Об опасности некоторых связей…
- Мужчине с женщиной сражаться?
– Сражаться женщине с мужчиной?
Как это глупо!..
Таким стихотворным прологом начинается мюзикл композитора и режиссёра Глеба Матвейчука «Опасные связи», созданный по мотивам одноименного романа французского писателя XVIII века Пьера Шодерло де Лакло и поставленный в Фольклорном центре «Москва».
...Граф де Жеркур оставил свою любовницу маркизу де Мертей, дабы жениться на её крестнице Сесиль де Воланж. Оскорблённая де Мертей, решив отомстить обидчику, предлагает известному сердцееду виконту де Вальмону совратить юную невесту графа...
Так завязывается эта исполненная страстей история, изложенная посредством музыки, стихов, хореографии, эффектных костюмов по моде конца XVIII столетия, красивого сценического света и впечатляющих готических декораций.
Музыкальная часть спектакля открывается отрывистыми хоровыми фразами пролога «Опасная игра». По настрою, который несёт этот номер, он, на мой взгляд, решён в ключе, близком к выдающейся кантате Карла Орффа «Carmina Burana». Помните ее величественное и тревожное начало, посвящённое изменчивости и непреодолимости Судьбы:
«O Fortuna / velut luna / statu variabilis...»?
А далее открывается первый акт этой музыкальной драмы. В палитре её автора в нужных пропорциях смешаны и «боевики» с плотным звучанием, местами близким к симфо-року («Это любовь» маркизы де Мертей, «Вечный Казанова» Азолана, «Я должен быть сильней своей любви...» Вальмона), и лирические баллады («Я хотела летать...» Сесиль де Воланж, «Когда ты рядом...» шевалье Дансени, «Запретная любовь» госпожи де Турвель), и электронная танцевальная музыка (танец Азолана); в музыкальной ткани спектакля встречаются вальс, григорианские хоралы, отсылки к музыке эпохи барокко («Адажио» Вальмона) и, кажется, даже нотки регтайма во вступлении к предсвадебному «Переполоху» мадам де Воланж.
Очень интересно в спектакле выстроена хореография. Артисты балета присутствуют почти в каждой сцене: то в образе придворных дам и кавалеров, то – монахов и монахинь, то – слуг и служанок, то – ветреных девиц и их распутных любовников, а то и вовсе как странные сущности в балахонах и мрачных маскарадных масках.
Кто же это? Что же это за персонажи?
По тому, как они вьются вокруг главных и второстепенных героев, как тянут их в разные стороны в моменты сильных душевных переживаний, как опадают, словно «озимые», когда те делают шаги в верном направлении, и оживают, когда персонажи ошибаются, предположу, что артисты балета изображают человеческие «страсти».
Эти «страсти» возносят над собой в эффектной «поддержке» маркизу де Мертей, заявляющую, что «душа» её «холодна», сделавшую «любовь привычкой» и «игрой», и в своей жажде мщения не пожалевшую не только бывшего любовника Вальмона, оттолкнувшего её, но и собственную «крестную дочь».
Они плетут паутину вокруг юной Сесиль де Воланж и ее «слишком молодого» и «слишком робкого» возлюбленного шевалье Дансени.
Они подталкивают в пропасть греха «святошу» мадам де Турвель, благочестие которой не помогло ей сохранить верность мужу, и затем её «запретная любовь, похожая на счастье» была отвергнута её же искусителем Вальмоном, пусть и против его собственной воли.
Они задорно пляшут зажигательный танец с элементами мужского стриптиза вместе с матерью Сесиль – мадам де Воланж – бывшей красоткой, вспоминающей о своих «Золотых деньках», обожающей всеобщее поклонение и восхищение, которой когда-то
«...рукоплескал свет, / Никто не мог сказать: нет!».
Даже демонически хладнокровный, решительный и неумолимый соблазнитель Вальмон не избавлен от их опеки. В эпизоде с его арией «Я должен быть сильней своей любви!» он, разрываемый «страстями» в алых лучах театральных прожекторов на фоне алтаря с огромным светящимся изнутри латинским крестом, внезапно сраженный искренней любовью к своей, казалось бы, очередной лёгкой добыче – мадам де Турвель, – вопиет:
«...Но без тебя мой мир горит! / Я пленник твой! / Как мне тебя любить / И быть собой? / Но без тебя мой мир в огне, / И счастье только болью станет мне...»
Простите мне буйство моей фантазии, но в этот момент у меня в памяти всплыл эпизод из совсем другого мюзикла, герой которого, предав ближнего своего, в приступе раскаяния посреди горсти рассыпанных по полу серебряных монет задаётся схожим вопросом – «как мне тебя любить?»:
«I don't know how to love him, / I don't know why he moves me...»
Только ли к женщине обращается Вальмон, чувствующий, что
«Словно что-то есть сильней меня, / сильней огня...»?
Кстати, этот мотив непокорности и отречения от любви «всплывёт» и далее – в сцене вынужденного разрыва с мадам де Турвель:
«И в Бога я не верю и не поверю никогда!..»
Домыслы?
Возможно. Тогда вот ещё один примечательный персонаж – слуга и приятель Вальмона Азолан, «вечный Казанова», как он сам себя называет в своей арии. Этот Вечный Искуситель появляется в первой сцене бала в качестве церемониймейстера, представляя публике всех действующих лиц, словно рассказчик или даже автор всей истории.
В последующих сценах мы узнаем его ближе: этот развратник с гримасой сластолюбца на лице, «идеальным слухом» и не жалующийся «на память», плетущий «интриги кружева», носит красную кардинальскую сутану и пилеолус – алую круглую шапочку. Его облик отсылает нас к образу герцога де Ришелье – всесильного тайного властителя, слово которого было весомее слова самого французского короля.
Именно Азолан подталкивает Вальмона к мести мадам де Воланж через соблазнение ее дочери Сесиль – ровно к тому, чего от виконта хочет добиться маркиза де Мертей, несмотря на его первоначальный отказ. Он же, Азолан, уверенный в победе виконта, организует его дуэль с подосланным к нему ревнивой маркизой шевалье Дансени.
Интересно написан и хореографический «портрет» Азолана, поставленный под электронную клубную музыку и плотный энергичный рок – музыку ночи, развлечений и роковых страстей. В одном из эпизодов Азолан извивается, подобно огромному серому змею, в светящейся неоновым светом клетке, в другом – ступает по бросающимся ему в ноги танцовщикам, как, простите, Христос по воде. Если артисты балета действительно изображают человеческие страсти, а Азолан по ним ступает, на них опирается и ими повелевает, то кого же он на самом деле олицетворяет?
Я снова увлекся?
Кстати, по ходу спектакля Азолан упоминает, что «в детстве нас с Вальмоном местами поменяли». Зачем зрителю эта информация? Виконт не на своем месте? Он мог бы прожить свою жизнь иначе?..
Впрочем, как бы то ни было, случилось то, что не могло не случиться. Когда к ногам де Мертей падает труп Вальмона, которого она, как выясняется, давно и страстно любила, мстительная и ревнивая маркиза остаётся ни с чем:
«Виват! Сраженье выиграно мной! / Но вот вопрос: какой ценой?..»
Сраженье женщины с мужчиной завершено:
«Как холодно!.. Как одиноко...»
Но это не важно, ведь «игра важнее, чем все игроки»...
Однако одиночество в этой печальной истории уготовано не всем. В финале погибший Вальмон появляется рядом с мадам де Турвель: они держатся за руки и смотрят друг на друга на фоне высокого готического стрельчатого окна. Возможно, раскаявшийся искуситель, доведший свою любимую до сумасшествия и, видимо, смерти, а после того в ужасе от содеянного с ней и с Сесиль де Воланж бросившийся на клинок шевалье Дансени, всё же получил Прощение...
Теперь и само название мюзикла для меня читается несколько по-иному: роковые страсти между мужчинами и женщинами, перерастающие и сегодня во взаимную ненависть и борьбу, в которой каждая из сторон уверена лишь в собственном мнимом превосходстве, становятся ступенью к связям несколько иного порядка, в которые действительно лучше не впутываться.
Наша ли это война?
Нужна ли она нам?
– Мужчине с женщиной сражаться?
– Сражаться женщине с мужчиной?
Как это глупо!...
Сергей ЖУРАВЛЕВ
