Одна из давних публикаций канала неожиданно снова вызвала интерес у читателей. Это история о футбольном матче в лагере Абезя в Коми АССР - "Заключенных вывели играть в футбол против охраны. Свидетель матча 1953 года рассказал, чем он закончился". Но споры развернулись не на тему футбола, а о том, насколько тяжелым было положение в одном из лагерей ГУЛАГа.
Одна из читательниц посчитала, что в лагерях было "не все так плохо". По ее словам, "система действительно была и для наказания, и для воспитания. И этому масса примеров. После пребывания в лагерях многие возвращались и продолжали жить вполне себе не плохо. Примеров тому достаточно и Жженов, и Смоктуновский, и Окуневская, и Русланова. И поверьте, людям, находившимся в заключении и театр, и спорт и другие мероприятия были гораздо важнее, чем начальству".
Подобная идеализация системы ГУЛАГа, увы, не вызывает удивления. Тем интереснее читать противоположные отклики. Здесь взгляд иной, потому что люди помнят о предках, которые попали в заключение в годы сталинских репрессий. Тут, наоборот, комментаторы называют лагерь в Абези - "лагерем смерти пострашенее Освенцима".
Таким рассказом читателя под ником "Мужик" решила с вами поделиться. Публикую практически без поправок. Судите сами, насколько "вполне себе неплохо продолжали жить" освободившиеся после 1953-го.
«У меня в Абезе родственник сидел - латыш Карл Паулус, - пишет читатель под ником "Мужик". - Карл жил на хуторе в Литве - простой сельский парень, младший в семье. Литовцы народ маленький, дружный. «Добрые люди» стали строгать защитников Литвы от коммунистов. Стали создавать из молодёжи, как ныне модно говорить, территориальную оборону. Соответствующее обучение, клятва и прочее - лекала те же, что сейчас.
Когда пришли советские войска, тероборона разбежалась по хуторам. Карл с братом тоже. Мама их переживала, уговорила пойти, покаяться. Мол, люди молодые, никого не убивали. Братья покаялись, били страшно. Каждому дали по четвертаку. Карлу в 1945 году не то 18, не то 19 лет было.
Этапом отправили в Коми АССР, сразу в Абезь. Он считался лагерем смерти: кандалы, тяжёлые физические работы. Когда сдох в марте 1953 года Джугашвили, многих постепенно стали освобождать. Но Карла со статьей «терроризм» не отпустили. Оставили на поселении в Ухте - под надзор, с отметкой раз в неделю в оперчасти.
С вольной познакомился, разрешили жить вместе. Ребёнок родился, а он боялся записывать ребёнка на себя и оформлять брак. Не хотел, чтобы жена и ребёнок стали ЧСИР (члены семьи изменника родины). Жена была смелая женщина. Ничего ему не говоря, поехала в Москву, там родня дальняя, какие то работники аппарата ЦК. Она им и скажи правду, те её турнули из квартиры и сказали, что и сама погибнет со своим врагом народа и их подставит.
Жена Карла в слезах на Лубянку, в приёмную КГБ. Там дежурный опешил, она стала требовать самого главного, вышел офицер, завёл в кабинет, внимательно выслушал её, всё записал,куда-то позвонил. Спустя время её пригласили к какому-то дяде с большими звёздами на погонах. Он к этому времени ознакомился с её показаниями, ещё раз выслушал её и сказал, что она может ехать домой, разберутся.
От Москвы до Ухты тогда без малого двое суток на паровоза. Приехала, рассказала о своей поездке Карлу. Тот обалдел, наорал на неё: «Всё, суши сухари. Нас с тобой по этапу, а дочь в детдом отправят. Успокоились и стали жить. Через неделю Карла вызвали в оперчасть и зачитали документ из Москвы о снятии его со спецучета. В 1959 году только со спецучета и сняли.
Стали они жить, но тут Карл от радости подсел на стакан. Разбежались с женой. Он тосковал по своей Литве, списался с родней и в 1972 году уехал на родину. Брат тоже выжил. А страшнее этого лагеря в Абези только Освенцим.
Мама моя в 1953 году была в командировке в Инте. Так она до самой смерти вспоминала колонну каторжан. «Колодки на ногах, цепи и белая ткань, как мишени, на бушлатах. Если бы, говорила, сама не видела, ни за чтобы не поверила. Достоевский отдыхает».
Подписывайтесь на «Север неизвестный» и делитесь своими историями.
