«Они видели в объятиях принцессы, которая так стойко переносила все тяжести великих гонений, своего маленького короля, как дар, данный Небесами в ответ на их молитвы».
Мадам де Мотвиль, «Мемуары»
Часть I
Первой и самой главной женщиной в жизни Людовика XIV была его мать, Анна Австрийская. Когда почти в полдень 5 сентября 1638 года в Сен-Жермен-ан-Ле родился Людовик, ее первенец, французская королева испанского происхождения только встретила свое 37-летие. В этом возрасте принцесса из дома Габсбургов вполне могла стать бабушкой (Анна вышла замуж в четырнадцать). И все же двадцать два года она прожила в бездетном союзе.
Анна, как она рассказывала своему доверенному лицу, втайне даже опасалась аннулирования своего брака, поскольку, по мнению католической церкви, бездетность была одним из возможных оснований для развода в одностороннем порядке. В этом случае бывшая испанская принцесса, дочь Филиппа III, должна была вернуться в свою родную страну или, возможно, уехать править так называемыми Испанскими Нидерландами (где-то около современной Бельгии), как это сделали другие принцессы ее королевского дома, и совсем недавно – ее набожная тетя Изабелла Клара Евгения.
Рождение ребенка, особенно сына (ведь женщины не могли наследовать престол во Франции согласно Салическому закону XIV века) означало, что положение его матери королевы полностью изменилось. Это был не только явный восторг женщины, столкнувшейся с «чудом, когда его меньше всего ожидали», как написала официальная Gazette de France.
Это также было в соответствии с традицией прочного положения любой королевы Франции, родившей дофина, (какое любопытное противоречие в стране с Салическим законом). Это могущество проистекало из притязаний королевы стать регентом, если ее муж умрет, в то время, когда сын еще не достигнет совершеннолетия; правило, которое применялось к матушке Людовика XIII, когда умер Генрих IV, и к господствующей Екатерине Медичи в предыдущем столетии.
Эта ситуация уже была предусмотрена во время обручения Анны Австрийской в 1612 году. На поэтическом языке будущая королева описывалась, как Луна для Солнца – ее мужа: «Подобно тому, как Луна заимствовала свой свет у Солнца...»
Смерть монарха означала, что «заходящее Солнце уступало место Луне и давало ей силу проливать свет в его отсутствие» (Предполагаемым жениху и невесте тогда было по десять лет). Четверть века спустя действительность была менее поэтичной. Людовик XIII серьезно болел, и назначение регента на последующие тринадцать лет – а это возраст, в котором французский король достиг совершеннолетия – было более чем уместно. Как долго Анна, воплощение материнства, как и Екатерина Медичи, будет идти к тому, чтобы занять место на самой вершине королевской власти?
Кроме того, династическая карта Европы в связи с этим рождением была преобразована. Предполагаемому наследнику французского престола, младшему брату короля Гастону герцогу Орлеанскому, когда ему предоставили «физические доказательства» рождения ребенка, пришлось признать, что его растущие надежды на престол неминуемо разбиты. Но сам Гастон был отцом дочерей. Поэтому следующими в очереди были французские принцы крови, в частности, принц де Конде и его сыновья, герцог Энгиенский и принц де Конти; их надежды, увы, так же рухнули.
С другой стороны, рождение принца не только отсекло надежды, но и натолкнуло на многообещающие мысли о его возможном браке с принцессой. Дочь Гастона от первого брака, Анна-Мария-Луиза де Монпансье, была самой богатой наследницей во Франции за счет состояния своей матери, умершей при ее рождении. Она не обращала внимания на разницу в возрасте в 11 лет и дурачилась, называя дофина «мой маленький муж». Еще более значительным для будущего было другое столь же величественное рождение в Испании. Через пять дней после того, как восторженная королева Анна родила Людовика, ее невестка, жена Филиппа IV Испанского, родила принцессу.
Эти два младенца знатного происхождения фактически были двоюродными братом и сестрой (с одними дедушкой и бабушкой), поскольку брат и сестра из Франции были супругами брата и сестры из Испании. Однако, в отличие от Франции, Испания разрешала дамам претендовать на корону: Анна Австрийская была вынуждена отказаться от своих прав, когда выходила замуж. Во всяком случае, в теории было возможно, что инфанта Мария-Тереза или ее дети однажды унаследуют трон Испании. Другая возможность, о которой никогда не забывала королева Анна, заключалась в том, что Мария-Тереза однажды может стать невестой Людовика.
В этих обстоятельствах легко понять, почему маленький Людовик был описан как «Дьёдонне» или «Деодатус»: «Дарованный Богом». И даже по прошествии многих лет о его явно чудесном зачатии и рождении никогда не забывали. Один немецкий дипломат упомянул о «весьма необычном рождении» короля более чем через сорок лет после этого события.
Насколько чудесным было это рождение, таким неожиданным и таким пугающим для матери? Конечно, по прошествии лет мы узнаем, что об этом событии много молились. Совершались паломничества к святыням, как и подобает для королевы, которая на протяжении всей своей жизни ничего не любила так, как посещать монастыри и святые места. Для излечения бесплодия обращались к Святому Леонарду – богомольцу, который, как полагали, основал монастырь недалеко от Лиможа в шестом веке, многие чудеса свершились с его заступничеством. (В остальном он был небесным покровителем заключенных – ведь, в сущности, королева была в тюрьме своего бесплодия).
Королева быстро приближалась к тому возрасту, когда родить ребенка было уже маловероятным. Считалось, что это был период, когда женщины стареют быстрее, чем мужчины, рано теряя свою свежесть. Популярная поговорка гласила: «Нет ни одной красивой женщины после двадцати двух лет». А после 30-летия они продолжали стареть все быстрее. Естественно, к тридцать шестому дню рождения королевы 22 сентября 1637 года (а тридцать пять часто рассматривали как предельный возраст) ее отношения с мужем, а также с ее второй родиной, Францией, уже имели долгую и нелегкую историю.
***
Брак двух королевских юнцов состоялся в день Святой Екатерины 25 ноября 1615 г. Похоже, что они сразу вступили в брачные отношения, но после этого последовал перерыв более чем на три года. Двадцать пятое января 1619 года стало сулящей удачу датой, когда в газете Mercure Français объявили о том, что королевский брачный союз нашел свое продолжение (в конце концов, это было важным королевским вопросом, как и, собственно, брачная церемония). Несомненно, ходили слухи о королевских беременностях на протяжении 1620-х годов, и сам Людовик XIII позже говорил венецианскому послу, что у его королевы было четыре «ужасных выкидыша».
Если брак не характеризовался как несчастный, согласно королевским стандартам (когда плохо во всех сферах), он, определенно, не являлся и счастливым. Анна была очень привлекательной, даже красивой женщиной с ее полной, роскошной фигурой, густыми яркими темно-русыми волосами, сияющей бледной кожей и темными глазами с зелеными отблесками, которые придавали им особое сияние. У нее была доля женского самолюбия, и она особенно гордилась своими восхитительными белыми руками, которые, казалось, были созданы, чтобы «держать скипетр». Характер ее был полон противоречий. Анна, безусловно, любила развлечения – она пылала страстью к театру и азартным играм, но одновременно с этим она была чрезвычайно набожной.
Ее набожность не помешала королеве Анне быть идеалом, и мужчины легко влюблялись в нее: «Ее улыбка покорила тысячу сердец», – писала мадам де Мотвиль, ее фрейлина. Она также была деликатной в ключевом значении этого французского слова того времени, которое отливает разными смыслами на протяжении всего этого периода. В случае с королевой это означало кокетство в изысканной, по сути, невинной манере испанской инфанты, воспитывавшейся когда-то под хорошим надзором.
Когда красивый герцог Бекингем, галантный во всех смыслах этого слова, «осмелился» ухаживать за ней в известной сцене в саду, королева в ужасе отпрянула. Тем не менее, по мнению мадам де Мотвиль, важного собеседника Анны в теме ее сокровенных чувств, поскольку она понимала испанский мир, «если бы уважаемая госпожа полюбила другого мужчину, кроме своего мужа, это был бы Бекингем, который произвел на нее впечатление». У принцессы де Конти было более циничное мнение: она «ручалась за целомудрие королевы ниже пояса, но не выше его».
Сексуальная ориентация мужа этой мечтательной и неудовлетворенной женщины вызывала беспокойство. У Людовика XIII было пугающее влечение как к мужчинам, так и к женщинам: к концу жизни маркиз Сен-Мар стал его фаворитом. Но в какой-то момент Людовик страстно полюбил Мари д'Отфор (известно, что его интимные визиты в спальню Анны в результате стали более частыми). Однако, когда его друг герцог Сен-Симон предложил выступить в роли посредника, король был шокирован: «Чем больше мой королевский титул дает мне возможность доставлять себе удовольствие, – сказал он, – тем больше я должен остерегаться греха и соблазна». Подавленный и добровольно подчиняющийся своему великому министру кардиналу Ришелье Людовик XIII был половинкой вот уж поистине несовместимой пары.
Помимо всего прочего, если брак не обеспечил наследника Бурбонов-Габсбургов, он также и не способствовал укреплению мира между Бурбонами и Габсбургами. Вскоре после приезда Анны во Францию началось медленное удушение Европы в этом долгом и сложном столкновении, которое называют Тридцатилетней войной. В этом конфликте с подачи кардинала Ришелье французы и испанцы оказались по разные стороны. Анна отвергла даже мысль о том, что в душе она оставалась испанской принцессой. Да, у нее оставались испанские вкусы: склонность поздно просыпаться и тяга к испанским ледяным напиткам и испанскому шоколаду, но она гордилась тем, что стала француженкой. Людовика XIII, с другой стороны, пронизывали подозрения в неблагонадежности жены, и на протяжении всего их брака он оставался в убеждении, подпитываемым всемогущим кардиналом Ришелье, что «она чрезмерно увлечена интересами Испании».
Такая ситуация постоянно угрожала дочерям великих монархов, выданным замуж за иностранных государей для продвижения интересов своей страны. Поэтому некоторые принимали во внимание мудрое замечание Эразма по этому поводу, сделанное им в XVI веке. В своей книге «Воспитание христианского принца» он указал на абсурдность таких браков, которые на самом деле никогда не приводили к международному миру, и посоветовал королям и принцам вместо этого жениться на какой-нибудь из своих подданных.
Различные оппозиционные движения в стране стремились впутать в свою игру брата короля (и, конечно, предполагаемого наследника в течение многих лет), Гастона Орлеанского. Анна также подозревалась в связи с ним, и в последнем предполагаемом тайном сговоре перед тем, как она стала матерью сына, ее обвинили в том, что она собирается стать супругой Гастона после смерти короля. Чувствуете размах?
И, несмотря на свое уже совсем французское сердце, она все же держала в руках испанское перо, переписываясь со своим братом Филиппом IV, королем Испании. Это был факт, который, когда о нем узнали, привел ее к немилости летом 1637 года. Конечно, враг Анны, кардинал Ришелье, заставил ее признаться в содеянном, что было документально запечатлено 17 августа.
В ходе процесса одного из слуг Анны, Пьера де Ла Порта, арестовали и пытали, но он отказался и дальше впутывать свою госпожу. Поэтому было объяснимо, что Ла Порт в своих мемуарах насмешливо называл Людовика «сыном его молчания, а также молитв королевы и благочестивых клятв всей Франции». И это истинная правда, что в таких неблагоприятных обстоятельствах какое-то чудо было просто необходимо.
Продолжение следует, начало читайте здесь: «Золотой век Людовика XIV — Дар небес». Полностью историческое эссе можно читать в подборке с продолжением «Блистательный век Людовика XIV»
Я основательно погрузился в эту тему и собираюсь исчерпать её до самого дна. Ну а самое интересное, разумеется, впереди. Так что не пропускайте продолжение... Буду благодарен за лайки (кнопка -палец вверх- – и я буду знать, что вам понравилось), заранее благодарен за подписку и комментарии. Ниже ссылки на другие статьи:
