65,1 тыс подписчиков

Нагадай мне, чтоб кони стремились этой ночью в счастливый полёт... (Часть 2)

26 марта 202326 мар 2023

6176

5 мин

Тёмно-серые грозовые тучи в глазах Сергея чуть разбавлены неожиданно ласковой синевой. В дерзком взгляде – неприкрытая насмешка:

- А по мне, – так что сказочница, что гадалка! Ну, что ты можешь обо мне знать, – такого, что я сам о себе не знаю, если и видишь-то меня впервые! Разве угадаешь что.

-Угадывать про тебя будут бабы с девками, – в базарный день в вашем Луганском заводе, – равнодушно усмехнулась Агата Ермолаевна. (Луганский завод – так назывался посёлок при Луганском литейном заводе, давший начало городу Луганск. Луганский литейный завод – это первенец Российской – Р О С С И Й С К О Й – металлургии. Рабочие Луганского литейного завода внесли неоценимый вклад в победу России в Отечественной войне 1812 года. Пушки, о которых идёт речь в стихотворении М.Ю. Лермонтова «Бородино», были отлиты на Луганском литейном заводе. Во время Крымской войны 1853-1856 годов рабочие Луганского литейного завода работали без обеда и сна, – ежедневно завод отправлял защитникам Севастополя три тысячи пудов ядер. Нужный калибр для морской артиллерии производил только Луганский завод. На бастионах Севастополя были установлены пушки, отлитые на Луганском литейном заводе. Сегодня в музее Обороны Севастополя, на одном из бастионов Малахова Кургана, есть пушка, на стволе которой отлито клеймо Луганского завода. Сроду Луганск не был украиной! Для России Луганск – такой же родной, как и Севастополь. И Россия для Луганска – такая же родная, как для Севастополя. Историю надо уважать, – примечание автора). – А я не угадываю. Я ведаю.

-Ну… поведай, – что ждёт меня, когда окончу Горное училище при заводе. Ведаешь, на каком руднике буду работать? – Сергей незаметно подмигнул Федьке с Тимохой: – Может, про то ведаешь, встречу ли я любовь, – такую, чтоб единственную в мире… Такую, чтоб… будто летишь на тройке сквозь ночь, и дух захватывает!

- Балабол, – с беззлобной усмешкой отмахнулась Агата. – Прежде, чем в будущее смотреть, на прошлое оглянуться надо. Вдруг тебя что-то держит там… А ты стремишься от него в завтрашний день. Больно резов ты, милок.

- Уж какой есть. Так ты не только будущее угадываешь? Ты и о прошлом знаешь?

-Ведаю.

- Ну, своё прошлое всякому и без тебя известно. Будешь угадывать, как моих отца с матерью зовут?

- Как нарекли при крещении, так и зовут, – пожала плечами Агата. Смотрела она куда-то поверх головы Сергея, будто рассматривала видимое только ей: – Туманного в твоём прошлом много. Такого беспросветного, – что ты сперва выйди оттуда… а потом будешь ждать любви, чтоб – как полёт.

- Кроме тумана, значит, ничего не видишь, – улыбался Сергей. – А говоришь, – ведаю.

-То и ведаю, что тяжесть над тобою. И тяжесть эта притягивает к себе другую… За Луганкой курган есть, – слыхивал?.. Забредёт туча с краю степи, остановится над курганом этим… и притянет другие. Тут тебе и ливень хлынет, – небывалый. А силу туче курган даёт: неведомо как – сам грозу притягивает.

Гуреев с Кузнецовым переглянулись. Фёдор на всякий случай перекрестился. А с лица Сергея не сходила вызывающая улыбка:

- А я крепкий, – по бате. Выдюжим.

- Может, и выдюжишь, – коль не надломишься. А только пока, окромя этой грозовой тяжести, над тобою и нет ничего.

- А не может так статься, Агата Ермолаевна, что ты просто… плохо видишь, – в тумане-то?

Федька Гуреев поднялся. Кивнул Тимофею, дёрнул Сергея за рукав:

- Пора нам, мужики. Спозаранку на руднике надо быть.

Тимоха поспешно, с облегчением, закивал: да ну её… гадалку эту!.. Наговорит с три короба, – разбирайся потом, какие облака над твоей головой: невесомые и белые… или – грозовые. Лучше не знать, – пусть всё идёт своим чередом. Прав Туроверов: не к лицу мужикам гадалку про судьбу пытать.

Уже на пороге Сергей вдруг оглянулся. Пошарил в карманах: раз собирались к Парамону Тихоновичу, чтоб на посошок по бокалу мадеры выпить, значит, что-то должно было остаться… Достал несколько смятых бумажек, вложил деньги в руку Агаты Ермолаевны, неожиданно – без тени насмешки – объяснил:

- За труды тебе. Прости, что среди ночи побеспокоили тебя.

Агата Ермолаевна вышла за ними на крыльцо.

К Луганскому заводу шли молча. Хмель выветрился, – будто и не пили с вечера. Большая Медведица сияла в зените, огибала сверху Полярную звезду, отражалась в мягко темнеющей воде, и чутко дремлющая Луганка ласково покачивала созвездие. Ещё не светало. В ожидании рассвета чуть слышно зашептались на ветках так и не слетевшие за зиму два-три дубовых листа.

-Узнали… про счастье. – Фёдор сломил стебелёк сухого донника, вздохнул: – Лучше бы – к Парамону Тихоновичу.

- Ты, Серёга, не слушай её, – решительно посоветовал Тимоха Кузнецов. – Тимофей чувствовал себя виноватым: это ж он уговорил друзей пойти к Агате. – Не слушай её. Должно быть, со сна, – такого наплела, что и сама, небось, не поняла. Ну, какой туман может быть у тебя в прошлом! Слава Богу, – ты сын своих отца с матерью. Даст Господь, – горным инженером станешь: сам всего добился, Агате про то и неведомо… Так, девчонкам про женихов рассказать, – ещё куда ни шло. Это у них, у гадалок, так испокон веку ведётся: про любовь да про свадьбу… А, к примеру, серьёзное что угадать… Ну, сгодится ли уголь из нового рудника, что в Лисьей Балке, чтоб чугун плавить… Либо – про паровую машину…

- Скажешь тоже, Тимоха, – усмехнулся Сергей. – Ну, откуда бабе про марку угля в Лисьей Балке знать. Это я без неё узнаю. А вот про любовь… – Туроверов закурил: – Про любовь я бы послушал. Так она ж не сказала ничего.

- Показалось мне, Сергей… – Фёдор задумчиво взглянул на Туроверова: – А показалось мне, что она, Агата, всё ж что-то знает про тебя.

-Ерунда. Так любая баба на базаре может погадать: про тяжесть-лёгкость да туман над головою. Знала бы, – сказала, что за тяжесть.

… До зари, когда надо было отправляться в Лисью Балку, Сергей так и не уснул… Ненадолго проваливался в полудрёму, слышал Агатин голос. Только в короткой этой полудреме слова её звучали не насмешливо-равнодушно, а с какой-то грустноватой жалостью, будто ей и правда было что-то известно, – о том, что в родном маленьком посёлке на берегу Ольховки, правом притоке Луганки, Туроверовы жили уединенно. С детства помнил Сергей, что с соседями отец с матерью лишь молча раскланивались, изредка перекидывались парой ничего не значащих слов. Бывало, захаживал к Туроверовым крёстный Сергея, Василий Коршунов, – давал крестнику гостинец, выкуривали с батей пару самокруток. Да крёстная Анна Ведерникова забегала в Рождество и Пасху, прижимала к себе Серёжку, целовала в русую макушку, торопливо крестила мальчонку…