Мишка ухмыльнулся:
- Удача, говоришь… Ну… увидим, что за удача. Только ж запомни, Маричка: сорвётся, – сама… причём сполна, отработаешь за Монголку. Будешь держать штрафные удары. Выдержишь?.. Ты ж понимаешь: хлопцы раззадорятся…
-Не сорвётся. Только не думай, что всё вам даром. Я, кажется, правильно догадываюсь: Монголка… сестричка-медсестричка наша… ещё никем не тронута. У тебя девственница давно была?.. Я так и знала: вообще не было. А я, Мишка, яблоки люблю. Чтоб – посочнее. И – сладкие. Понял? С тебя – яблоки. Ну, и конфеты, – как положено.
- В количестве – тридцать? – неожиданная горечь промелькнула в Мишкиных глазах…
Маричка не поняла:
- Почему – тридцать?..
-Традиционная… классическая цена, – чтоб продать, – объяснил Мишка. – Ты ж подругу продаёшь. Если не за тридцать сребреников… – на кой они тебе!.. – то за тридцать яблок… или конфет. Евангелие на досуге почитай… Будешь знать, как дело было… и как надо торговлю вести. Почём продавать, будешь знать.
- Чем дольше языком мелешь… хренов знаток Евангелия, тем больше времени тратишь. И какая она мне подруга!..
- Нууу… – сестра, – ещё лучше придумал Мишка. – Она же, Славко рассказывал, спасла тебя.
- Какая сестра!.. Чего несёшь! Мы с ней – враги!
Мишка щёлкнул зажигалкой, закурил – в глубокую затяжку.
Казалось, – за сигаретным дымом не хотел видеть Маричку…
И – не хотел, чтоб она смотрела ему в глаза…
Маричка презрительно улыбнулась:
- Тоже мне!.. А ещё – очередь занимал!.. Чтоб – сразу после Славика!..
…Очень хотелось пить – хоть глоток воды…
Марья с трудом преодолела головокружение, поднялась.
На дощатом, наспех сколоченном столе – полбутылки воды.
Дойти бы…
В блиндаж ввалились хлопци.
Сердце Марьино забилось в тревожном предчувствии…
А поняла она…
За спинами хлопцев мелькнуло Маричкино лицо…
По глазам Маричкиным всё поняла.
Колени подкосились…
Только бы не упасть.
Марья схватилась за стенку блиндажа.
Из какой-то сокровенной глубины – сердца ли… девчоночьей, женской плоти… – всколыхнулось счатье…
Толик держал на руках крошечную девочку…
От безмолвного крика в Марьиных карих глазах Мишка и Васыль переглянулись…
Ярик пошарил под столом:
- Счастье должно быть полным… Чтоб – все ощущения… испытать. Особенно, если – в лучшем случае! – раз в месяц случается… Ччёёрт… Тут же бутылка водки оставалась… я сам ставил.
Усатый ухмыльнулся:
- Что твоя водка, Ярик… Не захотели?.. Я ж вам, хлопцы, предлагал…По витаминке и… – в полёт. – Кивнул на Марью: – Вместе с ней. – Медленным взглядом окинул Монголку: – А я готов. Значит, я первый. Пока вы там… соберётесь по рюмахе… А я непьющий!
Маричка выглянула из-за Мишкиной спины.
Поймала Марьин взгляд.
В каком-то вызывающем отчаянии бросила:
- И теперь не попросишь меня о помощи?
Усатый подошёл к Марье, прижал её к стенке блиндажа…
Одной рукой больно зашарил по груди… Другой штаны расстёгивал.
На столе – нож.
Хлопцы им хлеб и сало резали.
Марья не помнила, как дотянулась до ножа…
Не помнила, как наискосок полоснула усатого по шее…
Пальцы Марьины побелели – так сильно сжимала она нож.
Маричка завизжала:
- Ненормальная!.. Ты его... Ты ж его!..
Усатый опустился на пол.
Шевченковские усы как-то беспомощно шевельнулись…
Васыль опомнился:
- Да ну… на фиг, хлопцы… Вы – как хотите… А я…Оно надо! Мало осколков… над головой летает! Только ножа и не хватало.
Ярик сощурился:
- Ну, и вали. Нам… больше достанется. Да, хлопцы?.. А так… даже интереснее… когда она… вот так… Мы что: все вместе – с ней одной не справимся?
И вдруг осёкся – будто язык примёрз к нёбу…
Славко Береснев стоял на верхней ступеньке блиндажа.
Тяжело облокотился о бревно у входа.
Взглянул на Маричку:
- А ты… чего здесь?
Маричкины глаза заметались:
- Славко, Славко!.. Мы тут… Хлопци тут… З утомы, Славко… Думалы – по чарци… А я думала – сала им… закусыты. (Славик, Славик!.. Мы тут… Хлопцы тут… С устатка, Славик… Думали – по чарке… А я думала – сала им… закусить).
Марья устало и безразлично кивнула Маричке:
- Полотенце подай.
Умело разорвала полотенце на полоски, перевязала усатому шею.
Обладатель шевченковских усов выпучил глаза и беспомощно хрипел.
Славик спустился в блиндаж.
Рванул Маричку за руку, отшвырнул её в тёмный и сырой угол.
Хлопцы под его взглядом потянулись наверх.
Славик задержал Мишку, показал глазами на усатого:
- Этого с собой заберите… На кой он мне… тут. – Брезгливо поморщился: – Кровищи… как с кабана.
Опустился на скамейку, уронил голову на стол.
Какое-то время так и сидел.
Потом нашарил под столом недопитую бутылку водки, налил в стакан.
Выпил не спеша – так воду пьют…
Не закусывал, посидел с прикрытыми глазами… Усмехнулся:
- Так ты – Монголка?.. Или… из наших… родных славянских… ворожек? День… и ночь – напролёт… – из головы у меня не выходила ты… В блиндаж этот тянуло – к тебе... Да положи ты нож. Тянуло – не только, чтоб… Хотя – и это… тоже. Давно так к бабам не тянуло. А у тебя – кто-то же… есть? Я вижу.
Марья молчала.
И Маричка в углу затаила дыхание: таким непривычно горьким был голос у Славика…
-Тянуло, золотоордыночка… – Славик сжал ладонью лоб. – Тянуло… – словно ты можешь объяснить мне… Можешь объяснить: как это всё… Всё – что и в страшном сне никогда не снилось… Чтоб – брат на брата… Чтоб – Родину на части рвать. Понимаю: не можешь объяснить этого. Понимаю, – просто хорошо училась… на медсестру. Идти сможешь… Монголка? Довезу тебя до ваших позиций… Дальше – сама. Сможешь? Хватит сил? Да не смотри ты на меня… так. Дальше – сама. Я не собираюсь сдаваться вашим… Вашим-нашим… Как же это… всё… – Усмехнулся: – Попадусь тебе в степи… если ранен буду… – перевяжешь, Монголка?
Маричка гибко поднялась, вышла к столу. Взглянула умоляюще:
- Славик… Возьми меня…
В тёмно-синих глазах Береснева – равнодушное удивление:
-Куда тебя… взять?
- С собой возьми. Я с ней уйду.
-С ней?.. Сдалась ты… ей.
- Я помогу ей! Я помогу ей… до своих дойти! Я знаю!..
-Помощница, твою… Ты ей уже помогла. Это ж ты хлопцев… подбила? Не видел, думаешь… как глаза твои бегали?
- Я всё равно уйду, Славко. Что хочешь со мной делай. Уйду… с ней.
- Сдалась ты мне… делать с тобой. А чего… пришла – назад-то… Ты ж была у них.
- Пришла… с врагом воевать. Думала, куда же вы – без связистки. Я ж… на войну шла – с ворогом украины воевать.
- Навоевалась… с ворогом? – будто сочувственно спросил Славик…
Маричку осенило:
- Слав!.. Славко!.. Давай разом!.. До… ных. Ты ж знаеш: багато нашых хлопцив… ужэ там. Жыви, Славко. А тут… Завтра прыидэ Остапэнко… а тоби ж – байдужэ, що мэни знову… на всю нич… з ным Ты ж мэнэ нэ захыстыш. Бо… нэ кохаеш. (Слав!.. Славик! Давай вместе!.. К… ним. Ты же знаешь: много наших хлопцев… уже там. Живые. А тут… Завтра приедет Остапенко… а тебе же – безразлично, что мне снова… на всю ночь… с ним. Ты же меня не защитишь. Потому что не любишь).
-Дура. Я сказал: на ту сторону не собираюсь. А тебя не держу. Воюй, где хочешь.
Старая «Нива» – в многочисленных вмятинах и осколочных отметинах. Маричка села рядом с Марьей.
Уже подъезжали к балке, когда с позиций всу заработала ствольная арта.
Необъяснимо.
Беспорядочно.
Над степным бездорожьем, над полынью в колючем инее.
По опустевшему посёлку, в котором остались лишь бывший горный мастер с «Восточной-Глубокой» и жена его, Любонька…
Береснев выматерился, на секунду опустил голову на руль:
- Спьяну… или в чаду… Хе…чат куда попало. Своих снарядов давно нет – британскими лупят-тешатся хлопцы… Не жалко, не своё добро… В утеху можно по пустому посёлку… И просто – в свет Божий.
Славик погиб сразу – осколок ударил его в висок…
Марья схватила Маричку за руку:
- Пригнись. В балку бежим, вниз.
Спуститься в балку они не успели. Маричка споткнулась, бессильно присела на сухую траву. Побелевшими губами прошептала:
- Дышать… не могу, Марья… Кажется, в грудь…
Марья оглянулась: Маричкина камуфляжная куртка быстро тяжелела от крови…
Как и в тот день, когда… в шелесте травы расслышала Монголка:
-Чуеш, подруго?.. Допоможы…
Только сейчас у Марьи не было санитарной сумки…
И Маричка сейчас не просила о помощи…
Закашляла, прижала руку к губам. Удивлённо взглянула испачканную кровью узкую ладонь. Подняла на Марью глаза:
- Ты… в балку спускайся. Чего тебе… со мной. Потом… утихнет, – дойдёшь до ваших. Тут уже… недалеко.
Из уголков Маричкиных губ струилась кровь…
Маричка нашла Марьину руку, усмехнулась:
- А Буланову… а Сане передай… от меня скажи… ему: я бы… полюбила его. Не забудешь? Скажешь? Я, наверное, уже любила его… Так и скажи.
- Сама скажешь.
- Иди, Марья. Я сама тут… А ты иди.
- Никуда я не пойду. Вместе пойдём… – как утихнет.
На мгновение в Марьиных глазах вспыхнула молния…
И тут же иней на полыни стал чёрным.
… Артобстрел Пулька переждала в балке.
Она возвращалась из посёлка. В зубах несла большущую отвёртку: не бросать же хорошую отвёртку в пустом гараже! Тохе с Саней точно пригодится такая…
Пулька поднялась по неприметной тропинке.
Беспокойно оглянулась вокруг.
Собралась обрадоваться: это же Марья! Как хорошо, что она нашлась!
Только… что-то тревожное было в том, что Марья лежит на земле.
Пулька опустила отвёртку.
Подошла к девчонкам.
Осторожно лизнула Марьину щёку. Марья не поднялась.
И подруга её – та, что осенью жила в Марьином блиндаже, Пулюшка узнала её, – тоже не поднималась.
От неясной тревоги собачка с белым лобиком и белой грудкой тихонько и горестно заплакала…
Потом ещё раз лизнула Марьино лицо и руки…
И побежала к блиндажам.
Ни Тоху, ни Саню не нашла…
И других ребят тоже не было.
Пулька быстренько спустилась в Марьин блиндаж.
Взяла зубами куклу: Марье кукла нравится… И она обязательно обрадуется, когда увидит куклу с косичкой и в платьице ромашками.
Куклу Пулька положила рядом с Марьей.
Подождала.
Холодным носом ткнулась в Марьины волосы, что пахли какой-то тревогой.
Вспомнила про белого медвежонка: конечно, и его надо принести сюда…
Хорошо, что Тоха, Саня и другие ребята уже вернулись.
Пулька знала, как грустит Тоха без Марьи… И знала, что надо позвать его с собой – туда, на склон балки… Поднялась на задние лапки, передними уперлась в Тохину камуфляжную куртку…
Толик погладил собачку по голове.
Пулюшка взяла зубами край его куртки.
Тоха устало удивился: Пулька словно зовёт его куда-то…
А Пулюшка метнулась в Марьин блиндаж. Вернулась с медвежонком в зубах, побежала в степь…
Толик с Саней отправились за ней.
Белого медвежонка Пуля тоже положила рядом с Марьей.
Толик опустился на колени, коснулся губами Марьиного лба… Кивнул Сане:
- Давай за машиной.
Снег под Маричкиной курткой растаял…
А на сухой траве - капли загустевшей крови.
Маричка не дышала.
Толик поднял Марью на руки.
Затаил дыхание: показалось, – Марьины губы едва уловимо ответили на его поцелуй…
А Марья прошептала:
- Ты… куклу возьми… и медвежонка. И Пульку… погладь.
Очень молодой… и очень уставший врач в полевом госпитале ответил на Тохин взгляд:
- Ты ж не школьник. Большая потеря крови. Шесть осколочных ранений.
Толик стоял на коленях перед Марьиной постелью.
Держал в своих руках Машины ладони, что никак не могли отогреться…
Тоха бережно дышал на них… А ладошки Марьины, казалось, ещё больше холодели…
И сердце Тохино холодело.
Он не замечал, что рукавом, по-мальчишески, вытирает слёзы…
- Маш!.. Марья!.. Маш, я знаю: у нас с тобой дочка будет.
Марья счастливо прикрыла глаза:
- Я тоже знаю.
Тоха не знал, сколько дней прошло...
Может, целая вечность.
До той минуты, когда молодой строгий врач неожиданно застенчиво сказал Толику:
-Она беременная. Я считаю, что беременность дала ей силы. Так бывает.
