После посевной Петра вместе с другими послали распахивать новые участки, которые в этом году засеваться не будут: просто не успевали это сделать. А на то место, где стояли вагончики, стали завозить бревна, доски, цемент и другое, необходимое для стройки. Но самое главное – вместе с этим приехали строители, среди которых было немало женщин. Коллектив механизаторов заметно оживился: приехавшие женщины были в основном молодыми, веселыми, легко идущими на разговоры. Для них тоже установили несколько вагончиков, и теперь вечерами и темными летними ночами собирались у костра компании, слышались смех, песни. И хотя на площадке между вагончиками уже было светло – подвезли генератор и около столовой и у вагончиков повесили лампочки, молодежь все равно уходила туда, где было только небо с угасающим закатом да простор. Через некоторое время от компании стали отделяться парочки, которые уходили в темную степь...
Петр поначалу не присоединялся к этим компаниям, а сразу после ужина мылся у большой цистерны, где соорудили загородку, в которую умельцы провели шланг с душевой насадкой, и уходил спать. Но веселые голоса, доносящиеся к нему, не давали уснуть, и он наконец, тоже решил присоединиться к веселившимся. Вернее, не присоединиться, а наблюдать вроде бы со стороны. Молодежь веселилась, шутила, шутки иногда были на грани приличного, но все смеялись.
Однажды к Петру подошла девушка и спросила, почему он не присоединяется к остальным, а всегда стоит в стороне. Петр даже смутился сразу, так неожиданно возникла девушка. А она взяла его за руку и повела к костру.
- Тебя как зовут? – спросила она просто.
- Петром, - ответил он, понимая, что теперь он должен спросить ее имя.
Но девушка не стала ждать:
- А меня – Анюта, Аня. Пойдем ближе!
Они сели рядом на бревно, и стали слушать песни. Потом девушка стала подпевать, поглядывая на Петра и призывая его присоединиться. Пели разные песни: и про тонкую рябину, и рябину кудрявую, и «Хвастать, милая, не стану», и, конечно, про трактористов, которые «с железным конем все поля обойдем». Петр петь умел и любил, но почему-то смутился. А однажды один из приехавших строителей запел песню:
Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый зимний лес грустит.
Едут новоселы по земле целинной,
Песня молодая далеко летит.
И вскоре каждый вечер звучало:
Ой ты, зима морозная,
Ноченька яснозвездная!
Скоро ли я увижу
Мою любимую в степном краю?
Вьется дорога длинная,
Здравствуй, земля целинная,
Здравствуй, простор широкий,
Весну и молодость встречай свою!
Петра эта песня очень взволновала, он представил, как встретит здесь Зою, покажет ей, какие просторы он осилил, но ему хотелось, чтобы она приехала тогда, когда пшеница созреет, чтобы волновалась она под ветерком, как там, дома... И когда он улегся на свою койку, в его ушах еще звенели слова: «Ты ко мне приедешь раннею весною молодой хозяйкой прямо в новый дом» ...
Он спал, и ему снилось, как они с Зоей идут по улице, где цветут яблони, вишни, и он удивляется: когда это успели посадить здесь деревья? Ведь ни одного, даже хиленького кустика не видно нигде – только степь, ровная, как стол. А Зоя крепко держит его под руку, прижимается к его плечу... Петр проснулся, сел на кровати. Надо же, приснилось неизвестно что. Какая тут улица? А уж цветущие деревья – когда они тут появятся?
Он вышел на улицу, закурил. Ночь была темная, безлунная, а небо, сплошь усеянное звездами, с туманной полосой из конца в конец, казалось, притягивало к себе. Петр вспомнил, как Зоя всегда обращала его внимание на небо, а он отмахивался: ну и что? Небо как небо! А оно вон какое...
После посиделок все стали расходиться, Анюта посмотрела на Петра, сказала:
- Пойдем?
И протянула руку к нему.
Петр засунул руки в карманы, оглянулся по сторонам и ответил:
- Да, пока, мой вагончик тут рядом.
Анюта улыбнулась и пошла к своему. Петр понимал: она надеялась, что он ее проводит, но эта мысль только рассердила его: нечего приставать к женатым! А потом обижаться будут! Правда, он не сказал ей, что женат, да она и не спрашивала...
В письме Зое он написал, что у них начали строить поселок, правда, до домов еще, видимо долго, но уже пригнали технику, привезли строителей. Он не стал уточнять, что среди строителей есть женщины, притом молодые и симпатичные. «Так что к зиме, наверное, уже будем жить в домах, - писал он ей, - а весной можешь приезжать с Колькой! Правда, тут нету деревьев, но я хочу попросить кого-нибудь привезти к осени саженцы яблони или вишни, если они тут растут. Я посажу их возле нашего дома. А знаешь, какое тут небо! Я тебе покажу его».
Зоя улыбалась, читая это письмо. В нем она видела другого Петра: почти романтика, понимающего, как важно, чтобы рядом была красота...
А к ней вчера приходил Николай. Появился вечером, один, без Натальи. Смущенно постоял у двери, когда Зоя открыла ему. Она пригласила его пройти, предложила чаю. Николай подозвал Колю, протянул ему кулек конфет. Малыш взял его, сразу открыл, но Зоя осторожно забрала их, сказав, что сначала нужно поужинать.
- Поужинаешь с нами? – спросила она Николая. – Правда, у нас только каша, нам с Колей много не нужно.
Николай отказался, сказав, что пришел узнать, как там Петро, что пишет.
- Не собирается оттуда возвращаться?
- Да нет, ему нравится там, он пишет, что все хорошо, что начинают им дома строить.
- А как зарплата? Он присылает тебе?
- Конечно, присылает. Пишет, что себе оставляет немного – негде тратить тут.
- Много присылает?
Зое было неудобно сказать, что это только их дело, да ведь и Николай не чужой – брат все-таки!
- В этом месяце прислал семьсот, а в прошлом – шестьсот...
- Ну, ничего, почти как в шахте. Но это пока они первые там, потом все будет как в обычных совхозах. Ну, передавай привет ему, как будешь писать.
- Так я тебе его адрес дам, сам напишешь, если захочешь.
Она быстро повернулась к буфету, за стеклом которого лежала стопка писем, достала конверт с обратным адресом и подала Николаю. Тот взял конверт, положил в карман.
- Ну, тезка, пока!
Он протянул руку малышу, который стоял, прижавшись к ноге матери, потом вышел.
