Мои будни на ПФРСИ, пока я ждал решение по апелляции, проходили мягко сказать странно. Во-первых, я две недели просидел один, так как не было народа. Во-вторых, коротать время наедине с самим собой было не очень-то и просто. В основном я просто занимал все свое время чтением книг. Пытался общаться с любым человеком, который оказывался в поле зрения. Будь то надзиратель или баландёр. Ходил гулять, смотрел на грустных поющих зеков в окно.
Ну вот спустя пару недель ко мне подселили молодого парнишку, стало куда веселее. Начали затягивать передачи, жрать и качаться. А потом ещё и ещё. И по итогу нас стало 6 человек, жили дружно не тужили. Я даже умудрился ставить дорогу с соседними камерами. Сотрудники на нас особо внимания не обращали. Поэтому жили как хотели. Причем странным было что в самом лагере действовал очень строгий режим, а на ПФРСИ всем было плевать, хочешь спи, хочешь на голове стой. Наши будни летели, мы не скучали.
Был один очень странный случай, который заставил меня, мягко сказать, офигеть. С нами сидел цыган лет 30, нормальный пацан, не классический цыган. И вот как-то утром меня через вытяжку позвали соседи (да это было нашей системой связи), и спросили мол, есть у нас в камере цыган, и попросили его позвать. Дальше они о чем-то говорили на цыганском где-то 2-3 часа. И после Коля (так звали нашего цыгу) повернулся к нам с мокрыми глазами. На вопрос «что случилось» он сказал, что за стеной сидит его отец, которого он не видел 15 лет. Мы были в шоке. Сразу начали звать сотрудника и договорились о свидании наших вновь обретших друг друга отца и сына. В тот момент я думал: «Какая все-таки жизнь интересная и сложная штука». Больше ничего сверх вау у нас не происходило. Жили не тужили, так сказать.
День перед этапом
Спустя три месяца, утром мне сообщили что завтра меня этапируют в колонию. По апелляции не было никаких изменений, и соответственно пора было ехать на лагерь. На ПФРСИ был такое правило: За день до этапа, тебя переводили в другую камеру, где ты один ждал этапа, не знаю с чем это связано, но лучше от этого не становилось.
Попрощался я со всеми своими «корешами» и собрав вещи переехал в другую камеру, где начал морально подготавливаться к этапу. Я ждал этого момента, потому что в колонии были разрешены длительные свидания, и мы с моей девушкой решили узаконить наши отношения, чтобы беспрепятственно посещать эти самые свидания. Но вот в 5 часов вечера ко мне зашел прапорщик и принес письмо (по правилам они их читают), отдал мне письмо и сказал: «Тём, ты не сильно не расстраивайся, если что-то надо будет зови, главное духом не падай». От этих слов меня уже изрядно так затрясло, в голове сотни мыслей пронеслись, что-то случилось, это будет капец.
Я присел, собрался с духом и открыл письмо. Но ничего страшного там не было. Просто моя любимая, решила со мной расстаться, и я был в каком-то непонятном состоянии. Мир потихоньку начал рушиться. С одной стороны, стало легче, а с другой, без моральной поддержки будет ой как тяжело.
И так вот, с разбитым сердцем и перепутанными мыслями я лёг спать, чтобы утром приехать в лагерь, где меня ждала сплошная неизвестность.