В деревне хорошо не только летом, но и осенью, когда щедрая Земля благодарит хлеборобов за труды тяжкие. Пчелы спрятались в ульях и не жужжат. Березы, осины и осокори тихо роняют разноцветные листья к ногам спешащих по делам людей. На огородах поспевает горох, который сельчане с удовольствием едят прямо с куста, прикусывая черным хлебом, намазанным смальцем. Лица людей в это время бывают испачканы салом и лоснятся, как ляжки гнедых коней после длительного бега. Умываться в такое время не принято, потому что от сала исчезают прыщи и угри. Приезжающих в гости субтильных горожан горохом не угощают, по причине слабости избалованных городской жизнью желудков. Но свиным салом от прыщей доброжелательно мажут, причем, в разных местах по желанию.
Кормят гостей традиционными мясными щами с капустой, морковью, пшеном, топинамбуром и мелко нарезанным соленым шпиком. Особенным спросом пользуется суп из говяжьих и свиных позвонков и костей, который варят в большом банном котле с самого утра и до вечера. Позвонки от долгой варки размягчаются, и горожане с удовольствием грызут их, восполняя дефицит кальция и фосфора в истомленных научной работой организмах. Крупно нарезанную вареную капусту едят руками, облизывая запястья от застывающего на холоде густого бульона. А хозяева берут себе из супа мясные кости. Плюща их на доске молотком, глотают, не жуя, и запивают домашним пивом или свекольной брагой.
В раздольных полях давно кустится топинамбур, колосится гонобобель и тучнеет кукуруза, налитые початки свисают к самой земле, привлекая крыс из старых черепичных амбаров, где они, несмотря на травлю, плодовито размножаются в мучных ларях и капустных сусеках.
Пришло время копать вилами свеклу, чтобы выжать целебный сок, повышающий иммунитет и половую активность замужних женщин. Можно уже дергать репу из навозных куч в оврагах, где корнеплод вольно гнездится среди поросли полыни и полевого хвоща. Репу моют в корыте, мелко шинкуют топором и едят со сметаной после полуночных молений во время православных праздников “Усекновение главы Иоанна Предтечи” и “Покрова Пресвятой Богородицы”.
Трудолюбивые жнецы тащат охапки ржи в овины и риги, где их будут размашисто молотить дюжие деревенские парни, вышибая зерна из снопов широкими совковыми лопатами. А румяные от свекольного сока девки старательно соберут с пола рассыпанное зерно в берестяные кузовки и наполнят закрома до самого верха, чтобы зимой варить кашу и самогон. Но большую часть зерна увезут на мукомольню и муку раздадут по талонам всем без исключения деревенским жителям, которые сразу начнут печь духмяный подовый ржаной хлеб, завернутый в капустные листья.
И нюхнув разломленную горбушку, каждый сельчанин вспомнит, закрыв глаза, светлые радости детства. И его заколдобит от невыносимой любви к соотечественникам. По этой причине многие успокаивая себя, принимают внутрь стакан – другой первача и поют грустные песни про поля и про коней:
Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой темной тихо пойдём,
Мы пойдём с конем по полю вдвоём,
Мы пойдём с конем по полю вдвоём...
Ночью в поле звёзд благодать,
В поле никого не видать,
Только мы с конём по полю идём,
Только мы с конём по полю идём...
За околицей, привязанные к пням мочальными веревками, гуляют овцы и бараны. Племенной бык, с продетым в ноздри стальным кольцом, за задние ноги распят цепями между двух берез. К нему по очереди приводят охочих коров, которых он публично оплодотворяет, все время пытаясь сорваться с привязи. Сельчане, затеявшие праздник по поводу приезда родственников из города, забивают коромыслами курей, чтобы сварить мудреное блюдо чахохбили, готовить его научил заезжий цыган с грузинским именем Ара.
Солнце клонится к горизонту. Возле старой, брошенной кузницы налетевшая из леса стая черных дятлов едва не заклевала старого барана, заоравшего дурным голосом. Хозяин скотины успел отогнать хищных птиц длинной палкой.
Чумазая девчонка, насобирав в лукошко овечьих какашек, села на крыльцо, чтобы сделать из них бусы и слепить маленькую куколку.
Возле закрытого на замок сельпо, мужики собрались покурить и обсудить итоги прошедшего дня. Один из приезжих горожан помочился на боты комбайнеру и поэтому началась драка. Окрестности огласились знакомыми матерными криками. Потом все затихло. Пьяного в беспамятстве унесли домой и положили спать в чулане. Над деревней плыли куда-то осенние тучи, а свежий воздух холодил спины, подмышки и носоглотки разгоряченных потасовкой крестьян, сосущих “козьи ножки” набитые махоркой. И в небе летел куда-то убежавший с подворья толстый индюк.
