Героя повести «Война и мир Петра Рыбася» я списал с Константина Фёдоровича Магася, ветерана Великой Отечественной войны, лишившегося на ней обеих ног. Я знал его лично, не один раз сиживали за чаркой не чая, знал его семью. Поддерживаю связь с его дочерью Еленой. С ней работали на одном предприятии, где до пенсии трудился и Константин Фёдорович – омское Производственное объединение «Полет», выпускавшее во времена Магася авиационную и ракетно-космическую технику (сейчас только ракетную).
В омском госпитале освоил Константин Фёдорович бухгалтерское дело. Было такое, государство заботилось об инвалидах войны, организовывало учёбу прямо в госпиталях, чтобы излечившись, могли они, изувеченные войной, встроиться в мирную жизнь.
Константин Федорович человек удивительной силы духа, который умел на фронте делать едва ли не всё, был из племени русских людей типа Василия Тёркина – мужиков рукастых, головастых, сильных, а надо и языкастых. На войне многое на них держалось. Константину Фёдоровичу довелось воевать с гением разведки Владимиром Подгорбунским. Считал его дважды Героем Советского Союза, опуская, что второго Героя он всё же не получил хотя представлялся. Незаурядные личности, подобные Подгорбунскому, притягивали к себе таких тоже талантливых людей, как Константин Магась, они дополняли друг друга.
Безногий Магась прожил как минимум две жизни, настолько насыщенным были его годы. Занимался травничеством, пчелами, да так, что его считали в этом профессором. Берясь за любое дело он «докапываясь до руды». Всю жизнь мечтал стать гармонистом, жена была против, умерла, начал осваивать инструмент. Было далеко за шестьдесят, решил писать мемуары, но не от руки, а на печатной машинке. Писать для того, чтобы та же дочь Елена могла прочесть о его войне. Сколько раз рассказывал ей, сыну Борису, а спросишь, толком рассказать не могут. Ниже привожу отрывок из главы повести, в которой Константин Магась (в повести Пётр Рыбась) загорелся освоить печатную машинку.
Саморасстрел
Рассказы о дважды Герое Советского Союза Володьке Подгорбунском через пень-колоду помнит дочь. А ведь поучительные рассказы, рядом с Володькой научился Пётр «пан или пропал» в критические минуты. В мирной жизни сколько раз по-Володькиному шёл напролом. Когда надо было, как на танк с гранатой, остановишь – живой, нет – гусеницами в лепёшку раздавит.
Командир корпусной разведки капитан Подгорбунский страха не знал. Раз на «виллисе» вчетвером на летучую разведку поехали. Речушка по карте. Они к ней выскакивают, а там рота немцев купанием освежается. С арийских телес русскую пыль смывают.
– Вперёд! – кричит шофёру Подгорбунский. – Дави автоматчиков!
Трое на берегу со «шмайссерами» загорали. Полетели разведчики прямо под огонь. А ведь не горохом стреляли по «виллису», не бумагой жёваной. Подгорбунский на ходу положил фашистов. Раньше купальщиков успели к их одежде, главное – к оружию. Немцы опешили – думали: наступление, за «виллисом» основные силы повалят. Пленили нахрапом роту. А куда её девать? Разведзадание требует за реку сгонять. Ну, не отпускать же фрицев. Сколько ещё наших пострелять могут. И тогда Подгорбунский даёт немецкому командиру пулемёт и говорит, немного знал их язык: расстреляешь подчинённых, будешь жить. И тот голых до одного положил!
– Дай, я его гада с этого же пулемёта! – Петро всего перевернуло.
– Стоять! Берём с собой, язык не помешает!
Потом лишь звёзды дважды Героя Советского Союза спасли Подгорбунского от трибунала. Петро тоже потаскали особисты: почему пленных расстреляли?
– А покажи мы немцам хвоста? – говорил, анализируя стычку с противником, командир разведчиков. – И задание бы провалили, и погоню получили. Видал, как тот по своим из пулемёта! Нас подавно за милую душу.
Без ног
После войны, в сорок шестом, Петро сказал родным: «Нечего на Украине сидеть-высиживать, поехали в Омск, там у меня невеста».
В Омск каким образом попал. Как сам говорил: «Всю войну считал – заговорён! Глушило, засыпало землёй, но ничегошеньки серьёзного. Думал, отвоюю без царапины, а вышло – без ног. Судьба…» И даже не в бою, а на марше, две машины столкнулись, он с краю сидел. Хорошо, быстро до госпиталя довезли.
Жить не хотел, как ноги отняли. Да и отнимать нечего было. Правая на одной шкурке держалась, от левой мало что осталось. «Лучше бы насмерть, – отворачивался в госпитале к стене, – чем обрубком быть!» Отправили его в глубокий тыл, оказался в одном из госпиталей Омска. Был момент отчаяния, поставил на себе крест. Куда, мол, без важнейших составляющих двигательного аппарата он годен? Одну пионерку, что развлекать бойца приходила, попросил верёвочку покрепче принести. Девчоночка и рада стараться, как же – солдатик израненный обратился. Хорошо, нянечка узрела ночью сооружение петли-удавки…
– Ну, дай тогда яду! – швырнул Петро верёвку в глазастую. – Кому я такой нужен? Кому?!
– Мне, – сказала нянечка.
Настей её звали. Дивчина молодая, видная.
– На кой тебе инвалид?
– Петя, – ответила с жаром, – посмотрись в зеркало! Ты даже здесь, после тяжелого ранения, какой красивый!
Петро на самом деле был видный хлопец. Цыганистый, волосы волнистые, глаза карие. И не какой-то заморыш. Немца, намеченного в языки, без всяких прикладов кулаком по голове с одного удара глушил. Бац, и готов любезный для транспортировки. Можно без кляпа тащить. Не скоро очухается.
Нянечка исключительно в лечебных целях сказала «мне нужен». Надо как-то от петли отвлекать безногого солдата. Чувств к нему не испытывала.
– Точно я тебе нравлюсь? – Петро ушам своим не верит.
– А как же! Да на тебя тут все девчонки заглядываются! – продолжила психотерапию Настасья.
После чего разведчик перестал у пионерок верёвку просить.
Как выписался из госпиталя, дали ему провожатого, и поехал к родным на Украину. Но через пять месяцев вернулся жениться на Настасье. Той и деваться некуда. Говорила? Говорила. Обещала? Обещала. Значит, девка, не крути носом.
На вокзале как на фронте
Но до женитьбы пережил целое путешествие из Украины в Сибирь со всем своим семейством. Сорвал всех с места. Отца, мать, сестёр. В Москве Петру и его младшей сестре Анисье дают плацкарты, остальным – нет. Наплевать, что фронтовик на протезах. Сам поезжай, а родственники хоть по шпалам две тысячи километров. На вокзале убийственное столпотворение. Неделю посередине его сидят, вторую. С боем из Украины выбрались, а в Москве даже родственников нет. И ни вперёд за счастьем, ни назад к своим баранам вернуться. И так обидно стало. Сидит комендант вокзала, сволочь, его бы в сорок четвёртом на линию Принца Евгения. В ярость пришёл Петро и двинул штурмом. Прорвался в кабинет, размахивая палочкой, схватил коменданта за грудки, из-за стола вырвал, прибежал какой-то помощник, за руки хватает, Петро его отшвырнул к порогу.
– Убью! – дышит злобой в полковника. – Никакая охрана не поможет! Зарежу. Мне твоя жизнь – тьфу и растереть, а своей семье пропасть из-за тебя, борова, не дам!
Комендант решил – себе дороже с таким сумасшедшим связываться…
В сорок четвёртом прорывали линию укреплений Принца Евгения. Немцы окопались, не выкурить. На всём пространстве, где какие пути-дорожки, нарыли ям, бетонными колпаками накрылись и, как у Христа за пазухой, поливают оттуда из пулемётов русских солдатиков. Наши танки идут с пехотой на броне, ту косят и косят. Без пехоты какое наступление?
Разведка тоже участвовала в прорыве. Застряли у одного стреляющего колпака. Раз сунулись – открывай счёт потерям, два – увеличивай число павших… Ординарца Подгорбунского убили... Командир по рации кричит: «Вперёд!» А куда? Тогда Подгорбунский рассвирепел, вырвал у автоматчика сапёрную лопатку, спрыгнул с танка и напролом. Не совсем в лоб, чуть стороной обошёл колпак, ворвался внутрь и сапёрной лопаткой порубал пулемётчиков.
– Володька, ты сумасшедший! – говорил Петро. – Под пули полез!
– Нормальному похоронку домой бы отправили. Заодно с тобой.
Друзья, купите папиросы
В Омске в госпитале летом сорок пятого Петро организовал папиросную бригаду. Ходячий Вася Пацаев покупал на базаре комплектующие для производства, вдвоём с Петро набивали папиросы, мальчонку Стасика привлекли для реализации. Выгодно дело пошло. Петро – начальник бригады и казначей. Копил денежку для выхода из госпиталя.
Был ещё без протезов. А хочется после войны и надоевших госпиталей город посмотреть, людей гражданских. Среди раненых всякие умельцы. Деревянный ящик от вермишели приспособили под инвалидную коляску, поставили на колёсики из берёзового чурбачка напиленные. Не больно красивая, зато ездит. Из госпиталя так просто погулять не выберешься – врачи запрещают. Благо, не тюрьма, решёток на окнах нет. Дружки на простыне со второго этажа опустили коляску. Вторым заходом Петро доставили на землю. Из верхней одежды только кальсоны на нём. Да не на бал.
Катается воин по улице... Женщины в платьях красивые ходят, мужчины в мирных брюках. Лошадь подковами процокает, машина моторными звуками огласит пейзаж с домами и деревьями…
Вдруг к Петро пацан подбегает:
– Дяденька, вашего Стасика схватили, папиросы порвали! Дядю Васю скрутили, руки назад заломали.
– Кати меня туда! – командует разведчик.
Не успели разогнаться, навстречу двое ведут Васю под руки. Один в форме лейтенанта милиции, другой в гражданском, но крепыш будь здоров. У Петро после очередной операции швы ещё не сняли, да некогда о них печься. Прыгнул из ящика на здоровяка гражданского. «Прямо как чёрт из подворотни!» – смеялся над собой впоследствии. Повалил здоровяка и давай кулаком отделывать. Одной рукой за грудки держит, другой по всей физиономии молотит. Будешь знать, как увечных обижать! Вася в свою очередь с лейтенантом сцепился. Бой открылся посреди улицы. Народ за безногого болеет:
– Бей его, бей! Это начальник милиции!
Ничего себе кто под гражданским костюмом оказался! Да Петро наплевать. Камень схватил для усиления воспитательного эффекта. Вовремя санитары прибежали, забрали разведчика. Вася убежал.
В госпиталь милиция редко совалась. У отчаянных фронтовиков-инвалидов и оружие имелось. Если в тарасобульбовской Запорожской Сечи за убийство товарища убийцу заживо хоронили в одной могиле с жертвой преступления, то в госпитале за воровство одноногого могли отволтузить костылями так, что вторую ногу приходилось отнимать ради спасения остального туловища. Милиции Петро тоже бы не отдали. Врачи в таком случае покрывали: «У нас одни лежачие».
© Сергей ПРОКОПЬЕВ
Об иллюстрациях: В качестве иллюстраций к материалу я использовал графические портреты из серии замечательного художника Геннадия Доброва (1937, Омск – 2011, Москва) "Автографы войны". Вошедшие в неё портреты инвалидов Великой Отечественной войны, созданные в Валаамском доме инвалидов, Бахчисарае, Омске, на Сахалине, в Армении, мастер писал шесть лет, с 1974 по 1980 годы. В 1987 Геннадия Михайловича за неё наградили медалью "Борцу за мир". Редактор канала Валерий Чумаков.
© "Белорус и Я", 2023
Фото: topwar.ru
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!
