Я работал санитаром, все было официально: санкнижка, зелёный костюм, регулярная получка, аванс. Главное — не тупить и не застрять навечно.
Объект назывался психиатрическая больница, кремового цвета здание; место реально замечательное, там лечатся очень серьёзные люди, поэтому и зарплата, и требования соответствующие.
Дежурил сутки через двое. Заступал в девять, на день и ночь.
В чём суть работы: на смену приходит три санитара, на первый, второй, третий пост. Работа в целом тихая, основная задача – чтобы больные не сбежали, ребята важные, трижды герои СССР, генерал лейтенанты, сотрудники структур, спортсмены, вся богема. И самое главное: в случае чего реагировать на эксцессы по инструкции, либо по ситуации.
Эксцессов, на самом деле, практически не случалось. Самые горячие точки: туалет, курилка во дворе и столовая во время подкормки больных перед отбоем.
Вообще, место крутое, всё здание похоже на космический корабль полуовальной формы. Я работал в левом крыле на первом этаже. По центру приемная, в правом крыле женское отделение, на втором этаже наркология и детское отделение.
Ночью в десять часов отбой. Это моё любимое время. Гасишь свет в коридоре, горит только ночник. Два санитара идут спать. И тихо так становится, спокойно, только жужжит кварц, за окнами горят фонари. Больные храпят, запах в коридоре стоит жуткий, но к нему привыкаешь. Вместе с санитаром дежурят две медсестры и врач. Они укладываются в кабинетах. Если никого не привезёт скорая или полиция, то спокойное времяпровождение обеспечено.
Спать нельзя – больной может подойти, вытащить ключи и смыться. Сидишь себе в кресле, пьёшь кофе, читаешь что-нибудь.
Я месяц работал совершенно спокойно, до тех пор, пока с отпуска не вернулась медсестра Марина Владимировна.
Улыбается так мило, глаза сияют, волосы покрашены в черный, подстрижены под каре, одним словом — прелесть. Прежде я работал в мужских коллективах. В больницу пошел, чтобы раскрыть женскую душу, понять их философию. Решил разнообразить жизнь. Представлял себе милые беседы. О жизни, войне, семье…
Вышло, что санитар по должности ниже медсестры. Посему ты должен козырять и отдавать честь, слушаться их приказов, что для мужчины противоестественно. Если с другими сестрами служебные отношения складывались, то с приходом Марины Владимировны больница превратилась в караульный пост.
Вечером, когда она заступала, обходила палаты, если я дежурил на первом посту, она ставила меня на второй. Я сопровождал её при обходе.
– Почему у больного простыни не поменяны? – делала она замечание. Я мог возразить, что спрашивать надо у другого санитара – это была его сфера деятельности до того, как пришла Марина Владимировна. Но предпочитал молчать. Я понимал, что происходит некий ритуал подчинения мужчины женщине, что-то развратное.
– Вы читали должностные инструкции? – спросила она.
– Нет.
– Я же вам наказала, забыли? – продолжила она холодным тоном.
Как-то, улучшив момент, достал телефон и разговаривал с дядей Ваней.
Марина Владимировна подошла ко мне.
– Ещё раз увижу, как вы по телефону говорите, отберу, – грозно сказала она.
В большом дурдоме проскакивает маленький, они мчатся сквозь вселенную. Я сижу в кресле и мечтаю, как составлю заявление об увольнении, смотрю сколько смен осталось до конца месяца. Я же свободный гражданин, делаю что хочу. Однако, дома жена, увольняться нельзя.
– Я не понимаю таких, как ты, в одном месте надо работать, не бегать туда-сюда, – скажет супруга.
– Папа, вы ушли из больницы? – спросят дети.
– Сегодня кушать не будете, или будете? – задаст вопрос жена.
– А почему? – не поймёт младшая.
– Спроси у бедного папы.
Стол, на нем лоток с лекарствами. Больные выстроились в очередь и, услышав свою фамилию, подходят, чтобы проглотить таблетки. Марина Владимировна сидит на стуле и время от времени отворачивает лицо. Мне, кажется, знаком этот жест. Как говорит супруга, если тебе что-то кажется, надо лечиться.
– Чинин, – называет Марина Владимировна.
– Чинин! – дублирую я.
Пауза, пациенты волнуются, Чинин отсутствует, спит.
– Вы должны были собрать всех вовремя, – делает шипящее замечание Марина Владимировна. Я взрываюсь и бегу к палате Чинина.
Марина Владимировна смотрит на меня и, покачав головой, уходит.
На этом все, утром мы разойдемся по коридору. Остаётся ждать следующего дежурства, где она будет придумывать эпизоды вялотекущей борьбы между тупым санитаром и медсестрой, совершающей безупречные ходы.
Через три дня смена началась спокойно. Я сидел в коридоре приемного, смотрел как снуют люди, на мне был надет защитный костюм от всякой заразы. Мимо проходила секретарша, узнав меня, она остановилась:
– Поднимитесь ко мне, напишите заявление на переработку.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Речь идёт о сверхурочных часах, оплачиваются они в двойном размере, я должен подписаться на двадцать пять, больница сто семьдесят пять процентов моих кровных денег положит себе в карман.
В свободное время я поднимаюсь на второй этаж. Секретарша, увидев меня, ищет образец, говорит, пишите.
– Отказываюсь, – сказал я. Секретарша будто оцепенев посмотрела на меня.
– Почему? – Взволнованным тоном спросила она.
– Ну, получу денег больше.
– Понятно, – сказала секретарша и криво улыбнулась.
Я воодушевлённый спустился по лестнице. Как никак, отстоял право получать сверхурочные. Еще, теперь меня уволят, скажут, не прошел испытательный срок.
Жизнь замечательна. С того момента Марина Владимировна преобразилась, мой взгляд скользил по её сжатым и нервно вздрагивающим губам. Я понимал почему её магнитом тянуло ко мне. Она выплёскивала энергию, ей нравилось наблюдать, как я бегу исполнять её приказы. Я замечал тонкий смешок, после того, как в очередной раз ей удавалось уколоть меня невинным замечанием.
В очередной раз вывесили график дежурств, где отсутствовала моя фамилия. В последнюю смену я был счастлив. Перед отбоем Марина Владимировна пригласила к себе в кабинет пить чай. Ни один санитар не удостаивался такой чести. Я держался строго. Марина Владимировна сияла, она налила мне чаю. Мы беседовали, казалось впереди вечность. Я не сказал, что завтра ухожу, что хотел сломать тормозной шланг на её машине, что все последнее время люто ненавидел её, день и ночь думал только о ней, мечтал отомстить.
