В родильном отделении я находилась уже больше суток. Мое состояние полностью стабилизировали, но ждали результатов УЗИ, чтобы завтра перевести в дородовое.
Ближе к вечеру субботы, часов в 6, зашел дежурный врач и спросил:
– Не страшно тебе у нас лежать? Тут бывает шумно, женщины иногда кричат.
– Нет, – ответила я. – Меня здесь ничего не пугает, я рожавшая…
– Ну, отлично, побудешь до вечера и переедешь на дородовое сохраняться.
– У меня только одна проблема, – обратилась я к врачу. – Меня привезли ночью на скорой, и у меня с собой совсем нет вещей, даже тапочек. А еще у меня контактные линзы, которые на ночь нужно снимать. Можно ли как-то мужу подойти и передать пакет с вещами?
– Да, пускай принесет в приемное отделение, кто-то из ординаторов спустится и передаст вам пакет.
– Отлично, спасибо! – поблагодарила я и стала звонить мужу и рассказывать, где у меня что лежит и что принести.
Вид родильного отделения, периодически доносящиеся крики из соседних «родилок» меня не пугали: еще свежи были в памяти картины собственных родов двухлетней давности, тогда быстро и благополучно я родила дочку. Вот только ситуация моего здесь нахождения теперь не стандартна, срок всего 23 недели, еще слишком рано рожать. Эта мысль приводила меня в ужас, я старалась не думать о плохом, ведь кровотечение остановили, беременность будут сохранять...
–Ей нужен постельный режим, – услышала я из коридора. – Дородовое у нас платное, уточните все детали, сможет ли оплатить…
Я написала заявление на перевод в дородовое отделение на имя заведующей. Меня предупредили, что дородовое в институте только платное, если женщина не диабетик. Есть палаты разного уровня: четырехместные, двухместные, с санузлом, без санузла. В стоимость входит только лечение и наблюдение. УЗИ, КТГ[1] и дополнительные анализы оплачиваются отдельно. Основное отличие палат – санузел, он есть только в дорогих палатах. Если нужен постельный режим, как было у меня, лучше взять вариант с санузлом и не ходить в общий через весь этаж. В остальном палаты похожи, даже в дешевых есть телевизор, раковина, шкаф для одежды, тумбочка, свой стул, общий обеденный стол.
В этот же вечер я переехала в дородовое, где провела потом три долгих месяца.
В те годы, когда происходила эта история, в институте было три дородовых отделения, я лежала на самом большом из них, первом. Надо сказать, попасть на дородовое бесплатно можно только по направлению женской консультации с диабетом 1-го и 2-го типа, потому что это основной профиль роддома. Все остальные беременные могут лежать и лечиться в отделении на платной основе.
Помню, когда я впервые вошла в отделение, я увидела длинный-длинный, просто бесконечный коридор, огромные окна по одну сторону и много-много дверей по другую. Высоченные потолки создавали ощущение огромного пространства, а причудливой формы светильники на стенах и потолке подчеркивали и дополняли атмосферу старинного здания.
Я открыла дверь и вошла в 107-ю палату. Так началась моя жизнь в отделении, которое за время сохранения стало для меня родным.
Палата была двухместная, довольно просторная. Несмотря на то что мебели было достаточно много – две кровати, две тумбочки, обеденный круглый стол со старинным креслом и стулом, холодильник и большой шкаф при входе, места оставалось еще достаточно. В палате тихонько работал телевизор, верхний свет хоть и был включен, но был приятный, неяркий. И по сравнению с родильным отделением здесь было очень тихо. Во всяком случае, мне так показалось в тот день. Странным показалось только то, что санузел у нас был общим с соседней палатой, и, заходя в туалет, первым делом нужно было запирать дверь, ведущую из санузла к соседкам. Впрочем, я быстро к этому привыкла.
В палате уже была девочка, она очень доброжелательно меня встретила, ее звали Алена. Когда я вошла с пакетом в руках, она первая со мной поздоровалась, мы как-то сразу перешли на ты.
– Проходи, располагайся, – пригласила она. – Вещи можно положить в шкаф при входе, там много свободных полочек.
Надо сказать, что она оказалась лучшей из всех моих соседок по несчастью, очень позитивная и деликатная, Алена не донимала меня расспросами.
– Смотри, это расписание всех процедур и манипуляций на отделении, – сказала Алена, протягивая мне какую-то бумажку.
– Ого, – ответила я, изучая взглядом довольно длинный список с проставленным временем.
«Это мой распорядок дня», – мелькнуло у меня в голове. Поймав мой растерянный взгляд, девушка улыбнулась и сказала, что это все повторяется изо дня в день, и я легко запомню, что за чем и во сколько следует.
– Ну ладно, спасибо, – вздохнула я.
В друг я услышала непонятный шум, даже грохот, как будто везли что-то на колесиках по каменному полу института. Дверь палаты открылась, и Алене привезли вечернюю капельницу.
О причинах своего нахождения в отделении в тот вечер мы говорили долго. Я рассказала ей, что у меня отслойка плаценты. Алена сказала, что у нее несостоятельность рубца на матке.
В остальные вечера мы больше разговаривали о жизни, о работе, смотрели по телевизору передачи про путешествия, подбадривали друг друга, как могли. Это были мои самые спокойные дни в институте.
