Пять месяцев в самаркандской учебке связи позади. Весть о «деревяхе» - деревянном дембеле - пришла 5 мая 1987 года. К вечеру вызвал меня в подвальную каптёрку громозека Соколов и лужёной глоткой, почему-то издававшей звуки в полтона слабее обычного, обескуражил фактом:
— Собирать тебя приказано, солдат, завтра в войска!
— Как в войска? Я примыслил, сержантом остаюсь?
— Ка́ком кверху! Сказано: готовить! Бегом в казарму, тащи что скопил. Покажу, как собирать вещмешок и укладывать пожитки. Пройдём списком по обмундированию и обеспечению сухпайком. Велено на одни сутки...
Делать нечего: ка́ком кверху – значит ка́ком кверху! Побрёл в казарму. Смотрю, Бояркин блаженствует мечтой беззаботного черпачества – я с поводом: «Шеф, всё пропало, всё пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!» Дело так, мол, складывается, будто твой «деревянный дембель» отлагается. Комод сверкнул золотым резцом, цыкнул и рванул сводить концы с концами. Исполнение обязанностей командира отделения приелось сержанту пуще некуда...
Вечером ничего не прояснилось. Половину ночи я не смыкал глаз, гадая: Валеру Кашина в Калининград отправили; Андрея Симушкина, Олега Малова по полигонам гоняют денно и нощно, в Афганистан готовят, а меня куда? Провиант на сутки обещали – мелькнуло предположение – может, в Средней Азии оставят? С тем видимо и уснул...
На утреннем разводе Тарасенко объявил готовность, а мне отмёл: оставляем Бояркина! Не прошло пары часов, дюжину курсантов выстроили в полном выходном сборе. Пришла идея сунуться в мешок на предмет маршальского жезла. Наполеон изрекал: в ранце каждого солдата лежит жезл маршала – в моём пиши пропало! Вот и складывай – я ещё тот растяпа, либо карьеру мою похерил Соколов?..
Отметили списком, погрузили в колымагу. Привезли на железнодорожный вокзал. За ночь я свыкся с догадкой, что останусь в Азии, а покупатель лишь подтвердил:
— Служить вам, робяты, предстоит в Ашхабаде!
— Как там с погодкой? — риторический вопрос...
— Годовая температура Туркмении выше Узбекской, тепло, светло круглый год! Город комфортен, хотя случаются и бури пылевые, а бывает и потряхивает изредка!..
Ничего себе, пальнул романтикой! А призадуматься: лучше уж в «огненных землях» задок прогреть, нежели в полярных широтах отмораживаться до эмиряченья?
Поездка добавила впечатлений. Духом авантюризма веет от всего! Дизельный 2ТЭ10Л без стёкол в машинных отделениях чадил и со всех щелей тёк маслами. Плацкарт дышал на ладан: пластик обшарпан, поручни разболтаны, хром облуплен, сидушки истерзаны до дыр и стёкла биты – кури, где изволишь, дым отсасывается в сквозные щели как насосом. Ладно, хоть не «теплушка» военных времён – нас отвёз бы по назначению и можно на металлолом!..
Людные Бухару и Чарджоу проехали, далее беднейший пейзаж: малежи выбеленных солнцем дюн и катыши перекати-поля, гонимые ветрами от кинетики ползучего поезда. Признаки жизнедеятельности отсутствуют по обе стороны чугунки, час за часом скукота, пустота и уныние – глянуть нечего! Иной раз попадётся городишко, угадаешь короткую остановку, а увидишь на платформе дюжину зевак – примешь за массовку. Вагон полупустой, круговерть попутчиков еле заметна: сошло с десяток пассажиров, взойдёт вроде столько же – откуда берутся?..
Перестук колёс тихнет на полустанках. Смотрителей тут обычно не видно, зато стоят гужевые ишаки, а вокруг бесцельно шатаются дромадеры. У многих переездов истлевшие останки крупного скота. Доходяга откинет копыта, испустит дух – на месте преткновения остаётся знаковая примета: полуприсыпанный песком массивный череп, гряда позвонков и рёберный костяк, на котором ветрами треплются пучки бурой шерсти. Испокон веков кочевники бросали мёртвый скот, оставляя в угоду степным падальщикам. Однако кормятся мертвечиной только всемогущие ветра и прославленное белое солнце пустыни...
В Марах заплеванный семечками и насваем перрон. Двухъёмкостное водоёмное здание подстанции, деревянный железнодорожный мост через Мургаб, семафор с битыми линзами, снегоуборочная (!) машина СМ2. Вот такой образ железных дорог Туркмении образца 1987 года...
В Ашхабад въехали под покровом ночи шестого мая. Вокзал столицы представлен застеклёнными залами, острым шпилем, стрелочными часами, звездой в венке лавра и колоннадами – высокопарная архитектура послевоенного периода. Народ рассосался, на перроне остались солдаты, коих никто не встречал: лепестками роз не устлано, девчух с караваем и медные кимвалы не пригнали – снова не продумали, лентяи! Даже бессмертный проныра Ильич на постаменте среди вокзальной площади отвернулся и с вечной печалью по революции смотрел куда-то в горы.
Прапор сказал, надо телефонировать машину, велел ждать и ушёл, напевая: «Лето!.. Оно сживёт меня со свету... Скорей карету мне, карету, а впрочем, подойдёт и квас...»
Войсковая часть находится в Ашхабаде – машину подали, не минуло часа. Нам предстала обожжённая солнцем ландолетка ГАЗ-66 с табличкой «дежурная» за лобовиком. Из кабины высунулась ряха довольного жизнью солдата, «а у милого лицо занимает всё крыльцо!», и задушевным тоном оповестила: «Карета подана, тыщ прапщик!» Устав отслезил форму доклада, но прапор поздоровался с водителем обычным рукопожатием, когда тот соизволил снизойти, съязвил шуткой, а нам кивком дал понять прыгать в кузов. Горластых злыдней, придирающихся до каждого волоска под носом, за последующие полтора года службы мне больше не встречалось. Служба тут иным ценится...
Расселись быстро, поехали немедленно. Многие тотчас прильнули к переднему борту, вцепившись в поручни за кабиной. Весьма прилично освежает мозги терпкий запах столицы: жизнь тут есть – захолустья так не пахнут!
Хорошо освещённым проспектом ехали недолго, видами насладиться не успели. На подъезде к месту дислокации части из кабины крикнули сесть. Ночь на дворе, но влечь плотоядные взгляды прапору не хотелось. Шишига подпрыгнула на колдобине, через брешь в заборе скакнула внутрь территории и замерла, заволоченная клубами липкой пыли. Пыль осела, водитель высунул голову:
— Приехали! Молодёжь, выгружаемся без тормозов!
Высадились, осмотрелись, проведали: триумфальная пробоина в каменном ограждении это и есть наш КПП.
— Вот в какую дыру загнали! — первый отзыв.
— Сдаётся мне, это только цветочки! — второй.
Бесформенной толпой прошли через широкий плац. Казарма предстала зданием с двускатной крышей, разбитые рустами стены, парапет, барельефный портик в центре. Прошли атриум и напротив помещения дежурного по части растянулись по коридору в две шеренги. Вчерашние курсанты боялись шевельнуться, словно столбняк в учебке отрабатывали. Тут же прошла поверка личного состава – потерь в дороге новое пополнение не понесло!
И вот невесть откуда, аки тать в нощи, перед строем явился сухощавый прапорщик с густыми чёрными усами. Усатый котяра – моё первое впечатление. Котяра сощурился и окинул шеренги взглядом, исполненным поиска:
— Есть ремонтники?
— Йа! — пришлось отозваться как на духу.
Кивнув дежурному «беру!», прапор велел мне следовать за долговязым парнем, пребывающем в телесах атланта под погонами младшего сержанта, а сам рассеялся в сумраке. Изумило, куда он исчез... из узкого коридора?..
Верзила оценил, громко ли буду падать, устрашающе перекатил зубами спичку по губам, водрузил мне на плечо свою левую пятерню, правую протянул к пожатию:
— Андрей! Идём, мастерскую покажу! Повезло тебе!
— Повезло в чём? — спросил я и подумал: масленица продолжается или он так неистово ёрничает?
— Повезло, что в ремвзвод попал, счастливчик!..
Что сказать: дуракам везёт!
Обошли казарму, вышли на строение, претерпевшее испытание забвением и в лунном свете игравшее жуткими тенями. Хотя, территория выметена, кусты стрижены, деревья понизу белены. Через подобие арыка к парадной положена бетонная плита с перилами аршинной высоты. Куцая кромка дряхловатого шифера кровли, околоченные трухлявой фанерой проймы окон, в былые лета обличаемые стеклом, и гробовой покой выморочной композиции отлично отпугивали незваную тать и прятали смелое эхо!
Истину говорят: нежилая изба хуже кладбища!
В здании жизнь не обнаружилась, а редкое обитание людей выдавал натоптыш в деревянном полу, ведущий в левое крыло коридора, где ютилось эхо. Атмосфера стратегического объекта вторила затхлость сухого чулана деревенского дома, но сталкер выдерживал маршрут. Вмиг скользнул предсмертный мандраж: «Ночь, здоровяк ведёт на задворки в какие-то развалины? Вот здесь меня видимо и похоронят... Повезло дураку... дураком родиться...»
В левом упятье коридора последние два помещения справа числились за ремвзводом: каптёрка и мастерская. С дальнего торца прохода прорисовался мрачный силуэт единственного окна. В шахматном порядке ещё имевшее треснутые стёкла, слабо впускавшие сквозь заляпанности свет луны, окно было в разнобой заколочено фанерой ли, просто картоном или похожим светонепроницаемым материалом... Страхи усилились... Умереть не встать!..
В эту ночь я увидел только мастерскую ремонтников – верзила носил ключи, зацепованные к шлёвке штанов. У меня тоже ныкана хромированная цепь из шайбы Гровера – скоро нацеплю перочинник. Оставив документы и вещи, вернулись в казарму. Вожак показал кубрик, предложив выбрать пустую койку. Сложив форму на табурет, я полез на верхний ярус, не выпендриваясь на нижний...
Лишь сейчас пришло сознание, что представляет собой незыблемая мощь Советской Армии, поддерживаемая в постоянной боеготовности. Никакой ворог не выгадает, что спецобъект Отдельного Батальона Связи – его реммастерская находится вне понятий рабочей области серого вещества любого милитаризированного индивида, любой армии сопредельной территории. В эту рохлю свои не полезут в поисках мастерской, не то, что чужие. Загадка, завёрнутая в тайну и помещённая внутрь головоломки!
Уснул, мозгуя эмоции. И прикидывал действия, если какой-нибудь вояка захочет подкатить под «дедовщину». Сержанты любили попугать дедовщиной в войсках, будто ведали о ней. Усталость меня всё же выключила, но откупилась парой необычайно пленительных сновидений.
Проснулся инстинктивно как собака Павлова, оттого что поло́хало на другом конце казармы протяжно провыл: «Па-ад-ё-ом!» Не прошло минуты, как тот же голос выдал нараспев: «Ремхозвзвод, под-ни-ма-ем-ся!» По привычке я очнулся от первого созвучия, но, не наблюдая шевелений, ждал развития событий. Заутреннюю тишь потряс скрип койки, некая витающая во снах душа мигом соединилась с телом, и спальный отсек встряхнул набат прокуренного кашля. После чего сиповатый басок, раздосадованный побудкой, достаточно агрессивно проворчал:
— Чижи, не врубаюсь... кому сказано падъём?
— Есть комусказано! — фривольная фистула́ поиздевалась над басом.
Чижи вспорхнули первые, неторопливо поднялись старички, в охапку похватали форму и вышли, одеваясь на ходу. Защитники! За ближайшие минуты кубрик обезлюдел, лишь пара молодых солдатиков осталась наводить марафет. Неторопливо заправляли койки, глядя на них я тоже не спешил; никто никого не гнал, обличать выучку не давало привилегий. Предположительно первого года службы боец со взрывными чупрунами обратился ко мне в интонациях закадычного дружбана:
— Новенький? Андрей меня зовут, пошли со мной...
— Юра! — представляюсь в ответ.
— Пшеницын, кубрик добивай... Мы в мастерскую, — крикнул в сторону Андрей и подал мне руку:
— Младший сержант? Из учебки что ли?
— Да, ночью привезли...
— Короче, я и Валера Пшеницын по полгода служим; мы «молодые», ты третьим во взводе будешь. Осваивайся, присматривайся сегодня, а завтра как все!
— Что означает «как все»?
— На молодых уборка кубрика, мастерской и вокруг территорий. Будет чисто – никто трогать не будет.
— А есть, кого бояться?
— Не сделаешь своё – узнаешь!
Пока дошли до мастерской, обменялись о месте рождения. Андрей из Кумертау – Южный Урал я знал только с картой. Достав из загашника ведро и швабру, годок исчез. В мастерской, возлегая на столы, трое бойцов оттачивали мастерство восстановления сорванных сновидений. Присев за свободный, я быстро расслабился и тоже задремал.
Засони ухом не моргнули на явление новичка, за час раскачались и знакомились: Женя Седых служил полтора, Костя Кравченко и Вова Шуфлин год – в ремвзвод попали из 17-й роты самаркандской учебки. Жека начал с Арисом Пиваваренком, Костя и Вова под его командованием. Вова занимал то же койко-место возле углового окна, что и я... Мир тесен!.. Потому что Земля круглая?.. Или плоская?..
Вчерашний поводырь – Швец Андрей, год за спиной; прапорщик – командир ремвзвода Котов Александр Васильевич. Недаром я кота замыслил, увидев усача – первое впечатление не обманет! Человек добродушный, бескомпромиссный правдоруб, но мастеров в обиду не давал.
Восемь утра, ремвзвод готовился на завтрак. Собрав подобие строя, двинули в столовку. Странно, горлопанить песни никто не собирался. Не принято, да и сошлось всего душ десять. Замечено мною: в столовку под песню вышагивала только молодёжь ПУС-ов – старички внимания не влекли и хвостом вихлялись позади общего строя.
Столовая питала не один батальон связи, время расписано. Меню нечета учебке, стряпня вкуснее. Сервировка табльдота под копирку: утварь по старинке и двухсаженные скамьи по обе стороны. Один-двое раздатчики – тоже ничего свежего. К приёму пищи ремонтники приступали по мере рассаживания и временем не ограничивались. Это было непривычно после учебки, и однозначно радовало!
Паче того в осень 1987 года столовую осовременили. Пока батальон воевал на учениях, оборудовали конвейер раздаточно-подносной системы по образцу гражданского общепита. Заходить стали очередью, хавчик набирали на поднос. Могли садиться кто где захочет, ремонтники по привычке ютились за одним общим столом.
В общем, без мелочей мы всегда всё делали чохом, не обращая внимания на другие подразделения батальона. В первые часы в новой дружине я не заметил в отношениях между военнослужащими страшилок, чрезмерной строгости выполнения внутреннего расписания и уставной щепетильности. Грядущее нашёптывало спокойствие!
В продолжение - 2-я часть. Прогулка по советскому Ашхабаду образца 1987 года
Другие мои армейские рассказы можно прочитать ЗДЕСЬ
---------------------------------------------------
Повсеместное распространение интернета, с помощью которого начали находиться старые друзья и в том числе сослуживцы, разбудило во мне щелкопёра и подвигло к описанию срочной военной службы в рядах «интеллигентных» Войск Связи непобедимой Советской Армии, в самый разгар перестройки, 1986 – 1988 годы, Самарканд – Ашхабад.
Краснознамённый Туркестанский Военный Округ.
Ознакомиться и скачать можно по ссылке Майами в Туркестане