Было время, когда автор этих строк писал проект закона с длинным названием: «О банках, банковской деятельности и банковском надзоре». Для кого и когда было это писано — сейчас особого значения, поверьте, не имеет. Важнее другое: структура финансово-кредитных учреждений, которая предусматривалась этим проектом. И была она вовсе не такой, какая нынче существует в России или на Украине. Между прочим, противником этого оказался прежде всего НБУ. И понять его можно. Дело в том, что…
Впрочем, давайте-ка по-порядку.
Будем исходить из того, что законодательство государства лишает на своей территории человека свободы в выборе средства расчёта. Сейчас не столь важно насколько оправдано такое лишение, главное то, что оно имеет место.
Затем предполагается, что единственным местом, из которого проистекает эмиссия единственного расчётного средства на территории такого государства, является центральный банк. Он не работает как с клиентами с людьми, но только с казначейством и с коммерческими банками. Казначейство же является не кредитным, а всего лишь кассовым органом. Следовательно, единственные кредитные учреждения, с которыми работает центральный банк, суть коммерческие банки.
Кроме кредитно-эмиссионной функции центральный банк имеет ещё несколько функций, которые весьма и весьма далеки от специфически банковских.
Первая группа функций носит чисто нормативопорождающий характер: именно центральный банк устанавливает обязательные для коммерческих банков нормативы.
Вторая группа функций сводится к тому, чтобы следить за тем, чтобы коммерческие банки придерживались тех самых нормативов, которые формулирует сам этот центральный банк.
Во время написания названного проекта закона я обращал, — и неоднократно, — внимание на то обстоятельство, что в одной и той же точке — в центральном банке начинает сосредоточиваться слишком много функций, причём функций и операционных, и властных, и притом весьма разнородных. Если иметь в виду, что центральный банк при всём при этом мог сам накладывать санкции на банки, вплоть до отзыва у них лицензий, что с неизбежностью в силу самой специфики банковской деятельности с высокой степенью вероятности приводит к банкротству банка, то можно увидеть, что центральный банк сосредоточивал в себе пучок из законодательной (нормоформулирующей), исполнительной и даже судебной властей. Такая ситуация представлялась мне допустимой только и исключительно как временная, она представлялась необходимой для резкого и оперативного маневра в условиях, например, борьбы с гиперинфляцией, но совершенно опасной в своей природе на продолжительном участке времени.
Само по себе наличие экономических нормативов, ограничивающих кредитование клиентов со стороны коммерческих банков, часто объясняют желанием сохранить платёжеспособность банковской системы. Между тем, истинная цель такого ограничения совершенно иная. И я готов доказать, что к ликвидности или платёжеспособности банковской системы такие экономические показатели, быть может и имеют отношение, но отношение лишь побочное.
Представьте себе небольшое государство, в котором всего 7 коммерческих банков и один центральный. Замечу: речь идёт о реальном государстве. Представим себе ещё один банк, который не находится под юрисдикцией указанного государства, а потому не контролируется и указанным центральным банком. Этот зарубежный банк вполне может открыть всем шести банкам государства (кроме центрального) счета в национальной валюте тех самых банков. Ясно, что если эти счета в зарубежном банке открыты решительно всем коммерческим банкам названного государства, — что, согласитесь, при числе их 6 сделать не столь уж и трудно, — то в этом случае любые безналичные расчёты в этом государстве будут исполнимы при любых условиях. Ведь этот самый зарубежный банк всегда может кредитовать тот самый из коммерческих банков, у которого не хватит денег на счёте. Ликвидность и платёжеспособность банковской системы в этом случае будет как раз абсолютной, причём без всяких нормативов.
А для того, чтобы понять — зачем, собственно, нужны тогда экономические нормативы, надо обратить внимание на то, чтó сделает указанный в названном примере зарубежный банк при нехватке денег на счёте у какого-либо коммерческого банка.
Мы сказали: «он прокредитует».
И это, согласитесь, интересно: как же он может с гарантией прокредитовать, откуда он возьмёт деньги? Правильный ответ такой: оттуда же, откуда берёт эти самые деньги для кредитования коммерческих банков и центральный эмиссионный банк. Он их просто нарисует. Или, как говорят для солидности: эмитирует. При этом, разумеется, показатели ликвидности такого зарубежного банка, с лёгкостью раздающего кредиты, в той самой валюте кредитования, которая является расчётной единицей рассматриваемого государства, снизятся ниже всех мыслимых пределов. Однако фокус состоит в том, что при этом все платежи в этой расчётной единице всё равно будут абсолютно исполнимы, а вот перед каким-либо органом рассматриваемой страны зарубежный этот банк не отчитывается . Количество же денег в обращении, естественно, станет больше. И никаких резервов не хватит, чтобы удержать такую валюту относительно валюты или товаров резерва: резервы-то всегда ограничены, а кредитные вбросы денег — нет.
Вот, собственно, чтобы коммерческие банки, даже при наличии полной сети корреспондентских счетов, обеспечивающей абсолютную способность расчётов вне зависимости от состояния этих счетов, неограниченно не накачивали бы оборот национальной валютой, и существуют и экономические нормативы и банковский контроль. Ведь любое кредитование, — и это надо иметь в виду! — всегда ведёт к денежной эмиссии (при сохранении остатков на счетах клиентов банка, любые денежные средства, выдаваемые банком заёмщику в кредит суть именно «нарисованные» этим банком деньги, за исключением только, конечно, случая, когда объём кредитования не превышает собственных средств банка, чего в реальности никогда не наблюдается), что не плохо и не хорошо — весь вопрос при этом только в соотношении прироста продукта и объёма эмиссии, производимой путём кредитного мультипликатора, а также соотношения их скоростей и надёжности оборота с указанными скоростями.
Нетрудно сообразить, что сама по себе выдача кредита всегда выгодна его получателю, а при процентном кредитовании, такая вот выгода делится между получателем кредита и кредитующим банком. Другое дело, что проценты не зависят вообще от выгоды кредитуемого, но это уже — тема иного рассказа.
Почему выгодно само получение кредита? Да просто потому, что в момент получения кредита избыток денег оказывается у кредитополучателя, а цены на рынке отреагируют на возрастание денежной массы только после того, как кредитополучатель такие полученные деньги именно потратит; и если все остальные, те, кто не получал кредитов, за имеющиеся у них деньги отдавали продукцию, то получивший кредит пока ещё ничего никому не отдавал.
Центральный банк в рассматриваемом процессе как раз призван следить не столько за тем, чтобы сохранялась ликвидность банковской системы (подчеркну ещё раз: ликвидность легко можно сохранить простой накачкой денег и плотностью связей между всеми коммерческими банками), сколько за тем, чтобы национальная расчётная единица сохраняла бы свою стабильность относительно товаров, которые противостоят ей в сделках на рынке. При нарушении соотношений между деньгами, находящимися в обороте, и товарами в том же обороте мы будем наблюдать либо инфляцию, либо дефляцию, что одинаково весело.
Но при всём этом обратим своё внимание на то, что этот центральный банк имеет связь не только с коммерческими банками, но и с казначейством. А путём именно кредитования счетов казначейства, если только такое кредитование не корреспондируется со счетами поступления средств в казну, как раз центральный банк и преодолевает так называемый кассовый разрыв бюджета, то есть ситуацию, когда государству надо потратить деньги, которых у него нет. В годы тощего бюджета именно кредитование правительственных затрат (оставим пока в покое вопрос о необходимости таких затрат) и производилось инфляционное накачивание экономики деньгами. По существу же, поскольку при таком процессе происходит неизбежное уменьшение товарного содержания национальной валюты, эмиссионное кредитование государства было не чем иным, как неоговоренным никаким законом дополнительное налогообложением любого, кто являлся законным держателем соответствующей валюты.
Обратим при этом своё внимание, что процентная ставка рефинансирования (такого вот кредитования со стороны эмиссионного центра) была именно доходом центрального банка, а составлял этот доход как раз определённую часть валового внутреннего продукта, которую присваивал себе за свои воздушные операции центральный банк. Другую часть поглощало государство. И именно помимо официальных налогов. Выгодно ли было такое положение правительству и центральному банку? — Да несомненно.
Итак, если любое кредитование, производимое не за счёт собственных средств, обязательно содержит эмиссионную составляющую, а опричь всего ещё и выгодно самому кредитующему банку и потому подлежит жёсткому контролю, то при написании законодательного проекта я обратил внимание на то, что именно операции самого крупного кредитора с самым крупным заёмщиком, — центрального банка с правительством, — оказываются подконтрольны только и исключительно одному субъекту — центральному банку, в чьи интересы, экономические интересы, входит как раз увеличение объёмов такого кредитования. Тем более, что банкротство центрального банка или отзыв у него лицензии, как и финансовые санкции, согласно законодательству ему совершенно не грозят.
Тогда как раз я и понял, что в данном случае для того, чтобы стабилизировать ситуацию с денежным обращением, как минимум необходимо производить именно сторонний контроль над банковской системой.
В идеале было бы правильно, вероятно, чтобы и экономические нормативы рождались бы также внешним для центрального банка образом. Однако, на практической почве можно было бы пока согласиться с тем, что именно центральный банк, как имеющий полные сведения о денежном обращении (правда, отметим, центральный банк не имеет достаточных сведений о товарном обращении!), устанавливал бы эти самые экономические нормативы, которые были бы совершенно равны для всех без исключении кредитных учреждений, включая и сам центральный банк. А вот контроль над исполнением таких нормативов я предполагал передать особенному органу, образуемому именно парламентом государства — комитету банковского надзора (КБН).
Мыслилось, что этот комитет совершенно независим как от правительства, так и от центрального банка, и занимается постоянным слежением за соблюдением экономических нормативов как коммерческими банками, так и центральным банком государства, а раз в полгода делает доклад о состоянии денежной и кредитной систем государства, о всех без исключения нарушениях на сессии парламента, на которой должны также присутствовать как члены правительства, так и президент. В особо острых случаях, оговоренных законодательством, председатель комитета имел бы право налагать вето на любые операции коммерческих банков и на операции центрального банка. В случае же нарушения руководством центрального банка законодательства или нормативов, парламент по представлению именно комитета банковского надзора должен был бы принимать меры для отстранения соответствующих должностных лиц центрального банка от занимаемых должностей и передаче дела в прокуратуру.
Вот такая была идея.
То, что мы наблюдаем сейчас, ярко доказывает насущную необходимость именно той самой системы стороннего контроля, которая намечалась в проекте закона. При этом вовсе несложно сообразить, почему именно центральный банк того государства был первым и самым яростным противником описанной системы.
Сейчас много рассуждают о том или ином главе того или иного эмиссионного центра,которые произносят полную чепуху, даже не отдавая себе в этом отчёта (главное, что именно не только себе не отдавая отчёта), рассказывают о нехватке денег о всяких там «таргетированиях», «спредах», «трендах» и прочей импортной всячине... Впрочем, языком молоть, как известно — не кули ворочать.
Смысл же банковского надзора должен состоять не в том, чтобы рулить, а в том, чтобы соблюдать в первую очередь интересы именно тех, ради кого существует любое государство со всеми его институтами вроде центрального банка, правительства, Президента и парламента. А тогда и ответ должен быть простой: прав может быть только тот, кто осуществляет публичный контроль над эмиссионноопасными действиями независимо от правительственных и президентских чиновников, а, стало быть, назначен на подобную должность представительным органом власти.
