Статья для журнала ЭСТЕТИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА ТОМ XIX №2 2020
Авторы статьи:
В. Хабаров, кандидат химических наук, директор АНО «Научно-исследовательский центр гиалуроновой кислоты»
И. Жукова, врач-дерматовенеролог, кандидат медицинских наук, главный редактор журнала «Эстетическая медицина»
И. Кветной, доктор медицинских наук, заведующий отделом патоморфологии НИИ акушерства и гинекологии им. Д.О. Отта Москва, Санкт-Петербург, Россия
1. ВВЕДЕНИЕ
Роль кремния и цинка в организме человека
Кремний относится к микроэлементам – так называют уникальную группу неорганических соединений, которые в микроколичествах (микрограммах) способны значительно влиять на протекание фундаментальных биологических процессов в организме человека: клеточного деления, апоптоза, иммуногенеза, регуляции окислительно-восстановительных превращений и других. В земной коре, относящийся к группе металлоидов кремний (обычно, в форме оксидов – SiO2 и его производных) является вторым по массе элементом после кислорода. В организме человека он локализуется в костях, ногтях, волосах и кожном эпидермисе и дерме. Концентрация кремния в крови примерно такая же как у цинка, но, в отличие от цинка и большинства других микроэлементов-металлов, кремний не взаимодействует с белками кровотока или цитоплазмы. В развитых странах человек получает с пищей около 20-50 мг кремния в день, из которых обычно 50% поступает из воды и напитков. Биодоступность (усвояемость) природных производных кремния из пищи не превышает 50%, из которых 40% выводится с мочой через 5-6 часов после потребления [1]. Минимально необходимое для жизнедеятельности, например, человеческого организма количество кремния трудно определить экспериментально, поэтому оно не установлено. В соответствии с современной классификацией микроэлементов, кремний по жизненной необходимости пока относят к условно-эссенциальным элементам [2]. Как у животных, так и у человека, соединения кремния с кислородом важны для поддержания структурной целостности хрящей, волос, ногтей, эпидермиса, в синтезе коллагена, костной минерализации. Постепенно проясняется физиологическая роль кремния и на молекулярно-клеточном уровне. Соединения кремния стабилизируют клеточный цитоскелет и цитоплазматические мембраны, что способствует росту и дифференцировке клеток [3,4]. Это означает, что должны существовать молекулярные механизмы транспорта соединений кремния в клетках и в целом по организму. Такие транспортные молекулы давно обнаружены у растений и водорослей, но до недавнего времени не были известны для высших организмов. Лишь в работе 2015 года было впервые сообщено, что у человека такими транспортными молекулами являются акваглицеропорины (aquaglyceroporins, AQP) [5] и, возможно, некоторые полисахариды, в частности, гиалуроновая кислота [6]. Наиболее биодоступное для человека и животных соединение кремния – ортокремниевая кислота (H4SiO4) – растворима в воде только при низких концентрациях. Для того, чтобы исключить её полимеризацию при более высоких концентрациях, используют стабилизирующие агенты. Так, в частности, получают холинхлорид-стабилизированную ортокремниевую кислоту (Сh-OSA) или её натриевые и калиевые силикаты (М2SiO3; где M=Na, K) [7]. Употребление в пищу Сh-OSA тормозило возрастную деградацию хрящей и ослабляло болевые симптомы остеоартрита [4]. Имеются указания, что кремний препятствует накоплению в мозге соединений алюминия, являющихся нейротоксинами, и оказывает положительный эффект на больных болезнью Альцгеймера [8]. Свойство кремния как нейропротектора может также быть связано с его участием в процессах разложения свободных окислительных радикалов, что было продемонстрировано в опытах с перекисью водорода [9].
Интерес к кремнию давно существует со стороны медицинской и косметической дерматологии, диетологии. Тем не менее, серьезных клинических испытаний по безопасности для организма высоких пероральных доз соединений кремния не проводилось [10]. Один из редких примеров: употребление небольшой группой добровольцев 600 мг в день препарата COL-OSA (стабилизированная коллагеном ортокремниевая кислота) стимулировало омоложение кожи [11]. Органического происхождения кремний, часто называемый силанолом (Silanol), в течение нескольких десятилетий используется в виде добавок в кремы для ослабления негативного эффекта ультрафиолетового излучения на кожу. Предполагается, что силанол образует через водородные связи электростатическое взаимодействие со структурами внеклеточного матрикса. К производным силанола относятся ортогидроксибензоат (orthohydroxybenzoate), карбоксиметил-теофиллин-алгинат (carboxymethyl theophylline alginate), аскорбат, ацетилтирозин, лактат натрия и маннуронат (mannuronate). Все эти субстанции оказывают различное воздействие на кожу. Их относят к категории изделий медицинского назначения или биодобавкам. Одним из таких препаратов на основе силанола является проходящий доклинические испытания RRS® Silisorg. Его разработчики сообщают о 25-кратном увеличении активности гена и белка гиалуронансинтетазы HAS2, 5-кратном увеличении коллагена III-типа и 2.5-кратном увеличении эластина в культуре фибробластов уже через 24 часа после применения в концентрации 1 мг/мл [12]. Другой препарат на основе силанола, монометилсиланетриол (Monomethylsilanetriol, MMST), в организме претерпевает метаболизм (деметилирование и гидроксилирование) с образованием Si(OH)4. В течении нескольких десятилетий он используется перорально для укрепления соединительных тканей и костей, хотя формально никогда не было представлено никаких доказательств его безопасности in vivo при длительном применении [13]. Для медицинской промышленности перспективным является выпуск перевязочных материалов, содержащих молекулярные комплексы хитозана с кремнием. Такие соединения, как показали опыты in vitro и in vivo, способствуют пролиферации фибробластов, увеличивая синтез коллагена и ускоряя процесс заживления ран. Происходит это, возможно, за счёт выделения из них ионов кремния, которые инициируют повышенную секрецию факторов роста, в особенности, фактора TGF-β. В плане регенерации тканей новое направление открывают, в частности, разработки нанопластырей с использованием соединений кремния [14].
Цинк второй по содержанию металл после железа в человеческом организме. История изучения его биологической роли продолжается уже более 100 лет. Сейчас известны более полутора тысяч цинксодержащих белков, в том числе три сотни ферментов всех классов. Ученые, занимающиеся биоинформатикой, в частности расшифровкой генома человека, отмечают, что 10% наших белков – почти четыре тысячи – должны содержать в своем составе цинк. В составе ферментов и факторов транскрипции он вовлечен во все основные процессы в клетке [2]. На поверхности клетки цинк регулирует действие кальциевых каналов. Недостаток цинка в организме приводит к дисбалансу механизмов оксидативного стресса и накоплению свободных радикалов, что особенно важно для кожных покровов, где сосредоточена почти половина общего количества этого микроэлемента. Постепенно проясняется роль цинка в старении. Одна из функций цинка связана с аутофагией – сложным каскадом катаболических процессов, который использует клетка для обновления своих структур [6]. Вторая функция имеет отношение к процессу постепенного укорочения концов хромосом – теломер. Результаты недавних клинических исследований на пожилых людях указывают, что увеличенное потребление цинка способствует замедлению укорочения теломер [14а].
2. ЦЕЛЬ РАБОТЫ
Как было отмечено выше, исследование влияния кремния на кожный покров проводилось и проводится двумя методами: его пероральным введением или атопическим наложением изделий содержащих кремний. В обоих подходах, особенно это применимо к людям пожилого возраста, наблюдалось улучшение состояния кожи. Биохимические, на молекулярном уровне, причины такого эффекта остаются практически неизвестными, хотя высказано предположение, что кремний участвует в активации гидроксилирующих ферментов [10]. Логично предположить, что эффект омоложения кожи может быть связан с замедлением процессов естественного старения, на которые оказывают влияние кремний- и цинк-содержащие препараты.
В настоящей работе нами исследовалось совместное влияние кремний и цинк содержащей формуляции инъекционного гиалуронового гидрогеля на активность группы белков-биомаркеров, которые с некоторой степенью достоверности можно связать с клеточным старением. Под биомаркерами старения подразумевают физиологические состояния и биологические субстанции, в том числе белковой природы, активность (уровень) которых подвержен изменениям, связанным с (накоплением) развитием основных патофизиологических слагаемых процесса старения [15, 16]. За последние 15 лет развитие методов иммуногистохимии позволило вывести на новый уровень поиск и валидацию новых биохимических, молекулярно-генетических биомаркеров старения человека [17-24]. Идеальным биомаркером была бы единственная эндогенная (синтезируемое в организме) субстанция, концентрация которой достоверно отражала бы нарастание связанных со старением процессов, например, ухудшение физиологических и механо-эластичных свойств дермы. Однако процессы старения слишком сложны и индивидуальны, чтобы такой универсальный параметр существовал, поэтому в практике физиологической интерпретации молекулярно-биологических данных приходится опираться на пул различных биомаркеров [25; 26]. Соответственно, измеряемых параметров должно быть много, и чем их больше, тем более объективную оценку влияния тех или иных препаратов на протекание процессов старения можно получить.
3. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ РАБОТЫ
Динамику экспрессии клетками кожи выборки биомаркеров изучали методом иммуногистохимии (иммунофлуоресцентный анализ). В качестве объекта исследования служил операционный материал, полученный от 48-летней пациентки при пластической операции круговой подтяжки лица. Экспериментальными материалами для исследования являлись операционные образцы (биоптаты) кожи человека с предварительно введенными препаратами гиалуроновой кислоты. Состав исследуемых материалов: образец №1 («Скинопро») – гиалуроновая кислота-0,8%, силикат натрия - 0,0025%; хлористый цинк =0,0025 %; образец №2(«Мезовайз кремний») – гиалуроновая кислота - 0,6%, глицин - 0,3%, пролин - 0,3%, лизин - 0,3%, силикат натрия - 0,0025%; образец №3 – интактная кожа (образец для сравнения). Введение гиалуронановых гидрогелей осуществляли по стандартной процедуре биоревитализации – по 4 инъекции через каждые 14 дней.
Для иммуногистохимического исследования (ИГХ) использовали первичные моноклональные антитела к следующим белкам: Ki-67, Collagen I, Collagen III, TGF-β, Klotho, Кальретикулин, p53, АР-1, Sirt-1. В качестве негативного контроля проводилась иммунофлуоресцентная реакция без использования первичных антител. Специфичность антител подтверждали в контрольных экспериментах. Оценку иммунофлюоресцентной реакции проводили на конфокальном лазерном сканирующем микроскопе Olympus FlueView1000 (Olympus, Япония) с использованием программы «Morphology 5.0.» (Видеотест, Россия). В каждом случае анализировали 5 полей зрения при увеличении х400. Проводилось измерение относительной площади экспрессии (количества), которая рассчитывалась как отношение площади, занимаемой иммунопозитивными клетками, к общей площади клеток в поле зрения и выражалась в процентах как для маркеров с цитоплазматическим, так и с ядерным окрашиванием.
4. ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ ИССЛЕДОВАНИЯ
На рис.1. представлены экспериментальные результаты сравнения в образцах кожи человека показателей относительной площади экспрессии маркеров: коллаген-I; коллаген-III; Кi-67; Клото; р53; Кальретикулин; АР-1, TGF-β и Sirt-1.
Рассмотрим результаты для каждого маркера по отдельности в свете их известной физиологической роли. Нарушение гомеостаза коллагенового матрикса дермы является отличительной характеристикой кожи при протекании процессов старения. После обработки кремнийсодержащим гиалуронановым гидрогелем в образце №2 наблюдался бурный, почти в 7 раз, рост количества коллагена III типа по сравнению с интактной кожей. Это согласуется с данными об увеличении синтеза коллагенов активированными или новыми фибробластами [27]. Увеличение количества белка Ki-67 в образце №2 почти в 5 раз по сравнению с контрольным образцом может указывать на то, что рост уровня коллагена III типа in vivo будет продолжаться еще какое-то время, пока не завершится рост клеточной популяции. Это связано с тем, что Ki-67 (негистоновый ядерный белок) регистрируется только в активно пролиферирующих клетках [28], что делает его превосходным маркером для оценки уровня клеточной пролиферации. Влияние кремния в образце №2 практически не сказывается на уровне синтеза коллагена первого типа, но при совместном присутствии ионов кремния и цинка в образце №1 этот показатель растет почти в 3 раза.
Обнаруженное в образце №1 2,5 кратное и 50% для №2 снижение уровня транскрипционного фактора АР-1 по сравнению с контролем может указывать на значительное замедление экспрессии генов, кодирующих ферменты-металлопротеиназы (ММР-1 и ММР-3), разрушающие матриксные фибриллы коллагена дермы. Известно, что индуцированный фотостарением рост активности АР-1 приводит к уменьшению синтеза проколлагенов I и III типов [27]. Уровень трансформирующего фактора роста TGF-β возрастал в образце №2 в 4,5 раза и в 3,5 раза в образце кожи №1 по сравнению с интактной кожей. TGF-β активирует многочисленные внутриклеточные реакции, в том числе активируя ферменты, необходимые для синтеза аминокислот серина и глицина – исходного материала для биосинтеза белков внеклеточного матрикса, включая коллагены III/IV типов и фибронектин [29]. Тем самым TGF-β играет важную роль в процессе заживления ран и ослаблении воспалительных реакций. В силу разнообразия функций, TGF-β не относят к «первой линии» маркеров старения, но связь его активности с активностью других биомаркеров клеточного старения отмечена экспериментально [30, 31]. Выбранный нами в качестве биомаркера белок Клото – это трансмембранный белок, функции которого замедляют старение организма. На модели мышей было показано, что искусственно повышенная по сравнению с нормой активность гена белка Клото приводила к увеличению продолжительности жизни животных на 20-30% [32]. Kлото замедлял клеточное старение в первичных фибробластах и эндотелиальных клетках человека, а потеря его активности приводила к фенотипу преждевременного старения [33, 34]. В ядре клетки Клото подавлял активность генов белков группы WNT – одних из главных генов-триггеров процесса саморазрушения и истощения клеток, что напрямую связано со старением тканей [35]. С возрастом в организме отмечается значительное снижение уровня белка Клото, что приводит, в частности, к мускульной дистрофии и вносит существенный вклад в атрофию кожи [34, 35]. В настоящее время Клото рассматривают как важнейшую терапевтическую мишень, воздействие на которую потенциально сможет замедлить процессы старения человека. Как видно из данных на рис.1, уровень белка Клото в дерме возрастал почти в 4 раза после обработки кожи кремний-содержащим гиалуронановым гидрогелем (№2), и почти в 7 раз! при совместном присутствии кремния и цинка в «СКИНОПРО» в сравнении с контролем. Выбранный нами в качестве биомаркера белок кальретикулин участвует в регуляции уровня ионов кальция. В эндоплазматическом ретикулуме кальретикулин связывается с белками неправильной структуры, не позволяя им переместиться в аппарат Гольджи. Тем самым, он предохраняет клетки и организм в целом от преждевременного старения [36, 37]. В образце №2 наблюдался 20%-й рост количества кальретикулина по сравнению с интактной кожей. Относящиеся к семейству деацетилаз белки сиртуины (Sirt) обнаружены у многих живых организмов, от бактерий до млекопитающих, у которых они активны во всех органах. После того как активность сиртуина Sir2 впервые была ассоциирована с увеличением продолжительности деления клеток дрожжей, сиртуины привлекли внимание исследователей, изучающих процессы старения. Искусственное повышение уровня определённых сиртуинов в организме может, предположительно, увеличивать продолжительность жизни и у млекопитающих [38]. Сиртуин Sirt1 человека имеет наиболее высокую гомологию с дрожжевым сиртуином Sir2. Он подавляет активность про-воспалительного фактора NF-kB [39] и способствует росту костной ткани [40]. Sirt1 является активным регулятором метаболизма жиров, тем самым влияя и на состояние подкожной жировой клетчатки [41]. В данном исследовании относительная площадь экспрессии белка Sirt1 возрастала в 8-12 раз по сравнению с контролем. Выбранный в качестве биомаркера белок р53 является многофункциональным транскрипционным фактором, защищающим клетки при повреждении геномной ДНК. В норме минимальный, уровень белка р53 быстро возрастает при воздействии на клетку ДНК-повреждающих факторов, приостанавливая клеточный цикл и активируя гены белков, «заживляющих» повреждения. В случае невозможности репарации повреждений, р53 активирует программу апоптоза (самоуничтожения) поврежденных клеток [42]. Это предотвращает накопление приводящих к раку мутаций в клеточной популяции и обеспечивает её генетическую стабильность. Как видно на рис.1, уровень белка р53 в дерме возрастал примерно в 1.5 раза после обработки кожи кремнийсодержащим гиалуронановым гидрогелем по сравнению с контрольным образцом неповрежденной кожи.
5. ВЫВОДЫ
Совокупная оценка изменения состояния (уровня) выбранных биомаркеров позволяет сделать вывод о активации данных формуляций гидрогелей гиалуронана с ионами кремния молекулярных процессов, улучшающих состояние кожи, значительно замедляя протекание процессов старения. При этом в ряде случаев совместное присутствие ионов кремния и цинка в изделии «СКИНОПРО» приводит к еще большему, синергетическому, эффекту.
Рекомендуемая литература:
1.Nielsen F. (2014). Update on the possible nutritional importance of silicon. J Trace Elem Med Biol. 28(4):379-82.
2. Кудрин А.В., Громова О.А. (2007). Микроэлементы в иммунологии и онкологии. М., Изд.: ГЭОТАР-мед.
3. Martin K. (2013). Silicon: the health benefits of a metalloid. Met Ions Life Sci. 13:451-73.
4. Götz W, Tobiasch E, Witzleben S, Schulze M. (2019). Effects of Silicon Compounds on Biomineralization, Osteogenesis, and Hard Tissue Formation. Pharmaceutics. 11(3). pii: E117.
5. Garneau A, Carpentier G, Marcoux A, Frenette-Cotton R, Simard C, Rémus-Borel W, Caron L, Jacob-Wagner M, Noël M, Powell J. (2015). Aquaporins Mediate Silicon Transport in Humans. (2015). PLoS One. 10(8):e0136149.
6. Хабаров В.Н, Бойков П.Я. (2016). Биохимия гиалуроновой кислоты. М., Изд.: Тисо-принт.
7. Jurkić L, Cepanec I, Pavelić S, Pavelić K. (2013). Biological and therapeutic effects of ortho-silicic acid and some ortho-silicic acid-releasing compounds: New perspectives for therapy. Nutr Metab (Lond). 10(1):2.
8. Davenward S, Bentham P, Wright J, Crome P, Job D, Polwart A, Exley C. (2013). Silicon-rich mineral water as a non-invasive test of the ‘aluminumhypothesis’ in Alzheimer’s disease. J Alzheimers Dis. 33:423-30.
9. Garcimartín A, Merino J, González M, Sánchez-Reus M, Sánchez-Muniz F, Bastida S. (2014). Organic silicon protects human neuroblastoma SH-SY5Y cells against hydrogen peroxide effects. BMC Complement Altern Med. 14:384.
10. Araújo L, Addor F, Campos P. (2016). Use of silicon for skin and hair care: an approach of chemical forms available and efficacy. Ann Bras Dermatol. 91(3):331.
11. Petersen Vitello Kalil C, Campos V, Cignachi S, Favaro Izidoro J, Prieto Herman Reinehr C, Chaves C. (2018). Evaluation of cutaneous rejuvenation associated with the use of ortho-silicic acid stabilized by hydrolyzed marine collagen. J Cosmet Dermatol. 17(5):814-20.
12. Deglesne P, Arroyo R, Fidalgo López J, Sepúlveda L, Ranneva E, Deprez P. (2018). In vitro study of RRS® Silisorg CE Class III medical device composed of silanol: effect on human skin fibroblasts and its clinical use. Med Devices. 11:313.
13. Jugdaohsingh R, Hui M, Anderson S, Kinrade S, Powell J. (2013). The silicon supplement 'Monomethylsilanetriol' is safe and increases the body pool of silicon in healthy pre-menopausal women. Nutr Metab (Lond). 10(1):37.
14. Gaharwar A, Cross L, Peak C, Gold K, Carrow J, Brokesh A, Singh K. (2019). 2D Nanoclay for Biomedical Applications: Regenerative Medicine, Therapeutic Delivery, and Additive Manufacturing. Adv Mater. 2019; 31(23):e1900332.
14а. Sharif R, Thomas P, Zalewski P, Fenech M. Zinc supplementation influences genomic stability biomarkers, antioxidant activity, and zinc transporter genes in an elderly Australian population with low zinc status. Mol Nutr Food Res. 2015;59(6):1200-12.
15. Фоменко А., Баранова А., Митницкий А., Жикривецкая С., Москалев А. (2016). Биомаркеры старения человека. СПб., Изд.: Европейский дом.
16. Смирнова И.О., Кветной И.М., Князькин И.В., Данилов С.И. (2005). Нейроиммуноэндокринология кожи и молекулярные маркеры ее старения. СПб.: Изд. ДЕАН.
17. Ivanov A, Pawlikowski J, Manoharan I, Tuyn J, Van Nelson D. (2013). Lysosome mediated processing of chromatin in senescence. J Cell Biol. 202: 129-43.
18. Xia X, Chen W, McDermott J, Han J. (2017). Molecular and phenotypic biomarkers of aging. F1000Res. 6:860.
19. Bai X. (2018). Biomarkers of Aging. Adv Exp Med Biol.1086:217-34.
20. Matjusaitis M, Chin G, Sarnoski E, Stolzing A. (2016). Biomarkers to identify and isolate senescent cells. Ageing Res Rev. 29:1-12.
21. Wang A, Dreesen O. (2018). Biomarkers of Cellular Senescence and Skin Aging. Front Genet. 2018; 9:247.
22. Toutfaire M, Bauwens E, Debacq-Chainiaux F. (2017). The impact of cellular senescence in skin ageing: A notion of mosaic and therapeutic strategies. Biochem Pharmacol. 142:1-12.
23. Yoon J, Kim Y, Kwon S, Kim M, Kim Y, Kim J, Park T, Kang H. Senescent fibroblasts drive ageing pigmentation: A potential therapeutic target for senile lentigo. Theranostics. 2018; 8(17):4620-32.
24. Velarde M, Demaria M. (2016). Targeting Senescent Cells: Possible Implications for Delaying Skin Aging: A Mini-Review. Gerontology. 2016; 62(5):513-8.
25. Sharpless, N.E., and C.J. Sherr. (2015). Forging a signature of in vivo senescence. Nat. Rev. Cancer. 15:397-408.
26. McHugh D, Gil J. (2018). Senescence and aging: Causes, consequences, and therapeutic avenues. J Cell Biol. 217(1):65-77.
27. Хабаров В.Н. Коллаген в косметической дерматологии. (2018). М., Изд.: ГЭОТАР-МЕД.
28. Miller I, Min M, Yang C, Tian C, Gookin S, Carter D, Spencer S. (2018). Ki67 is a Graded Rather than a Binary Marker of Proliferation versus Quiescence. Cell Rep. 24(5):1105-12.e5.
29. Nigdelioglu R, Hamanaka R, Meliton A, O'Leary E, Witt L, Cho T, Sun K, Bonham C, Wu D, Woods P, Husain A, Wolfgeher D, Dulin N, Chandel N, Mutlu G. (2016). TGF-β Promotes de novo Serine Synthesis for Collagen Production. J Biol Chem. 291:27239-51.
30. Fisher G, Shao Y, He T, Qin Z, Perry D, Voorhees J, Quan T. (2016). Reduction of fibroblast size/mechanical force down-regulates TGF-β type II receptor: implications for human skin aging. Aging Cell. 15(1):67-76.
31. Sureshbabu A, Muhsin SA, Choi ME. (2016). TGF-β signaling in the kidney: profibrotic and protective effects. Am J Physiol Renal Physiol. 310(7):F596-F606.
32. Kurusu H, Yamamoto M, Clark J, Pastor J, Nandi A, Gurnani P, McGuinness O, Chikuda H, Yamaguchi M, Kawaguchi H, Shimomura I, Takayama Y, Herz J, Kahn C, Rosenblatt K, Kuro-o M. (2005). Suppression of aging in mice by hormone Klotho. Science. 309 (5742): 1829-33.
33. Bian A, Neyra J, Zhan M, Hu M. (2015). Klotho, stem cells, and aging. Clin
Interv Aging. 10:1233-43.
34. Ullah M, Sun Z. (2019). Klotho Deficiency Accelerates Stem Cells Aging by Impairing Telomerase Activity. J Gerontol A Biol Sci Med Sci. 74(9):1396-1407.
35. Ahrens H, Huettemeister J, Schmidt M, Kaether C, von Maltzahn J. (2018). Klotho expression is a prerequisite for proper muscle stem cell function and regeneration of skeletal muscle. Skelet Muscle. 8(1):20.
36. Yang Y, Ma F, Liu Z, Su Q, Liu Y, Liu Z, Li Y. (2019). The ER-localized Ca2+-binding protein calreticulin couples ER stress to autophagy by associating with microtubule-associated protein 1A/1B light chain 3. J Biol Chem. 294(3):772-82.
37. Hong C, Qiu X, Li Y, Huang Q, Zhong Z, Zhang Y, Liu X, Sun L, Lv P, Gao X. (2010). Functional analysis of recombinant calreticulin fragment 39-272: implications for immunobiological activities of calreticulin in health and disease. J Immunol. 185(8): 4561-69.
38. Mitchell S, Martin-Montalvo A, Mercken E. (2014). The SIRT1 activator SRT1720 extends lifespan and improves health of mice fed a standard diet. Cell Rep. 6(5):836-43.
39. Kauppinen A, Suuronen T, Ojala J, Kaarniranta K, Salminen A. (2013). Antagonistic crosstalk between NF-κB and SIRT1 in the regulation of inflammation and metabolic disorders. Cell Signal. 25(10):1939-48.
40. Zainabadi K, Liu C, Caldwell A, Guarente L. (2017). SIRT1 is a positive regulator of in vivo bone mass and a therapeutic target for osteoporosis. PLoS One. 12(9): e0185236.
41. Chen G, Li X. (2019). The decreased SIRT1 level may account for the lipid profile in chronic kidney disease. J Biol Res (Thessalon). 26:9.
42. Kruiswijk F, Labuschagne C, Vousden K. (2015). p53 in survival, death and metabolic health: a lifeguard with a licenсe to kill. Nature Reviews Molecular Cell Biology. 16(7): 393-405.
