это период, когда поселившиеся в пресных водах двоякодышащие рыбы учились по суше двигаться. Плавники превращались в лапы, позволяющие волочить тело, но и питание, и размножение, происходили только в воде. Суша использовалась для безопасного отдыха и перемещения между мелкими водоёмами. То есть, жизнь, как бы, на сушу вышла, но жила всё ещё исключительно в воде.
На втором этапе – с начала карбона (350 миллионов лет назад) – четвероногие вышли на сушу, можно сказать, на три четверти. Появились виды охотящиеся вне воды. А позже и возвращающиеся в воду только на период размножения. Это была перспективная линия развития, поскольку суша ещё оставалась безопасной. Если в воде мелкие амфибии подвергались атакам крупных, то на берегу позвоночным противостояли только членистоногие, – тогда огромные, страшные на вид, но по представлявшие меньшую, сравнительно с современными, опасность.
...Очевидный следующий шаг – сократить потери в воде, снизив до минимума продолжительность пребывания в оной. Что достигалось ускорением метаморфоза. Сразу же после вылупления из икринки, крошечная, но уже обладающая лёгкими и лапами, молодь сбегала на берег. Защитить, однако, неплохо было бы и икру… но как? Если только используя необитаемые водоёмы для размножения. Под такое определение подходят лужи, но лужи – высыхают. Следовательно, отбор начинает действовать на повышение устойчивости икринок к высыханию. Путём снижения проницаемости покровов. Так появляется скорлупа. А с ней и обычай откладывать яйца не в воду, а в песок (сначала во влажный, – в грязь).
И теперь к вопросу, кто от кого произошёл. К какой из ветвей можно отнести первых амниот?.. Ну… их ни к какой не относят, но, учитывая что синапсиды имеют ряд признаков более архаичных, чем завропсиды, можно сказать, что предки птиц произошли от предков зверей. Впрочем, все тогда выглядели примерно одинаково, – как «толстые ящерицы», – и это вопрос праздный.
Не праздный вопрос, – о каких «архаичных признаках» речь? В первую очередь о мягкой, проницаемой для жидкостей и газов коже, роднящей млекопитающих и амфибий. Чешуёй амниоты обзавелись позже отделения синапсид от общего ствола.
...И, кстати, о независимой адаптации. На заглавной картинке представлена сеймурия, долгое время считавшаяся первой рептилией. Но ныне – у сеймурии найдена личиночная стадия – классифицируемая, как «амфибия рептиломорф». То есть, амфибия, приобретшая черты завропсиды (более прогрессивные, чем у ранних синапсид) своим особым путём. В порядке конвергентной эволюции. Такие-то камуфлеты не позволяют полностью исключить независимое происхождение парарептилий от амфибий.
