Эволюционные психологи говорят нам, что человеческое поведение и познание являются продуктами вечного эволюционного процесса. Наш мозг и поведение были сформированы окружающей средой и давлением отбора, с которыми сталкивались охотники-собиратели. Каждая из этих эволюционировавших программ существует потому, что они спо-собствовали поведению, которое повышало выживаемость и репродук-тивную способность древних людей.
Например, люди эволюционно подготовлены к тому, чтобы бояться змей и пауков. Некоторые из наших предков видели этих существ и реагировали на них страхом и избеганием. Другие этого не сделали. Те, кто выжил, пе-редали эту систему выживания (увидеть змею, отойди) до нас. Это гово-рит о том, что связь между бедствием и солидарностью отнюдь не случай-на. Мы умеем преодолевать кризисы, потому что занимаемся этим тысячи лет. И сотрудничество является ключевым. Это мощный механизм выжи-вания, построенный на тысячелетии эволюционных проб и ошибок.
Рассмотрим гипотезу объединения рисков Хилла и Каплана. Авторы обна-ружили, что племя аче из восточного Парагвая избежали голода за счет объединения рисков с дефицитом продуктов. В то время как овощи могли выращиваться отдельными семьями, редкие богатые питательными ве-ществами продукты, такие как мясо и мед, распределялись на групповом уровне. Это гарантировало, что все члены племени могли есть, когда запа-сы заканчивались.
Исследователи также предполагают, что наше взаимодействие с хищ-никами сформировало наше стремление к сотрудничеству. Археологи-ческие данные насыщены смертоносными хищниками, которые охотились на наших предков и конкурировали с ними за пищу. Это сочетание риска хищничества и конкуренции за ресурсы способствовало повышению со-циальности среди ранних людей. В частности, наши предки приняли мо-дель защиты ресурсов, в которой мясо доставлялось на «базу» с фиксиро-ванными ресурсами, такими как вода и растения.
Сотрудничество отличает нас от наших ближайших эволюционных родст-венников. Юваль Харари, автор книги «Сапиенс», отмечает, что один на один шимпанзе победит человека. Но 1000 человек победят 1000 шимпан-зе. Это связано с тем, что навыки сотрудничества людей намного превос-ходят навыки шимпанзе. Как утверждает Харари, «поместите 100 000 шимпанзе на Уолл-Стрит или на стадион Янки, и вы получите хаос. Помес-тите туда 100 000 человек, и вы получите торговые сети и спортивные соревнования». Короче говоря, сотрудничество улучшало репродуктив-ный успех тех, кто в нем участвовал. Наши человеческие предки остались живы и рожали детей, держась вместе.
В своей книге «Социальное: почему наш мозг подключен к сети» нейро-биолог Мэтью Либерман отмечает, что дорсальная передняя поясная кора и передняя островковая доля, области мозга, ответственные за боль, акти-визируются при социальной боли, а также при физической боли. Чувство остракизма буквально причиняет такую же боль, как ушибленный палец ноги или обожженный.
И это тоже работает для удовольствия. Области мозга, участвующие в обработке вознаграждения, вентральное полосатое тело и орбитофрон-тальная кора, одинаково реагируют на социальное и физическое удоволь-ствие. Исследования показывают, что, когда нам говорят, что мы нравимся другим, активируются те же области мозга, что и когда мы едим сладости или выигрываем деньги. Это побуждает нас поддерживать социальные связи и избегать изоляции. Эволюция сделала ставку на то, что захват центров боли и удовольствия нашего мозга для реагирования на социаль-ное одобрение или неодобрение повысит наши шансы на выживание. По-нятно, что это окупилось.
Обратите внимание на окситоцин. Или, как ее часто называют, «молекула любви».Этот нейротрансмиттер, по-видимому, эволюционировал, чтобы связывать матерей и младенцев. На протяжении всей беременности и после родов окситоцин наполняет мозг матери, создавая мощную привя-занность к ребенку. На самом деле исследователи предположили, что биологическим прототипом всей социальности среди млекопитающих является взаимодействие матери и младенца.
Популярное заблуждение об окситоцине состоит в том, что он делает лю-дей лучше. И это так, но только для тех, кто в нашей группе. Окситоцин мо-жет усилить агрессию и враждебность по отношению к тем, кого мы вос-принимаем как угрозу. Введение окситоцина людям облегчает заботу как о любимых группах, так и о незнакомцах, но способствует враждебности по отношению к членам нелюбимых групп.
Еще есть гипотеза социального мозга. Это идея о том, что наш большой мозг является результатом потребности наших предков ориентироваться в сложной сети социальных отношений. Психолог Уильям фон Хиппель предполагает, что «наш интеллект развивался не для решения абстракт-ных проблем и сложных способов взаимодействия с окружающей средой. Наш интеллект развивался, чтобы более эффективно справляться друг с другом и использовать навыки и способности, которые у нас есть, когда мы работаем вместе».
Мы глубоко социальны. Мы нуждаемся и жаждем этого. И часто групповая солидарность достигается при возникновении внешних угроз.
Если вам понравилась статья, не пожалейте лайка, подпишитесь на канал (это бесплатно), поделитесь этой статьей с вашими близкими. А еще почитайте следующие статьи:
- Как не стать жертвой пропаганды в интернете?
- Почему все маленькое и крошечное нам кажется милым?
- Объясняю теорию игр как будто ты пятилетний
- Узнал, как много и, одновременно, мало людей умирают от видов рака
