На любом отрезке истории мы обнаруживаем поразительную общность людей в самом главном. Мы всегда хотели понять устройство жизни и обрести счастье, очистить свой ум от омрачений и искажений и раскрыть свои творческие возможности. Мы всегда стремились к ясности и порядку внутри, которые, как мы интуитивно догадываемся, несут с собой и высочайшую радость, и высочайшую силу.
При движении человека к этим целям наступает момент, когда его воля к ясности и порядку внутри становится волей к ясности и порядку снаружи. Наши устремления уже не могут ограничиться крошечным пространством личной жизни и её мелкими интересами. Они не помещаются в эту клетку. Мы начинаем видеть свою взаимосвязь с миром, своё происхождение от мира, своё возвращение в мир. Тогда деятельность обращается к более широкому контексту действительности – к налаживанию связей между людьми и их смыслами, внутри сообществ и между сообществами. Этот сценарий объединял жизни всех мыслителей и великих деятелей культуры во все времена и на всех континентах.
Таким образом, основные ценности и цели людей едины. Они лучатся мягким светом где-то там, на горизонте, в каком бы месте или времени мы ни очутились. Их зовущий свет очевиден и так или иначе ощущается всеми, а потому определяет общую траекторию движения. Существующие между нами различия касаются представлений о том, чем конкретно являются эти ориентиры, видимые нами всеми. Что есть познание и истина, что есть невежество и заблуждение? Что есть счастье и сила? Что такое чистота и порядок? Мы все стремимся к ним, но для большинства из нас их очертания смутны и покрыты рябью. У нас нет согласия и в том, как нам проложить свой маршрут к ним. Что помогает нашему движению вперёд, а что ему мешает? Куда нам направить свою энергию и как расставить приоритеты?
Естественно, вопросы это не из простых. Первым ответом на них было то, что нам нужно лишь хорошенько всё понять. Если только мы получим информацию обо всём, что необходимо, и узнаем не узнанное, то всё как по мановению волшебной палочки встанет на свои места. Мы перенесёмся туда, к горизонту. Мы станем не только крайне умными и осведомлёнными, но также счастливыми, могущественными, а быть может и победим саму смерть. В итоге за минувшие тысячелетия было высказано бессчётное количество гипотез о том, какова природа реальности, что такое все эти фундаментальные ценности и каким должно быть общество.
Первая идея оказалась неудачной. Мы перепутали процесс составления карты мира и написания комментария к этой карте с самим путешествием. Мы сочли, что если мы всё поймем и у нас будет хорошая карта, то путешествие случится как бы само собой. Наше прибытие по адресу будет уже решённым вопросом.
Современные науки о мозге, как и многострадальный исторический процесс убедительно показывают, сколь наивным было наше заблуждение. Знание само по себе не продвигает человека вперёд – точно так же, как рассказ о том, где находится оазис и сколько там воды, не утоляет нашу жажду. Для действия требуется нечто важное помимо знания и совершенно иное, нежели знание. Нам нужна скоординированная работа мышц ума и тела, которые это знание напитают. Нам нужна мотивация и энергия, внутренняя и внешняя слаженность. Более того, даже знанию нужно нечто совсем иное, нежели знание, чтобы оно раскрыло свои высшие возможности и принесло подлинную ясность.
Одним словом, мы поспешили и копнули недостаточно глубоко. Мы ошиблись не в общих принципах касательно того, как устроен мир, а на куда более фундаментальном уровне. Нашей роковой ошибкой было непонимание самого процесса понимания и его роли. Мы не заметили тех многочисленных причин собственных действий и перемен, что как лежат гораздо глубже понимания, так и соседствуют с ним, но никоим образом сами пониманием не являются.
В глубинах человеческой психики правят древние иррациональные силы. Человек не может перейти от слов к делу, пока в этих недрах царит раздрай и беспорядок. Многочисленные невидимые руки наших желаний, потребностей и эмоций тянут нас вместе с нашим драгоценным пониманием то в одну сторону, то в другую. От того, сможем ли мы наладить коммуникацию с этими силами и интегрировать их, зависит всё остальное. Прежде всего, от этого зависит, будем ли мы действовать в соответствии со своим пониманием или же оно останется пустыми словами.
Мы можем и должны напрямую работать со своим вниманием, желаниями и потребностями, с конфликтами в нашем бессознательном и с шумом ума. Все эти доступные нам виды умственной деятельности есть не познавательная деятельность, а нечто совсем другое. Без них в уме не будет ясности и порядка, счастья и силы, а лишь барахтанье в бурлящих водах своего бессознательного. Понимание, таким образом, есть всего лишь одна переменная в длинном уравнении жизни. Это одно из множества условий путешествия. Каждый из нас обладает совсем иными типами внутреннего усилия, помимо понимания, которые жизненно необходимы нам для движения.
Но и это ещё не всё. Понимание не существует в вакууме, а зависит в своём содержании от остальных игроков на шахматной доске ума. Эти древние иррациональные фигуры влияют на то, что именно мы видим и чего мы не видим. Науке хорошо известно, что именно бессознательные процессы порождают искажения нашего восприятия и расстройства поведения. С другой стороны, они же способны наполнить нас мотивацией и энергией для созидательной деятельности. Если мы не замечаем, какое мощное воздействие на наше понимание оказывается извне, то наша информационная модель мира является неполноценной. Мы составляем плохие карты, в то время как нам кажется, что они хорошие.
Наивная вера в самодостаточность и всемогущество понимания есть первородный грех философии и человеческого мышления вообще. Это грех не в смысле преступления против некоей божественной сущности. Преступление здесь совершается против нас же самих, против наших высших интересов. И, как следствие такого греха, происходит грехопадение человека в страдание, страх, бессилие, смятение и разрушительность.
И философия, и психология безостановочно грешат. Они проводят время за изучением карт и их составлением, но по большей части совершенно не двигаются вперёд. Они либо забывают про всё в нас, что не является пониманием, либо отводят развитию иных способностей ума мизерный объём времени и усилий. Тогда умные люди периодически удивляются: как так вышло, что все произнесённые и написанные нами слова ещё не телепортировали человечество далеко вперёд? Где нимб над нашей головой, которого – стыдно признаться – мы так давно ждём? Почему невзгоды всё не отступают и не отступают?
На этот старый вопрос они отвечают по-старому: наверное, мы ещё недостаточно что-то поняли, недостаточно ясно сформулировали. Давайте объясним всё ещё раз, только получше, найдем новую комбинацию из слов и знаний.
При столь простецком подходе все подлинно ключевые вопросы оказались упущены. Демонстрируется полное непонимание самого понимания. Прежде всего: как нам научиться понимать? Вполне очевидно, что понимание не равнозначно обычному разглядыванию новой информации. Это не простое принятие информации к сведению. Мы периодически хорошо понимаем, что нам нужно сделать, а чего следует избегать, но не находим в себе сил последовать своему пониманию, сколь бы ясным и прекрасным оно ни было. Мы делаем всё наоборот, хотя отчётливо сознаём, что это глупо и неправильно. Жизнь каждого из нас, как и вся великая литература от древности до наших времён, переполнена подобными примерами.
Сегодня наука может разрешить этот кажущийся парадокс. С точки зрения нейробиологии, наша информационная модель мира и все наши знания и планы есть нейросети – особые популяции взаимодействующих нервных клеток. Это своего рода живые организмы. Они конкурируют друг с другом, растут или уменьшаются, развиваются или деградируют. Бессмысленно мерить знание одной только категорией существования и рассуждать, есть ли у нас некая информация или нет, как будто это что-то объясняет само по себе. Важно, какова сила этого знания. Где именно оно стоит на шахматной доске ума и там ли оно, где нужно? Какие влияния оно испытывает и способно ли само оказать достаточное влияние?
Из всех знаний самым важным для нас является знать то, как сделать из доступных нам сухих и неподвижных фактов нечто живое и деятельное. Как перейти от принятия информации к сведению и её обсуждению к реальному движению по пути? Как начать действовать и нейтрализовать те силы, которые мешают информации стать практикой жизни? Как заручиться поддержкой всего того в нас, что помогает претворить теорию в практику?
Не будет лишним повторить это ещё раз – и вовсе не из пагубного пристрастия к повторам, а потому что это, судя по всему, нужно нам всем. В конце концов, и умнейшие люди в истории порой не могли понять природы понимания, его роли и ограничений.
Понимание крайне значимо, но это не столь элементарный процесс. Оно не существует в вакууме и в отрыве от всего остального. Сейчас и для наук о мозге, и для философии, и для психологии очевидно, что в уме действует целый ряд могущественных сил, которые никакого непосредственного отношения к пониманию не имеют, но оказывают огромное воздействие на наше восприятие и поведение.
Понимание представляет собой всего лишь один компонент в сложной системе. Само по себе оно совершенно бессильно и не сделает нас ни счастливыми, ни сильными, ни даже умными. Наша картина мира испытывает множество влияний со стороны других аспектов ума, от которых зависит и содержание нашего понимания, и вся наша судьба. Нам нужно научиться пользоваться иными типами умственного усилия, нежели понимание, и создать методику развития своих способностей по прямому управлению вниманием, лимбическими реакциями, желаниями, потребностями и эмоциями.
Казалось бы, даже без последних данных нейробиологии – это очевидно и просто как дважды два. Но вот если мы примемся листать книги по философии и психологии, нам будет сложно отыскать хотя бы беглое упоминание этого безмерно важного обстоятельства. Даже там, где в сторону столь фундаментальной истины делается стыдливый реверанс, уже спустя пару строчек она забывается и начинаются новые поиски объяснений жизни. Вера в целительную силу очередного набора сведений и в силу перемены взглядов есть роковая догма. Это аксиома, которая не обсуждается вопреки всем фактам, говорящим против неё. Это первородный грех философии, который возник одновременно с философским мышлением и до сих пор безраздельно господствует в человеческом мире.
Первородный грех философии представляет собой сведение многомерного процесса наших внутренних перемен к одномерно понятому механизму принятия полезной информации к сведению. Это непонимание самой сущности понимания, сущности нашего ума и поведения. В результате нашего грехопадения на передний план умственной деятельности вышло теоретизирование и конструирование всё новых и новых «идей» и «взглядов».
Учителя человечества, как и их аудитория жонглируют понятиями, строят домики из слов и соревнуются в том, чьи слова окажутся красивее, убедительнее и последовательнее. И даже когда домики в их воображении получаются на славу, большинство не спешит переходить к строительству. Так работает инстинкт самозащиты эгоцентрического интеллекта, потому что при попытке реального строительства всё бы тотчас развалилось. Стало бы заметно, что эти чертежи никуда не годятся и вера в волшебную силу понимания есть наивная фантазия. Те же единицы, кто на основе культа понимания попробовали что-то построить и добиться трансформации сознания, потерпели сокрушительное поражение.
Запад и Восток
В древних Афинах, как и сегодня, люди задавались многочисленными вопросами и бились над мучающими их проблемами жизни. Будучи не в силах справиться сами, они поступали, подобно нам: искали мудрого человека и обращались к нему за помощью. Возможно, он продвинулся на этом пути дальше нас. Не зря же о нём ходит такая слава.
Сперва пришедший к древнегреческому философу рассказывал о том, что именно его беспокоит. Он просил разрешить тревожащую его неопределённость или же искал совета касательно того, как ему поменять что-то в себе и в своей жизни. В ответ на услышанное мудрец предлагал две вещи.
Прежде всего, для преодоления проблемы нужно было получше разобраться в её сущности. Это считалось самым главным, основой основ. Давайте определим понятия, разберёмся в значении слов, преодолеем несостыковки и противоречия и заполним пробелы в знании. Порой мудрец задавал наводящие вопросы, помогая пришедшему самостоятельно увидеть суть происходящего. В иные моменты он сразу предлагал свои собственные объяснения. В ходе умудрённого диалога представления человека прояснялись и выправлялись, а затем его всячески поощряли развивать своё понимание и дальше.
Во-вторых, в довольно редких случаях пришедшему настоятельно рекомендовалось изменить не только свои взгляды, но и своё поведение, привычки своего внимания, чувства и поступка. Мудрец говорил, что пришедший желает неправильных вещей и не желает правильных. От этого в его жизни и возникают недовольство, страдание, неудачи. Он слишком сильно стремился к одному и слишком слабо к другому. Нужно было поменять маршруты желания и свои деяния. Но вот как именно их поменять – сообщалось лишь в одном случае из ста. И когда мудрец снисходил до ответа, инструкция давалась в таком духе: друг мой, пойми всё сказанное, напрягись, поднатужься, соберись с силами и верь в себя. Делай это день за днём, и у тебя получится.
За последние две с половиной тысячи лет этот подход ко всем проблемам жизни ничуть не изменился. Он господствовал на улицах Афин до нашей эры, на кушетках у психоаналитиков в Австрии XX века, и он до сих пор правит в кабинетах психологов XXI века и в книгах мудрых мира сего.
Главный ответ от Фалеса и Гераклита, Сократа и Аристотеля, Фрейда и Фромма до Даниэля Канемана и Эрика Кандела в современном мире всегда был таков: давайте всё проясним. Если у нас получится, то непременно произойдет волшебство. Но увы, волшебства не происходит.
Описанный здесь первородный грех философии не имеет места прописки в конкретной эпохе, культуре или этносе. Это универсальное явление – своего рода детство нашего мышления, которое не желает нас отпускать. Маниакальная фиксация на понимании представляет собой простейшую и крайне грубую интерпретацию человеком самого себя и механизма своих перемен.
Хотя первородный грех универсален, именно на Западе философы и психологи грешили с особым размахом, пылом и самозабвением. Они сделали из поверхностного уяснения сведений подлинный культ, так что теперь сам этот грех при всей его универсальности ассоциируется с западным мышлением.
На Западе мы обнаруживаем незыблемую веру в магию прояснения и в книгах, и в выступлениях, и в частных беседах. В отличие от Востока, первородный грех правит здесь безраздельно и наслаждается абсолютной монополией. Умнейшие люди в качестве ответа на любую проблему рассказывают нам, как нужно думать, чтобы проблема решилась. Про всё остальное, без чего от этих прекрасных и правильных воззрений будет мало толку, как правило, даже не упоминается. Когда же нам вскользь говорится, что для перехода теории в практику нужно приложить какое-то особое усилие, подробностей про это усилие не сообщается. Просто нужно поднатужиться, постараться – и всё обязательно получится.
Повсюду в философии и психологии нам предлагаются рецепты, в которых пропущена середина. Вот вы поняли проблему, вуаля – и теперь подавайте блюдо к столу. Так это не работает. А кто нашинкует овощи? Кто включит духовку? Кто добавит соль и специи? Составить рецепт, зачитать его вслух, а затем ожидать приготовления блюда – это крайне легкомысленно.
В западной традиции не сложилось сколь-нибудь проработанной методики управления своим вниманием, осознанием, эмоциями, желаниями и потребностями, ни даже понимания, как всё это устроено. Пусть это будет повторено уже в сотый раз: мы должны не просто научиться понимать, но и научиться управлять актами ума, которые никак не связаны с интеллектуальным пониманием и какими бы то ни было сведениями. Для всего этого нам и нужна духовная практика.
Мы способны напрямую останавливать лимбические реакции и перенаправлять их. У нас есть сила воли и способность к самоконтролю, известная на Востоке под именем невозмутимости (палийское upekkhā, санскр. upekṣā). В нас есть осознанность и внимательность, сила чистого стремления и возможности неэгоцентрического восприятия опыта и многое другое. Все они нуждаются в целенаправленном и методичном развитии. От положения этих фигур на доске зависит вся партия, в том числе качество наших знаний. Ставка на перетасовывание слов в голове не сыграет. Применению способностей своего ума нужно учиться. А для этого сперва нужно понять ограниченность понимания как метода, а затем использовать наше понимание, чтобы выйти за его пределы к совсем иным типам работы с сознанием.
При оценке философских и психологических учений о человеке важнейшим критерием является не то, что в них есть. Скорее следует взглянуть на то, чего в них нет. Если в них нет целенаправленной и глубокой работы с другими способностями ума, помимо понимания, то все содержащиеся в них рецепты и самые прекрасные наблюдения с практической точки зрения окажутся тщетны. Если нет этого и фундаментального понимания недостаточности и ограниченности понимания, то в лучшем случае подобная система мысли позволит нам с интересом провести время за её изучением.
Точно так же всякая инструкция по завариванию чая, которая не видит необходимости использования воды и нагрева воды, не может работать. Это просто словесное баловство – иногда интересное, а иногда не очень. Из него можно почерпнуть ряд ценнейших наблюдений и пищу для мысли. Всё это несомненно. Проблема лишь в том, что для совершенствования ума и жизни общества этого недостаточно.
Любая философская система, психологическая или духовная концепция движется ложным путем, если не видит первостепенной необходимости прямого управления реакциями и автоматизмами ума. Вот что должно быть краеугольным камнем всякого учения о человеке. В противном случае все содержащиеся там слова останутся только словами. Они просто не могут работать, ибо в них нет знания, как устроена умственная деятельность и какие силы, помимо понимания, действуют внутри нас. В холодной воде чай не заварить. А наше смятение, страдание и страх не преодолеть ни технологиями, ни одной только переменой взглядов.
Руководствуясь столь наивным представлением о психике, мы способны справляться с некоторыми симптомами болезней ума, но не с их причинами. Температуру пациенту нужно сбивать, нужно лечить насморк и отводить мокроту. Но возбудитель инфекции так не устраняется и иммунитет не формируется. Все эти процедуры лишь немного облегчают состояние ума перед следующей вспышкой болезни, а также создают условия, укрепляющие организм для борьбы.
Курсы лепки из глины, фитнес, уроки японской каллиграфии, поездка заграницу тоже помогают решить проблемы жизни на уровне их симптомов и вообще дышать легче и глубже. По этой причине и популярные сегодня подходы к гармонизации психики приносят некоторые результаты. Это есть просто ещё одно хобби, и хобби помогает. Новое занятие даёт нам надежду и бодрит ум, вселяет в него толику веры и оптимизма. Оно даёт некую модель для понимания своих невзгод и тем самым снимает неопределённость. Как и всякий досуг, оно отвлекает внимание.
Всё это смягчает проявление симптомов и может перевести наши внутренние конфликты в мягкую хроническую фазу. Но далеко так не уйдёшь. Как правило, вскоре эти неврозы поднимаются к поверхности ума с былой силой, а иногда приводят с собой многочисленных друзей.
Классическая западная терапия лишь немного бодрит человека и даёт ему кратковременный заряд оптимизма, чтобы он вернулся в своё прежнее беличье колесо и ещё какое-то время в нём побегал. Для подлинной трансформации придётся пойти куда глубже понимания и всякого рода психоанализа и заняться прямой работой со всем арсеналом способностей ума.
Всё это не значит, что западная психология и философия бесполезны. Они невероятно интересны, полезны и ценны в том, что они видят. И совершенно бесполезны в том, чего не видят – а это, увы, чрезвычайно важные вещи. Восточные учения также страдают большим количеством изъянов, и их все и скопом нельзя назвать ни особенно мудрыми, ни особенно проницательными.
На Востоке, однако, сформировалось множество течений, которые увидели ту самую панораму психической жизни, что была на Западе практически проигнорирована. С исторической точки зрения, самым влиятельным из таких учений является буддизм. Затем на Востоке попробовали создать обширную методику прямой работы с автоматическими реакциями ума. И это стало великим достижением.
Разумеется, западные интеллектуальные традиции содержат битком набитые сокровищницы ценнейших выводов, замечаний и идей. Было бы глупо и весьма неблагодарно приуменьшать это богатство. Но всё-таки есть элементы, без которых западный пазл не складывается, а сокровища никого не радуют. Они просто лежат. Это не работающий капитал, а своего рода музей. Чтобы эти сокровища заработали, их нужно инвестировать и наполнить силами совсем иного рода.
Западная традиция всё ещё подобна слону, который выбрался из амбара, но его хвост застрял в двери. Знание о том, как изъять этот зажатый хвост, было всерьёз провозглашено лишь на Востоке. Сегодня наша задача состоит не в сравнении культур и традиций с целью выявить победителя и выяснить, чья же философия лучше, а в дальнейшем движении вперёд. Для этого нам нужно достичь слияния и плодов науки, и философского наследия для их взаимной проверки, обогащения и совершенствования. Тогда наше движение будет уже не восточным, западным или каким-то ещё, а общечеловеческим.
Копание в прошлом
Из-за непонимания психической жизни в целом и самого процесса понимания в частности мы загоняем себя в тупик. Один из таких тупиков есть избыточный акцент на прошлом и наша болезненная увлечённость всяческим обмусоливанием того, что с нами случилось – особенно же всего плохого.
Что касается психологии, то эта дурная привычка идёт от самого Зигмунда Фрейда. В философии Запада, пожалуй, её корни уходят в сочинения христианских богословов первых нескольких столетий нашей эры. Вехой здесь была «Исповедь» Августина Блаженного (354 – 430 годы). Эта книга стала первой автобиографией в европейской истории и одновременно образцом христианского психоанализа на полтора тысячелетия вперёд.
С подачи Августина Блаженного и Фрейда мы считаем, что погрузиться в прошлое означает копнуть глубоко. Но в действительности это всё ещё плескание в прибое. Вера в могущество анализа собственных воспоминаний является такой же наивностью, как культ понимания. Воспоминания есть мелководье умственной деятельности. Существует слой…
<…>
