В тот день на уроке алгебры Димка Стрельцов угрюмо и молча смотрел куда-то в учебник, – наугад открытый. Временами переводил взгляд за окно, на серое небо, – сегодня над посёлком впервые кружились ещё несмелые снежинки, невесомым кружевом ложились на потемневший за осень террикон. Пацаны и девчонки удивлённо оглядывались на Димку: давно он не был таким тихим. Не острил, как обычно, по поводу темы урока, не стрелял в девчонок бумажными пульками, – ещё вчера Димкины пульки долетали до доски и падали на учительский стол, не бросал Чернобаеву и Лукьянцеву яблоки – через Машкину и Алёнкину головы. Изредка взглядывал на Александру Александровну – тоже угрюмо, исподлобья…
Размышлял Димка о её словах, – каких-то совсем не учительских: будто металось в них девчоночье отчаяние:
- Давай после урока – через сорок пять минут – останемся в кабинете и договорим, – о чём вчера не договорили?
И Димка ещё не знал, как ему поступить после урока, – через сорок пять минут. Первый раз такое было: эти привычные сорок пять минут то казались ему вечностью, то вдруг минуты летели с немыслимой скоростью… То он твёрдо решал, что демонстративно уйдёт из класса, – когда звонок на перемену ещё не дозвенит, – ещё чего: останемся в кабинете и договорим… Делать ему нечего, – говорить с ней после урока! Перемену на неё тратить! Что там слушать! Как обычно: Дима, ты должен… Дима, ты не должен… То вдруг сердце тревожно и быстро стучало, – в каком-то неясном предчувствии… Словно математичка скажет ему что-то важное… Такое важное, что весь мир другим станет…
И тут же насмешливо разубеждал себя: ну, что такого – важного! – она может сказать ему!.. Что-то типа: Дима, ты ещё маленький… Вырастешь,– ты обязательно поймёшь нас с твоим отцом…
Понял уже. Скорее бы девятый окончить!..
А через сорок пять минут над посёлком зазвучали сигналы горноспасательных машин. Звонок с урока дозвенел, а притихшие пацаны и девчонки, весь 7-й Б, даже не услышали его, – встревоженно и молча переглядывались. Машка Стяжкина беспомощно оглянулась и уронила голову на стол. Плечики Машкины горько вздрагивали: батя её сегодня в первую… Чернобаев подошёл к Машке, неловко тронул её за плечо:
- Машка!.. Мы ж ещё ничего не знаем. И… всё хорошо будет. Увидишь, Машка: всё хорошо будет!
Мишкин отец тоже в первую смену работал. И Димкин батя утром сказал, что сегодня целый день в шахте будет: надо проверить работу вентиляционной системы.
В кабинет математики вошла классная. Взглянула на Димку, что-то негромко сказала Александре Александровне. У Димки похолодело сердце: муж Тамары Васильевны – горный диспетчер… и он всегда первый узнаёт о том, что случилось в шахте.
Александра Александровна тоже посмотрела на Димку… Умоляюще сказала классной:
- Тамара Васильевна!.. Мне… на шахту надо! А у меня урок в 9-м А! Давайте поменяемся… Скажем завучу, чтоб расписание поменяла!
Математичку Димка догнал в школьном дворе. Дерзко бросил ей:
- Я сам пойду на шахту!.. Это… Это мой отец!
А она снова положила ему на плечо свою ладонь:
- Давай вместе пойдём.
Димка яростно сбросил её руку:
- Я сам! А Вам там… А вам там нечего делать! Это мой отец!
Александра Александровна вздохнула, – словно на что-то решилась:
- И… мой тоже, Димка.
И вдруг заплакала, – ну, точно, как девчонка, всхлипывала… Ну, – точно, как Машка Стяжкина, у которой батя в первую ушёл сегодня…
Димка растерялся: он не знал, что отец математички тоже работает на здешней шахте… Сам не заметил, что коснулся её плеча, – точно так, как Мишка Чернобаев Машку Стяжкину утешал:
- Мы же ещё ничего не знаем… Всё хорошо будет, – вот увидите!.. Всё будет хорошо!
А она горестно всхлипывала:
- Теперь ты всё… ты всё теперь знаешь.
О чём это она?.. Димка не понял её слов… Только отчего-то вспомнил: на днях математичка взглянула на него с улыбкой… И Димке показалось, что улыбается она… как отец. А сейчас она повторила:
- И… мой тоже, Димка.
Ей самой казалось, что она прыгнула в ледяную воду с какого-то высокого обрыва… И Димке так показалось, что она – с обрыва…
… Сашенька никогда не спрашивала мать об отце. Зачем: есть дед, – строгий и весёлый, молодой, красивый и сильный, самый родной… И только, когда в одиннадцатом к выпускному готовились, Сашеньке на секунду грустно стало: завуч предложила, чтобы мальчишки пригласили на вальс своих матерей, а девочек отцы пригласят… Все согласились, что будет необычно и красиво. А классная, Мария Григорьевна, задумчиво покачала головой: у Юли Грядуновой и у Кати Морозовой отцы в шахте погибли, – когда девочки ещё в пятом классе были… У Вероники Шаталиной родители в разводе, и неизвестно, приедет ли отец на выпускной… А Сашенька Павлухина вообще никогда отца своего не видела. В общем, решили, что на выпускном девчонки будут танцевать с мальчишками, – как обычно.
А дома Сашенька обняла маму:
- Мам!.. А… отец…
Мама тогда растерялась… покраснела, как девчонка. Сашенька даже пожалела, что спросила… А мамины ресницы вдруг повлажнели. Говорила она застенчиво и сбивчиво:
- Ты… не думай, Сашенька… Он… Он, отец твой… Он самый лучший. Я так счастлива, что ты у меня есть. А он… отец… Так у нас получилось. Так бывает, доченька, хорошая моя. Бывает, что вдруг разойдутся пути-дорожки… И никогда больше не сойдутся, – бывает так, Сашенька…
- Он обидел тебя?..
-Нет. Просто мы с ним больше не встретились.
- А… почему ты замуж не вышла, – потом, за другого?.. За Андрея Михайловича, – ты же нравишься ему, я давно знаю.
Любовь Алексеевна прижала к себе Сашеньку: вот и выросла доченька… совсем взрослая. Значит, можно так и сказать:
- А другого, – такого, как твой отец, – больше нет.
Сашенька посмотрела в мамины глаза:
-Ты любишь его…
Маринка, Любанина подружка по комнате в общежитии, лишь недавно рассказала, что Стрельцов несколько раз приезжал и ждал Любашу у техникума…
- Как-то подошёл к девчонкам, спросил о тебе… Я и сказала ему, что ты замуж выходишь… Что домой, к родителям, уехала, – к свадьбе готовиться.
Любаня горько усмехнулась: что теперь об этом… Тогда, в институтском дворе, она увидела Сашу с другой.
Однажды к бате заехал армейский дружок. Михаил Петрович жил в отдалённом посёлке, в Камышевахе. Как и батя, работал машинистом угольного комбайна. Сидели они с отцом в беседке под яблоней. За встречу батя налил по рюмке: давно не виделись. Любаня быстренько сделала салат, домашнюю колбаску разогрела, сальца порезала, хлеба. Михаил Петрович улыбнулся:
- Да под такую закуску мы с тобой, Алёха, службу по минутам вспомним!
Армию вспоминали… А больше про шахту говорили: все разговоры сводились к шахтным делам. Тогда и услышала Любаня Сашкину фамилию. Михаил Петрович рассказывал:
- Инженер у нас толковый, – на редкость. Наш, местный. Шахту знает, – что называется, Алёха: с закрытыми глазами, – всё и везде. Бывает, сутками не поднимается из забоя. Директор без Стрельцова ни одного решения не принимает. Да… А в жизни не сложилось у парня: мальчишку один растит. Жена, Татьяна, славная была. Да что-то там в родах не так пошло… В общем, пацан выжил, а Татьяна… Так и живёт Александр Павлович один. Мальчишке уж пятый год. Жизнь, Алёха…
Батя кивнул:
- Не поле… перейти.
А Сашенька тем летом уже в пятый касс перешла…
Не сразу отважилась Любаня в Камышевахе побывать. А пока смелости набиралась, – опоздала… Ещё из окна автобуса увидела Александра. Он бережно вёз детскую коляску. Мальчишка лет пяти помогал ему, серьёзно держался за ручку коляски. Красивая женщина с модной стрижкой шла рядом с ними.
На остановке в Камышевахе Любаша не вышла.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Навигация по каналу «Полевые цветы»