Найти в Дзене
Полевые цветы

Позывной Монголка (Часть 3)

Маричка оперлась на Марьину руку, поднялась. Прикрыла глаза: - Зачекай… трохы… Паморочыться у голови… (Погоди немного… Кружится голова…) -Тебе в полевой госпиталь надо, – повторила Марья. Маричка слабо усмехнулась: - Кажу ж тоби… Я у полон нэ хОчу.(Говорю же тебе… Я в плен не хочу). -Про плен – хочешь ты туда или нет, – тебя бы никто не спрашивал, связистка. Мы с тобой на войне, – помнишь?.. Сейчас речь идёт о том, что тебе в госпиталь надо. Ты много крови потеряла – оттого и кружится голова. А на затылке – рваная рана, скорее всего, придётся швы накладывать. - Ты той… Ты ж вмиеш? Пэрэвьязування зробы… И я до своих пиду. А у полон… (Ты это… Ты же умеешь? Перевязку сделай… и я к своим пойду. А в плен…) -В твоём состоянии, Маричка, лучше в плен, чем под обстрелом – через всю степь – к своим добираться. - Бачыла я… полонянку. Щэ торишньою осинню. (Видела я… пленницу. Ещё прошлой осенью). -Какую пленницу ты видела? Где? - Бачыла… Доси пэрэд очыма стоить… ИмьЯ всэ жыття памьятатыму… Катэр

Маричка оперлась на Марьину руку, поднялась. Прикрыла глаза:

- Зачекай… трохы… Паморочыться у голови… (Погоди немного… Кружится голова…)

-Тебе в полевой госпиталь надо, – повторила Марья.

Маричка слабо усмехнулась:

- Кажу ж тоби… Я у полон нэ хОчу.(Говорю же тебе… Я в плен не хочу).

-Про плен – хочешь ты туда или нет, – тебя бы никто не спрашивал, связистка. Мы с тобой на войне, – помнишь?.. Сейчас речь идёт о том, что тебе в госпиталь надо. Ты много крови потеряла – оттого и кружится голова. А на затылке – рваная рана, скорее всего, придётся швы накладывать.

- Ты той… Ты ж вмиеш? Пэрэвьязування зробы… И я до своих пиду. А у полон… (Ты это… Ты же умеешь? Перевязку сделай… и я к своим пойду. А в плен…)

-В твоём состоянии, Маричка, лучше в плен, чем под обстрелом – через всю степь – к своим добираться.

- Бачыла я… полонянку. Щэ торишньою осинню. (Видела я… пленницу. Ещё прошлой осенью).

-Какую пленницу ты видела? Где?

- Бачыла… Доси пэрэд очыма стоить… ИмьЯ всэ жыття памьятатыму… Катэрына. Хлопци наши привэзлы ии. На бЭрэзи вона… билЫзну полоскала. Ну… и взялы ии.(Видела… До сих пор перед глазами стоит… Имя на всю жизнь запомнила… Катерина. Хлопцы наши привезли её. На берегу она… бельё полоскала. Ну… и взяли её).

Марья свела брови:

- Путаешь ты, Маричка. В плен взяли – это в бою. Ещё большой вопрос: взяли бы твои хлопцы Катерину в плен – в бою… А так… на берегу подстеречь девчонку, – хлопцы твои просто твари. Без чести и совести.

- Дэкилька днив ии… Усиею ротою. И вдэнь, и вночи. Ой, Марье, Марье!.. На моих очах. Я змушэна була на стил им подаваты… прыбыраты за нымы… Я соби слово дала: нэ будэ в мэнэ… ни з кым и – николы. А Катэрыну кудысь видвэзлы потим. (Несколько дней её… Всей ротой. И днём, и ночью. Ой, Марья, Марья!.. На моих глазах. Мне пришлось на стол им подавать… убирать за ними… Я себе слово дала: не будет у меня… ни с кем и – никогда. А Катерину куда-то увезли потом).

Марья не ответила, – дыхание перехватило… Поправила шлем, хмуро бросила:

- За плечо моё держись. Пойдём. Некогда мне.

- Я ж кажу: пэрэвьяжы… а дали я сама (Я же говорю: перевяжи… а дальше я сама).

- Ты, Маричка… ты, связистка, сама и десяти шагов не сделаешь. А я тебя веду… не к твоим хлопцям, а к нам в подразделение. Машина санитарная в госпиталь уехала, и здесь нам с тобой нечего ждать. И ты, Маричка… Ты не смей по твоим хлопцям судить о наших ребятах. Никто тебя не тронет.

Маричкины губы кривились от боли:

- Отжэ… у полон мэнэ взяла.(Значит... в плен меня взяла).

- Никуда я тебя не взяла. Ты – раненая, я – медсестра.

Лишь с закатом над степью, над склонами балки горестно затаилась тишина.

Санька Буланов, водитель расчёта, поднял голову от двигателя, окинул взглядом девчонку, что бессильно держалась за Марьино плечо. Пучком травы вытер промасленные руки, шагнул к Монголке, бережно поддержал незнакомую девчонку… И – рассмотрел жёлто-синий флажок на рукаве. Удивлённо присвистнул:

- Ох, ты ж!.. Нуу, ты, Маш, даёшь!.. Ты где… пленила русалку эту?

Монголка устало опустилась прямо на траву:

- Тоже… Слово нашёл!.. «Пленила»! Бросить её, что ли, надо было, – в степи, раненую? Перешагнуть через неё и дальше пойти? Ты бы бросил, Санька?

- И… Что теперь с ней делать?

- Воды, например, дай, – и ей, и мне. Потом мне надо рану ей обработать.

Маричка переводила глаза с Монголки на Саню. Покачала головой:

- До шпыталю вашого я нэ пиду. Кращэ з урвыща – у воду. (В госпиталь ваш я не пойду. Лучше с обрыва – в воду).

Санька горько усмехнулся:

- А что ж тебе… наши-то плохого сделали?.. Такого, что тебе – лучше с обрыва?

Марья поднялась:

- Сань, помоги мне. Сама не доведу её. В блиндаж давай, на мою постель.

Санька поднял девчонку на руки, взглянул на Монголку:

- Как хоть зовут её? Знаешь?

Медсестра кивнула:

- Не поверишь, Сань. У нас с ней одно имя. Маричкой зовут её. Так у них Машу называют. Значит, Марья она, – как и я.

Санька озадаченно похлопал глазами. Признался:

- За эти годы… уже как-то странно, что у них… в общем, что у них тоже Марьи есть. Да, Маш?.. Странно.

Ночью Маричка металась в беспамятстве… Бессвязно повторяла, что не надо в госпиталь… и в плен не надо. И - что у неё никогда... и ни с кем... не будет.

Тоха несколько раз спускался в блиндаж:

- Ты бы прилегла, Марья. Я посижу с ней.

Потом, уже перед зорькой, Санька Буланов пришёл.

Было заметно, как старательно избегает Саня смотреть на жёлто-синий флажок на Маричкином рукаве:

- Может, всё ж в полевой госпиталь её отвезти?

- Чуть полегче станет ей, – отвезём, конечно. Там, Сань, раненых много, медсёстры и фельдшеры с трудом справляются.

Даже Пулька прибежала. Поставила передние лапки на край постели, удивлённо склонила голову, приподняла ушко-лопушок… Осторожно лизнула Маричкину руку.

А Буланов принёс Маричке спелое яблоко…

Маричка улыбнулась Сане:

- Ось як ты вгадав!.. А я лэжу та думаю: як же хочэться яблучка!.. (Вот как ты угадал!.. А я лежу и думаю: как же хочется яблочка!..)

Маричкина рана на удивление быстро заживала.

Про плен Маричка больше не вспоминала.

Как-то выстирала свою камуфляжную куртку. Пока куртка сушилась, Маричка ходила в Марьином вязаном свитере. Саньке Буланову вдруг легче стало: оттого, что не видел на Маричкином рукаве жёлто-синего флажка… Будто и не было его там.

А однажды Маричка неожиданно подпела Саньке и Толику Иванцову:

-Когда мы были на войне…

Когда мы были на войне, –

Там каждый думал о своей любимой или о жене…

Саня оборвал песню… В каком-то недоверчивом счастье улыбнулся:

- Знаешь?

Маричка отбросила за спину светло-русые волосы:

- Знаю.

Дальше они пели втроём – Саня, Толик и Маричка:

- Но сердце девичье своё давно другому отдала,

Но сердце девичье своё… давно… другому отдала…

Когда мы будем на войне…

Когда мы будем на войне, –

Навстречу пулям полечу на вороном своём коне,

Навстречу пулям… полечу… на вороном своём коне…

Санькино сердце счастливо стучало…

Будто бы не было жёлто-синего флажка на рукаве Маричкиной куртки.

Саня называл Маричку Машей…

Она не возражала, лишь однажды грустновато-задумчиво улыбнулась:

- Маша… Якось цэ цикаво… и лагидно у тЭбэ выходыть… Маша… (Маша… Как-то это интересно… и ласково у тебя получается… Маша…)

Санька застенчиво вспыхнул, взъерошил волосы:

- Обычно… получается. Тебе не нравится?

Маричка так же задумчиво и грустно пожала плечами…

Несколько дней в Кременском лесу стояло затишье.

Огненно-красной корой пламенели на солнце стройные стволы сосен.

А над степью колыхалось горьковато-нежное дыхание полыни: здешняя полынь вызывающе смело цветёт до заморозков…

Тоха свистнул подросшей Пульке – собрался пробежаться за курган. Марья остановила его:

- Толь!.. Или – в другую сторону… Или – ваша с Пулей пробежка отменяется.

- Чего это... отменяется? – не понял Тоха. – Завтра с утра неизвестно, что будет.

Маша покраснела…

Она тоже хотела пройтись: на днях приметила на берегу дикую грушу. Подняла грушку, что светилась спелостью. Улыбнулась: надо будет собрать… Андрюшка, повар, узвар сварит, да и просто – ребят угостить… Толика. Толик – местный, ему точно понравятся дикие груши…

А на берегу, за терновыми кустами… На расстеленной Санькиной куртке…

-Толь!.. В общем, Маричка с Саней тоже… в степь пошли.

И Толик отчего-то вспыхнул…

А Марья скрыла усмешку… Вспомнила Маричкины слова: я себе слово дала… Не будет у меня – ни с кем… и – никогда…

…А дальше…

Как в сказке – про Ивана Царевича и Царевну-Лягушку…

До времени…

В отчаянной надежде – как Иван Царевич сжёг лягушечью кожу – Саня Буланов решительно сорвал с рукава Маричкиной куртки шеврон с жёлто-синим флажком… Бросил его в колючие стебли высохшего чертополоха…

Ночью Маричка ушла.

На рассвете Саня зачем-то взглянул на сухой чертополох.

Шеврона там не было…

Маричка говорит: Ой, Марье, Марье!..

Предвижу вопрос: что за – Марье?..

В украинском языке, в отличие от современного русского – не шесть падежей, а – семь: именительный (назывный), родительный (родовый), дательный (давальный), винительный (знахидный), творительный (орудный), предложный (мисцэвый), ЗВАТЕЛЬНЫЙ (клычный). Звательный падеж употреблялся в старославянском языке. Сохранился в церковнославянском: Отче, Боже, Господи. В украинском звательный падеж функционирует как форма обращения: мамо, тату, сЭстро, брАтэ, пОдруго, зЭмлэ, вЭсно… И – в именах, когда их произносят с целью обращения: не Марья, а Марье… Одарко (Дарья), Галю (Галя), Тэтяно (Татьяна), Софие (София). Не Иван, а – Иванэ… Мыколо (Николай), Олэксандрэ (Александр).

Фото из открытого источника Яндекс
Фото из открытого источника Яндекс

Продолжение следует…

Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6

Окончание

Навигация по каналу «Полевые цветы»