«Пресечь раз и навсегда», - твёрдо решила Лия Павловна и набрала номер сестры.
− Алло, Зоя, короче слушай: Верку вашу нужно немедленно возвращать домой, пока беды не случилось. Кака беда? Така беда! Снюхалась ваша Вера с таким шалопаем на всю голову отбитым, что я каждый день тут живу, как последний, боюсь не дождаться её домой. Она с ним на мотороллере по всему городу, по всему, Зой, нашему большому городу носится. Ты слышь, что я говорю, Зой? – горячась, плевала в трубку стационарного телефона Лия Павловна.
− Дык может ничего такого нет в том… Молодёжь ведь… - мямлила сестра. Она говорила совсем не то, что хотела услышать добропорядочная Лия Павловна, которая являла из себя одинокую старую деву, тщательно блюдущую свою честь, а также занимала должность преподавателя в местном училище. Чисто по доброте душевной и из уважения к сестре женщина согласилась, чтобы Верочка пожила у неё, пока будет учиться в том самом училище, ведь всё лучше жить с родной тётушкой, чем шататься по общежитиям. Но если уж вдаваться в подробности, то именно Лия Павловна настояла на том, чтобы Вера поступала в её училище за пятьсот километров от дома.
− Ты пойми, Зоя, такую наивную и красивую девочку, как наша Верочка, нельзя отпускать в свободное плавание. Общежитие её испортит, развратит, там хулиганьё одно, уж я-то знаю, так как каждый день встречаюсь с ними на лекциях! И что там за техникумы у вас? У нас лучше, Зоя! Пусть девочка учится у меня на фельдшера, а потом и на врача можно, будет всегда в тепле и чистоте, в белом халатике. А свободы в таком возрасте давать нельзя, особенно таким не видевшим мир простушкам, как Верочка. Её только из рук родительских в руки мужа передавать следует, нечего портить её молодёжным безобразием, и не спорь!
Сестра не долго спорила, порешали с мужем и согласились. И вот настигла всё-таки ребёнка судьба! Верно говорят – не уйдёшь от неё, как ни прячься. А мать девочки, бестолковая, заявляет, что может ничего такого нет в том.
− Дело в том, Зоя, - раздражённо уточняет Лия Павловна, интенсивно наглаживая белую кошку и не замечая, как глаза у бедного животного лезут на лоб, - что ему уже двадцать шесть, а Верунчику сколько, не забыла? Семнадцать! И я просто уверена, что у них уже было всё! Я больше тебе скажу, у него и до Верочки как минимум с одной легкомысленной особой тоже было всё, и осталась та девица с носом, плюс с дитём.
− А вдруг там любовь… - неуверенно, хватаясь за последнюю соломинку, предположила младшая, более мягкая и покладистая сестра.
− У Верочки нашей, без сомнений, любовь, а у того лоботряса один интuм! Ты бы видела, как он смотрел на неё вчера у подъезда – как животное, Зоя, как самый настоящий похо*тливый самец! Да все они мужики с одного поля ягоды, тебе просто повезло с мужем, - уже скороговоркой завершила она.
−А учёба как же, Лиечка?.. – совсем растерялась мать, сев прямо на пол и расставив ноги, как пупс.
− Переведётся в местный! Ей пять дней осталось до окончания летней сессии. Так что шевелитесь, пока не поздно, сразу же забирайте домой.
− А что сказать-то? Я о причинах…
Лия Павловна фыркнула и начала уже просто реветь в трубку. Испуганная кошка тут же предприняла ещё одну попытку смыться, но хозяйка, схватив её за шкирку, впечатала в свои колени и начала трясти.
− ЗОЯ! Ну какая же ты, ей-богу! Ты хочешь, чтобы твоя дочь была на всю жизнь опозорена внебрачной беременностью?!
− Нет…
− А может ты мечтаешь, чтобы этот хлюст пристрастил её к бутылочке или к чему покрепче и понесёт нашу Верочку по наклонной? Или чтобы он разбил её на своём треклятом мотороллере, который дрынчит, как старый трактор на весь район?!
− Нет, нет! Чур тебя!
− А ведь он именно такой, Зоя, если не хуже!
В трубке тяжело и часто дышали, как после долгого бега. Белая кошка жалобно мяукнула на коленях хозяйки и та, словно впервые заметив её, сбросила на пол, как мусор.
− Так что?
− Поговорю с отцом. Выедет за ней как можно скорее, ты же знаешь, я сама не смогу, характера нет во мне. Лия… А… а они точно уже того? В плане постели…
− Вне всяких сомнений. Насчёт этого я как рентген – сразу вижу по глазам. Они становятся ээмм.. с грехом как будто, с пороком.
− О-о-о-ох! Ох, ох, ох…
На другом конце провода заплакали. Удовлетворённая Лия Павловна повесила трубку. Дело было в шляпе. Она – молодец. Хоть саму себя гладь по головушке. В качестве награды она сделала себе чай с бутербродом, поверх которого возложила ломтик красной рыбы (иногда можно себе позволить!) и стала дожидаться племянницу, заодно готовясь к завтрашним лекциям. Вера вечерами выходила гулять на полтора часика и возвращалась ровно в восемь. Лия Павловна позволяла ей эту вольность, она хотела быть хорошей, доброй тётушкой в глазах ребёнка. А воспитанием пусть занимаются родители.
***
− Ха-ха-ха! Ну перестань, Никит… Пойду я уже, тётя взъестся. Она тебя недолюбливает, сам знаешь. И мотоцикл твой презрительно кличет мотороллером.
Вера, зажатая между мотоциклом и любимым, не имела путей отступления. Да и не хотела иметь. Влюблённые стояли, обнявшись.
− Ты сегодня меня удивила: была такой раскованной, прям опытной… - журчал Никита, как лесной ручей.
− Это потому что я тебе доверяю. Всю себя. Всю мою жизнь, - страстно говорила Вера.
В густых зарослях сирени кто-то сдавленно рыкнул. Вера испуганно вжалась в любимого.
− Кто здесь? – спросила она.
Тишина.
− Да пёс какой-нибудь, забудь, - поцеловал её в щёку Никита.
− Но мне показалось… Знакомый тембр…
− У тебя есть поклонники, о которых я не знаю?
− Конечно нет.
− Сейчас проверим…
Никита нагнулся за лавку и, подняв осколок кирпича, швырнул его в кусты сирени.
− Видишь, я же говорил. Собака, должно быть, или ёжик. Ты знаешь, что они фыркают?
− Ладно, Никит, пойду я. Люблю тебя очень и очень.
− И я тебя, солнце. Ты иди, а я постою, пока ты не поднимешься.
− Нет, я хочу, чтобы ты мне помаячил издали, на нашем языке.
− Три наших слова?
Вера кивнула и они поцеловались в последний раз. Доехав до поворота в конце дома, Никита сделал несколько сигналов задними фарами. Они значили: ты/лю-бовь/моя. Окрылённая чувствами, Верочка поспешила к подъезду. Её губы ещё хранили тепло и нежность его губ, а на руках блуждала мягкость его кожаной куртки. Только она подошла к двери, как вдруг затрещали кусты сирени и на подъездную дорожку вышел мужчина. Вера стала быстро открывать дверь, она испугалась, но голос, прозвучавший за её спиной резко, как удар молнии, сначала заставил её подпрыгнуть, и сразу же вслед за этим оглянуться.
− Я уж думал, что эта трескотня никогда не закончится. Теперь понятно, Вера, чем ты тут занимаешься вместо учёбы.
Вера в ужасе прижалась к двери. На неё смотрел отец и взгляд его не предвещал никакого веселья.