Рассказывает дважды Герой Советского Союза генерал А. П. БЕЛОБОРОДОВ
Атака началась на рассвете.
Сначала за дальним лесом, что синел на западе, часто-часто замерцали огненные вспышки вражеских батарей и смерч осколков обрушился на наши позиции. А через пятнадцать минут бешеный лязг гусениц и надсадный рев моторов оповестили о том, что пошли танки...
Это были танки той самой левой клешни бронированного клина гитлеровских генералов Гота и Хюпнера, которая нависла над Москвой с северо-запада.
Накануне, 16 ноября 1941 года, вечером, в деревне Сафониха, в маленькой избе, в которой расположился штаб нашей 78-й дивизии, мы с комиссаром Бронниковым допоздна просидели над картой.
16-я армия, в которую входила наша дивизия, располагала 150 танками и 767 орудиями и минометами. Немцы на том же направлении имели 400 танков и 1 030 орудий и минометов. К середине ноября против нашей дивизии действовали части 252-й пехотной, 10-й танковой дивизий и моторизованной дивизии CC «Рейх».
Глядя на карту, на толстые синие стрелы наступающей немецкой группировки, которые упирались в жиденькую, до предела растянутую красную линию обороны нашей дивизии, мы с комиссаром молчали. Но каждый из нас с тревогой думал, удастся ли если и не отразить, то хотя бы притупить эти беспощадные синие стрелы, ослабить напор, вымотать и обескровить врага.
И вот 17 ноября, на рассвете, острие танкового фашистского клина обрушилось на боевые порядки нашего 258-го стрелкового полка, оборонявшегося в первом эшелоне.
Захлопали редкие выстрелы немногочисленных сорокапяток. Задымил один вражеский танк, вспыхнул еще один. Закружил на месте, разматывая перебитую гусеницу, третий. Но такие потери не могли остановить громаду, насчитывающую многие десятки боевых машин. И тогда над оборонительной линией 258-го полка прогремела команда: «Приготовить бутылки с горючей смесью!»
Что такое солдат с таким нехитрым оружием против танка? Что стоит вражескому танкисту свалить его, вмять в землю гусеницами? И только кровь, запекшаяся на танковой броне, расскажет, что кто-то пытался преградить ей путь...
К тому же бутылку с горючей смесью надо метнуть умеючи. Не куда-нибудь, а попасть обязательно на жалюзи, прикрывающие моторную группу. Иначе танк не загорится. А оступишься, разобьешь бутылку, обожжешься горючей жидкостью — пропал. Ничем не погасить фосфорного пламени...
Но люди шли навстречу грозным машинам. И танки остановились, попятились назад. На поле боя осталось около десятка сожженных машин...
19 ноября поступило сообщение, что части нашего правого соседа — 18-й дивизии — после тяжелого боя у Ново-Петровского с разрешения командования начинают отход на новый рубеж: Румянцево — Ядромино. Несколько позже противнику удалось вклиниться и в оборону левого соседа — 144-й. Это означало, что мы находимся в полуокружении.
В такой обстановке единственно правильным решением было организованно отойти на новый рубеж обороны. Но как отойти? Нет приказа командующего армией. Да и не мог он прийти, так как связь со штабом армии прервалась. А без приказа я не мог снять дивизию с линии обороны. Быть может, в штабе армии и в штабе фронта предполагают как-то использовать нашу дивизию, учитывают ее в разработке каких-то неизвестных мне операций. И я, не зная общей обстановки на других участках, несопредельных с нашим, приняв решение об отходе, подведу и своих соседей и армию. А если не отойти, враг замкнет кольцо и дивизия погибнет...
Мы продолжали упорно удерживать линию своей обороны. Гитлеровцы, располагавшие огромным превосходством и в технике и в живой силе, атаковали непрерывно. Все, что имелось в моем распоряжении, за исключением небольшого резерва, было брошено в бой. Но предотвратить неминуемое мы были не в силах...
И в этот критический момент, когда самое малое промедление могло привести к тяжелым последствиям, из штаба армии по радио пришел приказ: с боем отойти общим направлением на Истру и к утру 21 ноября занять новый рубеж обороны: Холуяниха — Веретенки — Фроловское...
(1966)
☆ ☆ ☆
- Часть 2
- Часть 3
- Часть 4
