3 Каждое утро бабка будила Веру ворчанием. Шамкая наполовину беззубым ртом, старуха сопровождала словом каждое своё действие, не имея при этом никакого намерения будить внучку. Да как тут не проснуться, если комната в бабкиной избе всего одна?
− Платоша, царь-батюшка, осерчал на меня нынче, разобиделся будто. От будки нос вытянул, скульнул маленько и всё… Не вышел со мной поздоровкаться, - кряхтела бабка, проговаривая каждую букву О по-старорусски и одновременно заглядывая в кухонный стол, - может плохо кормила яво вчера? Хоть тресни, не помню, давала ли я ему чего вечером? А угощу я мого хлопчика хлебным мякишем, в молоке вымоченном, он полюбляет…
Верка лежит, слушает, глаза закатывает, пока бабка ходит подле неё туда-сюда. Вспомнила старуха под остаток жизни, что является наполовину хохлушкой, и давай добавлять в свою речь малороссийские словечки. Знатный у неё выходил винегрет. Верка, слушая её днём, нет-нет, да прыскала в ладошку, но утром от бабки одно раздражение.
− Ох, непорядок повсюду теперь с этой Верочкой, вот куды она хлеб всунула? Ах, да вот же вин, в бумагу она його завернула, от мух видимо… Культура! Или не бачила, что есть хлебница? Так… теперь молочко…
«И как они тут всемером помещались?» - думала, утопая в пуховой перине Вера. Знала она, что у бабы с дедом было шесть детей! Все разъехались, внуки, которых привозили раньше на лето, выросли, а бабка в восемьдесят пять лет одна осталась, да такая она на вид была вся скукоженная и морщинистая, что Вера ещё с детства думала, что бабе Марте как минимум сто. Дети мать не забывали: то продукты ей подвозили, то газом баллонным снабжали, в больницу таскали, огород вспахивали и всё звали, звали к себе в города да большие посёлки, а бабка ни в какую не ехала… Вот и они с отцом привезли бабке на машине два газовых баллона. Отец переночевал ночь и уехал вечером следующего дня, и пока светло было, ежеминутно носился с инструментами - что-то крутил, приколачивал, крыльцо подпирал, окна правил, забор ремонтировал. Называл он бабку исключительно матушкой, с большим уважением, даже с нелепым, как казалось Вере, подобострастием.
− Ты, матушка, Верку мою не жалей. Гоняй по хозяйству, как сидорову козу, ей полезно. А сама отдыхай побольше, береги здоровьице.
− Наказана она у вас, что ли? Чем провинилась-то?
− Помнишь ли ты, матушка, тёть Шуру, которая в город моталась, вроде как на заработки, и рожала детей не пойми от кого, а сама одна да одна? Вот и Вера наша вздумала пойти по той же дорожке.
− Ой-ё-ёй! Неужто беременна? – схватилась бабка за провисшие щёки.
− Будем надеяться, что нет пока, - испытующе взглянул он на дочь.
− Ох! – крякнула баба Марта и закачала повязанной в платок головой.
Когда собрался уезжать отец, Вера с мольбой повисла на двери машины:
− Пап… А учёба как же?
− Посиди тут месяцок, успокойся. Если одумаешься, я сам всё улажу.
Не такая уж та деревня и глухая была, как отцу хотелось бы. В его молодость, конечно, побольше людей было. Но народ есть, молодёжь тоже водится, даже школа своя имеется. Да только Вера, пресытившись городской жизнью, не льстилась на общение с местным обществом. Девчонки ей не шибко интересны были в принципе, хоть и дружила она с некоторыми в далёком детстве. На парней же Вера и вовсе не смотрела, да и не на кого там смотреть было: те, что её возраста, все простые и глупые, а кто постарше – уже с жёнами. В любом случае, не чета они её ненаглядному Никите - выхоленному, городскому и крутому на вид пареньку.
Маялась Вера от скуки, ежеминутно страдала от разлуки с любимым. Нашёл – не нашёл ли он её записочку? Дети дворовые могли сковырнуть, вытащить! И ни одного автомата нет в деревне, чтобы позвонить ему, объясниться… Только на почте есть телефон и в сельсовете, да кто ж даст Вере звонить оттуда по межгороду? И опасно это, бабуле непременно доложат.
Почти месяц круг общения Веры ограничивался бабкой, собакой Платошкой и козами. Коз Вера гоняла вместе с собакой по лужайкам да лесочкам. Был в одном лесочке ручей и Вера первым делом гнала своё семиглавое стадо к нему. Садилась Вера на камушек, омываемый с одной стороны прозрачными водами, наклонялась к ручью и пускала по нему сорванный с дерева листик, который заранее покрывала тысячью поцелуями.
И звучали у Веры в голове слова из «Последней поэмы» Рабиндраната Тагора, а всё больше строки из песни, написанной на основе той самой поэмы.
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, Не разглядишь меня…
Потом запнётся Вера, задумается и опять:
Знаю, когда-нибудь
С дальнего берега, давнего прошлого
Ветер весенний ночной
Принесет тебе вздох от меня…
Поплачет Вера немножко и вытягивает из себя последнее:
Это вся правда моя, это истина.
Смерть побеждающий вечный закон -
Это любовь моя…
Да, да, именно такой казалась Вере их любовь: преодолевающей время, расстояние и даже саму жизнь. И этот листик, в ручей отпущенный, чудился Вере тем самым связующим дуновением истины, который непременно должен доплыть с журчащими водами ручья до реки, вклиниться в русло её, а потом к морям, к океанам двигаться и снова в реку попасть, а там уж непременно достигнуть её любимого Никитушки и передать ему тысячи поцелуев Веры и тихий шёпоток её любви. С Луной у Веры, кстати, та же история. Всем известно о великой силе лунного сияния. Слышала Вера, что маги и колдуньи, а также травницы, пьют лунный свет: настаивают воду в полнолуние под лучами мертвенно-бледного месяца, а утром лакают и оставляют что-то для магии. Вера работала по тому же принципу, только более утончённому: подходила ночью к окошку, руки к Луне простирала, глазами в ночное светило цеплялась и представляла, что чувства её поднимаются вверх по скользящим лучам Луны, перемешиваются со вселенской энергией, отталкиваются и летят прямиком на Никитушкину голову. А Никита чувствует всё и также, как Вера, страдает, и ищет способы, чтобы им поскорее воссоединиться. В общем, заняться ей было нечем, поэтому и развлекала себя подобными глупостями.
А тем временем месяц жизни в деревне у бабки, которая донимала Веру бесконечными поручениями, неуклонно калится к убыли и от Никиты не было ни слуху, ни духу. Устала Вера замирать на улице, воображая, что в любой момент может увидеть браво вышагивающего к ней навстречу любимого (а ещё лучше, чтобы он сзади подкрался, ладонями ей глазки прикрыл и спросил: «Кто я? Угадаешь?»). Решила Вера любым способом вырваться в ближайший городишко и позвонить ему. На автобус и звонок денег у Веры ни копейки не было, поэтому стала она обманом подступаться к бабке.
− Ох, бабушка, болит у меня бок беспощадно, опять почки прихватило! – жаловалась Вера. Она специально с утра крючилась от мнимой боли. - Нужно срочно съездить за таблетками. Нет, нет, травки тут не помогут. Мне только одни таблетки помогают, бабушка, выручи! Разреши поехать? Я быстро туда и назад.
− Ну езжай, езжай с Богом, - обеспокоилась бабка, - а денюжка есть у тебя хоть?
− Нет, бабушка… - опустила глазки Вера.
И полезла бабка за своим кошельком, вышитым лет так пятьдесят назад вручную мелким бисером…
Предыдущая *** Начало
