Анисимов не спал целую ночь.
Ненадолго забывался в полудреме. И видел серьёзные дочкины глаза.
Большие и красивые шахтёрские руки истосковались за ночь: им надо было держать доченьку… тихонько баюкать кроху…
На рассвете Андрей впервые поднялся без костылей.
Пронзительная боль – от ступней до висков.
Закружилась голова, и земля под ногами пошатывалась.
Медсестра Тонечка заглянула в палату, охнула. Засуетилась, поддержала Андрея под локоть.
Анисимов улыбнулся, осторожно отвёл Тонины руки:
- Я сам, Тонечка. Пора мне… самому.
Тоня строго велела:
- Быстро в постель. Ты, Анисимов, не на шахте! Командовать там будешь! А здесь слушай, что тебе медсестра говорит!
-Мне, Антонина Васильевна, домой надо. Дочка у меня.
Тонечка быстро и незаметно что-то смахнула с ресниц…
-Да знаю я!.. Только куда ж тебе домой! Ты же шагу сделать не можешь.
-Могу. И не один. Смотри.
Андрей прошёл к двери и обратно.
От боли темнело в глазах.
Но руки должны не костыли держать, а доченьку, Сашеньку.
Кроху надо держать на руках – чтоб она знала… чтоб сердечком родным чувствовала: она – любимая папина доченька…
Марина безразлично бросила: не улыбается… первый признак…
А отчего ж улыбаться было крохе…
Её надо держать на руках.
Надо, чтоб отец в своих сильных и бережных руках убаюкивал её.
Маришка ещё увидит Сашенькину улыбку…
Евгений Григорьевич, врач-травматолог, внимательно осмотрел Анисимова. Остановил разгневанную Тонечку:
-Не ругайся, Антонина. У шахтёров свои сроки – когда у них раны заживают. Раз, что ли, было такое… Мы тут думали-гадали, будет ли он снова ходить, а он через полгода в шахту спустился. И, как ни в чём не бывало, кроет трёхэтажным вагонетку, что опять забурилась (забурилась - шахтёрский термин, означает, что гружёная углём или породой вагонетка сошла с рельсов). – Подмигнул Анисимову: – А ещё через год жена ему сына родила.
Инженер Анисимов покосился на Тонечку. Отважился:
- Григорьич! Мне бы домой. Дочка у меня… Дочка… ждёт меня домой.
Врач устало провёл рукой по глазам. Как и Тоня, сказал негромко:
- Знаю. Через неделю, шахтёр, подумаем.
… Вера Алексеевна бережно покачивала малышку.
Михаил Петрович свернул на Ковыльную, остановил машину у шахтёрской двухэтажки. Улыбнулся жене:
-Надо ж, Верунь, Александре Андреевне, – хозяйке-то!.. – квартиру показать. Заодно и сами посмотрим, всё ли в порядке.
Поднялись на второй этаж.
Вера Алексеевна удивлённо оглянулась на мужа… Прошлась по опустевшим комнатам.
Будто здесь никто и не жил…
А Михаил Петрович неожиданно рассмеялся:
- Верунь!.. Ты посмотри: часов настенных – и тех нет на кухне! А половички плетёные – помнишь, в прихожей были?.. Марья Фёдоровна, Андрюхина крёстная, из лоскутков вязала, – специально в прихожую… Половички-то зачем им?.. Не ковры же персидские!..
Вера Алексеевна растерянно покачала головой:
-Это… что же выходит, Миш?.. – Вдруг заплакала: – Значит… не вернётся домой Марина.
Михаил Петрович понял горестные Верочкины слова…
Не оттого заплакала Вера, что сватья и невестка оставили квартиру совершенно пустой… Не мебели жалко Верочке. Взял малышку из рук жены:
- Значит, не вернётся. А диваны и шкафы… с половиками – пусть пользуются на здоровье. Андрюха шахтёр. Что ж, – новую мебель не купит? Дело одного дня. Ещё и дышаться легче будет. А вот здесь – хорошо детскую сделать: комната солнечная. В детскую всё новое надо.
После выписки из больницы Андрей пожил у родителей несколько дней.
Как-то за завтраком сказал:
- Бать, мам! Спасибо вам. Нам с Александрой домой пора.
Мать опешила:
-Что… вам с Александрой?..
-Домой надо, мам. У меня дела на шахте. К тому же мне процедуры назначены… массаж. Евгений Григорьевич с нашим фельдшером договорился.
Батя закурил.
Мать всплеснула руками:
- Дела… на шахте?.. Это… в забой – с костылями?
-Я уже и без костылей хожу. В забое дел много – точно. Туда мне пока не спуститься. А с документами, проектами и чертежами я и дома смогу работать.
-А с малышкой, с Сашенькой… – как же?
- Подумать надо, – нахмурился Андрей. – Только я не смогу без неё.
Возразить Вера Алексеевна не решилась: и кроха уже знает отцовские руки… Серьёзно так покряхтывает в своей кроватке – ждёт, когда Андрей возьмёт её. И засыпает лишь у него на руках – под стук отцовского сердца... И кушает старательнее, – если отец кормит её из бутылочки…
Вера Алексеевна скрывала удивлённую и грустную улыбку: Андрей в последние дни и купал малышку сам…
Выручила крёстная Андрея.
Марья Фёдоровна работала медсестрой в шахтёрском медпункте. А два года назад пришлось уйти: Катюшка, дочка, замуж вышла и родила мальчишечку – как не помочь! Недавно Катюшкин муж, горный мастер с «Терновской», получил новую квартиру и забрал домой жену и сына.
А Марья Фёдоровна не может привыкнуть – чтоб вот так, без дел…
Муж, Иван Данилович, и Танюшка, младшая дочь, – Таня уже работала шахтной телефонисткой – согласились:
-Мы справимся. А Андрею не обойтись без помощи.
Ни мать с отцом, ни родственники, ни в семье крёстной… ни в посёлке о Марине не расспрашивали… и не говорили о ней: словно и не было её…
Лишь однажды Марья Фёдоровна осторожно прикоснулась к тревоге… И то – будто не о Марине сказала… О малышке. Просто видела горькую боль в глазах крестника. Опередила его вопрос:
-Девчушка наша – смышлёная. Все ненужные мысли выбрось из головы. А что не улыбается… Думаешь, не чувствует кроха, что матерью брошена. Столько месяцев – под её сердцем… И вдруг нет её, матери-то. Чему ж улыбаться.
А на днях забежал Алёшка Самохин – проведать инженера Анисимова.
Заглянул Алёха в кроватку, заулыбался, заговорил что-то простое… и ласковое-ласковое…
И… девчушечка засияла улыбкой – в ответ подземному электрослесарю Алёхе Самохину…
Марья Фёдоровна, которая сначала не очень одобрительно поглядывала на здоровенного Алёху, что склонился над детской кроваткой, вдруг расплакалась.
А Алёха нерешительно попросил:
- А… можно мне её… на руки?.. Я умею: моему Тёмке уже второй год…
Носил малышку по комнате, что-то приговаривал…
А Сашенька улыбалась.
Крёстная пригласила обедать.
За столом Алёха с улыбкой припомнил:
- Калмыков тогда дня три матерился: виноватых искал. А кому выговор объявить, – за практикантку твою, за Сашку Полухину… – так и не нашёл.
Инженер Анисимов не понял:
-Выговор?.. Кому… и за что?
- Говорю же, Андрюха: так и не нашёл Калмыков виноватых.
- В чём виноватых, Алёха?
-Да в том, что Сашка в шахту спустилась тогда… Как, мол, случилось такое!.. Кто позволил, – чтоб девчонка!..
Анисимов потёр ладонью лоб…
Вспомнились Сашины слова… её несмелая просьба:
-Андрей Михайлович!.. А можно мне сегодня… с вами в шахту спуститься?..
Отчего-то перехватило дыхание:
- Саша… Александра… в шахту спускалась? – Инженер свёл брови, повторил вопрос директора шахты: – Кто… позволил?
-Ты, Андрюха, лучше спроси… кого Сашка спрашивала… До чего своевольная девчонка!.. Димка Грядунов, командир первого отделения горноспасательного взвода, дар речи потерял, когда увидел её… Потом разразился… тааким… Да Сашку разве испугаешь! Ещё – кто кого построил. А Калмыков поразмыслил обо всё этом… и отошёл сердцем… Даже готов был отблагодарить того, кто помог Сашке в шахту спуститься.
-За что… – благодарить?
- За то, Андрюха… Что спасла тебя Сашка. Нашла она тебя – под глыбой породы. Глыба зависла… а ты – под ней. Вытащила тебя Александра – за минуту до того, как глыба всё-таки рухнула. А Сашка для того и умудрилась в шахту спуститься, – чтоб найти тебя. И нашла.
У инженера Анисимова застучало в висках…
Вспомнил, как увидел Сашу в больничной палате… как сказал ей:
- Будто… сон вспоминаю… Будто там, в шахте… Голос твой слышал… Чувствовал твою ладонь…
Значит, – не сон…
…Анна Павловна заметила: дочка вяжет крошечные носочки.
Никогда Александра не увлекалась рукоделием…
Догадаться не трудно.
И мать сдержанно поинтересовалась:
- К инженеру Анисимову решила зайти?
Саша покраснела.
-Так, значит, и думаешь о нём…
- Мам!..
- А я тебе так скажу, Александра. То, что жена от него уехала, – ещё ни о чём не говорит. В жизни по-всякому случается. У них – семья, ребёнок. Марина одумается, вернётся. А ты не смей – в чужую семью.
- Я только… малышку проведать… носочки вот…
- Не до тебя Андрею Михайловичу.
Александра всё же отважилась подойти к Марье Фёдоровне, когда она гуляла с девчушкой. Робко улыбнулась:
- Я… малышке… Вот, – носочки… тёплые, мягкие… И платьице, – я крючком связала… красивое получилось.
Марья Фёдоровна удивлённым взглядом окинула светловолосую девчонку:
- А ты у нас кем инженеру Анисимову приходишься, девонька, – что подарки дочке его даришь?
Девчонка покраснела – до слёз…
Марья Фёдоровна усмехнулась: можно было не спрашивать…
Взяла аккуратный свёрток:
- Спасибо – за подарки, за труд твой. Только больше не надо этого.
Девчонка вскинула глаза.
Синь горько-горько туманилась.
-Любишь Андрея? Вижу, – любишь… Да только ты совсем девчонка ещё. А у него – дочка… И горюшко горькое… да что такое предательство – уже довелось ему узнать. А тебе рано ещё – с ребёнком-то… С чужим – тем более. Устанешь… надоест. А если потом другой тебе понравится?.. Потому и говорю: сама не надейся… и ему надежды не давай.
…А на День Шахтёра, когда гуляли всем Верхнелуганским, инженер Анисимов подошёл к Александре. Улыбался… а сердце застучало: чужая невеста…
Всё же предложил:
- Потанцуем? Правда, танцор из меня… не очень.
Саша опустила руки ему на плечи.
Чужая невеста…
Улыбка – сквозь боль:
-На свадьбе-то скоро гулять будем?
Саша подняла глаза:
- Не будем. Не будет свадьбы.
После танца он не выпустил её ладонь из своей руки.
Не сговариваясь, пошли в степь – далеко, за курган.
Но и сюда, в темноту, разбавленную сиянием августовских созвездий, долетела из-за шахтёрского стола песня:
Спят курганы тёмные,
Солнцем опалённые…
Анисимов поднял Сашу на руки.
Признался – и ей… и себе:
-С того вечера – помнишь? – полюбил тебя… Да только ты школьницей была тогда… Лишь в девятый перешла. А у меня невеста была. Вот и… не сбылось.
- Сбылось… – прошептала Саша.
Сбылось…
... Маленькая Саша, ласковая, весёлая девчушка, научилась ходить, когда ей шёл одиннадцатый месяц… Просто поднялась… чуть приподняла и развела в стороны ручки и затопала к маме Сашеньке.
…Лариса Вениаминовна была сильно озадачена…
Нет… – замечательно, что Игорь женился на Алёне… а не на этой шахтёрке.
Алёна – чудесная, скромная девочка… умница. И в институте – отличница…
Вот только…
Нет, – Алёна скромная… и вежливая девочка…
Но – как-то…
Через несколько дней после свадьбы Лариса Вениаминовна уверенно почувствовала себя свекровью – такой, что может снисходительно и высокомерно учить скромную девочку всем премудростям заботливой жены и хозяйки:
-Видишь?.. Воротник рубашки надо хорошо отгладить. А потом…
Алёна вежливо перебила свекровь:
- Рубашку Игорю я сама поглажу. Вы плохо выгладили воротник.
С той же вежливостью – по поводу плохо отглаженных брюк Игоря…
Дальше – так же вежливо – Алёна замечала, что бульон недостаточно прозрачный… Картошка в супе твёрдая, а лапша слишком толстая… и в тесте для лапши было мало яиц… Рис в голубцах – слипшийся и невкусный… а морковь в борще пережаренная: ни цвета, ни вкуса…
А дальше…
Столь желанная невестка – ну, не сравнить же Алёну со студенткой с инженерно-строительного!.. – вежливо поставила свекровь и свёкра в известность:
- После окончания института мы с Игорем уезжаем в Надеждинский. Меня уже ждут в поселковой школе – им очень нужен математик. А Игоря пригласили работать горным инженером на «Надеждинскую».
Только на днях Лариса Вениаминовна оправдывала столь желанную невестку – за её постоянные вежливые замечания по поводу того, что блинчики у свекрови снова вышли резиновыми… а простыни плохо отбелены. Только на днях старалась радоваться – убеждала себя: всё-таки как хорошо, что Игорь женился на Алёне, а не на этой простушке Александре, которая увезла бы его в свой Верхнелуганский… А так – Игорь будет работать инженером в Управлении…
Алёна вежливо улыбнулась:
- У вас в шкафу новое постельное бельё… Конечно, – так себе… не очень… Но нам с Игорем понадобится. На первое время сойдёт. Ещё нам понадобится посуда… Кастрюли и столовые сервизы я сама отберу.
Вечером, когда сын с женой были в своей комнате, Владимир Павлович спрятал улыбку. Сочувственно поинтересовался:
- Не случалось такого, Ларочка, – что вспомнилась тебе та студентка… – Саша Полухина?.. – с инженерно-строительного?..
…А Яна Москвина уехала работать экономистом на «Восточную» – самую отдалённую степную шахту…
С Юркой Перелыгиным.
Так получилось.
Незадолго до выпуска в институтском коридоре Яна оглянулась: у окна Юрка заплетал косички какой-то девчонке.
Девчонке – лет десять.
И она очень похожа на Юрку. Глаза такие же серьёзные… такие же серые, как у Юрки… Грустные только.
Ну, ещё бы…
Умел бы Юрка косички плести! А то – бестолково дёргает малую за волосы… а собрать не может.
Яна не выдержала, – подошла. Забрала у Юрки расчёску.
Пшенично-русые косички получились ровными и красивыми – модным «колоском».
Яна взглянула на Юрку:
-Дочка?.. Вот не знала, Перелыгин…
- Иришка, сестра, – объяснил Юрка. – Дома не с кем… Тётка уехала на пару дней. Пришлось забрать её в город.
Оказалось, что Юрка с младшей сестрой у тётки выросли.
Родителей у них нет.
-И что ж ты с ней – с девчонкой! – в комнате, где парни?..
-А что делать…
- Нуу, Перелыгин!
Яна увела Иришку к себе.
Славная девчушка какая…
Вечером Иришка вздохнула:
- А Юрка всегда рассказывает о тебе… Я думаю, что он в тебя влюбился. Может, ты выйдешь за него замуж?..
В общем… Яна вышла замуж за Юрия.
…Зоя Степановна сжала ладонями голову: как же это…
Нет… – она и раньше догадывалась, что Стасик не очень-то блюдёт супружескую верность…
Но – чтоб изменять жене… чтоб изменять Марине… с Кариной, – с её родной младшей сестрой…
Вот, значит, зачем негодяй этот устроил Каринку в райком секретаршей!..
Сёстры вцепились друг другу в волосы…
Зоя Степановна испуганной курицей бегала вокруг дочерей:
- Девочки, девочки!.. Марина!.. Карина!...
… Девочка в кружевном светло-голубеньком платьице – Марина определила, крючком связано… – баюкала в руках куклу с косичками. Улыбнулась Марине, объяснила:
- Кукле спать пора.
Марина перевела недоверчивый взгляд на Андрея:
- Это… наша с тобой дочь?..
Девчушка серьёзно – точь-в точь, как Андрей… – свела тёмные бровки…
И… отошла к светловолосой женщине – Марина сразу и не заметила её…
Сейчас любопытным взглядом скользнула по её животу: похоже, – девятый месяц…
Женщина обняла девчушку.
-Андрей!.. Это наша с тобой дочь? – повторила Марина.
-Нет, – ответил Андрей. – Это наша дочь – моя и Александры, моей жены. И дочку нашу тоже Александрой зовут – я её так назвал. Выбрал самое красивое имя. А ты, Марин, просто забыла: ты от своей дочери ещё в роддоме отказалась. Вспомнила?..
- Андрей!.. Мы же можем всё вернуть… всё исправить!.. У нас же дочь!.. Ей же мать нужна!
-Нет, Марин. Возвращать нам нечего.
-Ты… ты не имеешь права! Это моя дочь! Я – её мать! Ты – отец, у нас семья… мы можем… мы должны всё вернуть… всё исправить!
-Знаешь, Марин… Когда мои родители… – я тогда после аварии в шахте в больнице лежал… а малышку больше месяца выхаживали в детском отделении, – забрали Сашеньку домой, медсестра отдала им твоё заявление-отказ от ребёнка.
- Это… моя дочь! Я родила её!..
Сашенька хмурила бровки – будто вспоминала что-то…
Взяла отца за руку:
- Пойдём домой. – Вдруг кивнула на Марину: – Она… нехорошая. Пусть она уходит.
Через три недели Александра родила мальчишку.
Сашенька назвала брата Серёжкой.
Она очень любит помогать маме купать маленького Серёжку, а потом тихонько убаюкивать его в кроватке.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10