Уроки вегетарианства великого писателя полезны не только для желудка
} Почему Лев Толстой перешел на вегетарианское питание;
} Как к великому писателю относились окружающие, и как он к ним;
} Откуда Лев Толстой стал черпать вдохновение.
Автор: Оксана ЯРОЦКАЯ
В церковной и светской среде рубежа XIX-XX веков Льва Толстого считали бунтарем, не взирая на его выдающиеся заслуги перед русской и мировой литературой.
У классика и впрямь были привычки и взгляды, разнящиеся с общепринятыми, что особенно ярко было заметно в последние годы жизни писателя. Ясная Поляна превратилась в каком-то смысле в полигон новой нравственности.
Удивлял Толстой строгим отношением к себе и в молодости, что выражалось, прежде всего, в том, что он стал убежденным вегетарианцем.
«Вегетарианство? Что тут такого! Сейчас все... У всех великих — свои причуды, — поспешит возразить среднестатистический обыватель, — разве их поймешь?» Однако вегетарианство Толстого — это нечто особое, достойное внимания.
Ромен Роллан в своей книге «Жизнь Толстого» пишет, как однажды девятнадцатилетний Лев познакомился в казанском госпитале с одним буддийским ламой, от которого впервые узнал об ахимсе, ненасилии, как основополагающем принципе всех религий.
Сам Роллан придает большое значение этому факту, хотя если вспомнить противоречивые — порой до сумасбродства — поступки молодого писателя, умевшего, по наблюдениям современников, извлекать максимальное удовольствие из жизни, то его ранний интерес к восточной мудрости все же не выходил за рамки обычной любознательности, отличавшей Толстого.
Еще в возрасте двадцати пяти лет Лев Николаевич в число правил, «коими стоит руководствоваться в жизни», на первый план поставил воздержание в «пище и питие».
Первые опыты в вегетарианстве Льва Толстого
Впрочем, в то время подобные мысли не были столь глубокими. Первые опыты строгой диеты Толстому удается поставить над собой только двенадцать лет спустя.
В дневниках 1865 года он пишет:
«Шесть дней я стараюсь есть как можно меньше, так что чувствую голод. Не пью ничего, кроме воды с полрюмкой вина и шесть дней я совершенно другой человек — я свеж, весел, голова ясна, я работаю, — пишу по 5 и 6 часов».
Примерно в конце семидесятых годов девятнадцатого столетия Толстой становится убежденным вегетарианцем и говорит о «духовном возрождении», которое наблюдает в себе.
«Мое питание состоит главным образом из горячей овсяной каши, которую я ем два раза в день с пшеничным хлебом. Кроме того, за обедом я ем щи или картофельный суп, гречневую кашу или картофель вареный или жареный на подсолнечном или горчичном масле и компот из чернослива и яблок. Здоровье мое не только не пострадало, но и значительно улучшилось с тех пор. Я отказался от молока, масла, яиц, сахара, чая и кофе». Также он отказался и от рыбы, о чем сообщал любопытствующим и корреспондентам.
Парируя доводы близких, что вегетарианство якобы может неблагоприятно сказаться на его здоровье, Толстой прибегал к веским аргументам этического и духовного характера, объясняя свое поведение следующим образом: «Для человека, живущего для души, разрушение тела есть только освобождение».
Толстой объяснял, что тела всех людей разрушаются с рождения, но для тех, которые «чтут себя телом, а не вечной душой», страдание получается гораздо сильнее.
Несмотря на страхи родственников, доктор, наблюдавший за писателем несколько лет подряд, отмечал значительное улучшение его здоровья и рекомендовал Льву Николаевичу продолжать практиковать вегетарианство.
Этот аргумент возымел более сильное воздействие на окружение писателя и того оставили, наконец, в покое. Единственным человеком, не желавшим смириться с опытами графа, была его супруга.
В дневнике Софьи Андреевны 1887 года читаем: «Уже неделя, как он опять вегетарианец, и это уже сказывается на его расположении духа. Он сегодня нарочно при мне заговаривает о зле денег и состояния, намекая на мое желание сохранить его для детей».
Интересно, что в таких случаях Толстой с удовольствием сравнивал жену с ложкой, которая хоть и в супе, никогда не узнает его вкуса.
Вскоре к Толстому присоединились его дочери. Татьяна Львовна составила сборник «Двести пятьдесят мыслей и изречений философов, поэтов и ученых о воздержании и вегетарианстве». А Мария Львовна помогала переводить с английского на русский книгу Уильямса «Этика пищи», в которую вошли жизнеописания и афоризмы выдающихся мыслителей разных эпох — Пифагора, Сенеки, Мильтона, Шиллера, Байрона.
Льву Николаевичу особенно импонировала идея Эпикура о том, что главный опустошитель земли и всех морей — это желудок. Книга Уильямса с пометками, сделанными рукой Толстого, хранится в личной библиотеке писателя. Свояченица Толстого Татьяна Андреевна Кузьминская составила книгу «Вегетарианский стол» с рецептами блюд.
Скоро большой обеденный стол семейства Толстых разделился на две половины. Во главе стола сидела Софья Андреевна, которая, хоть и не была в восторге от вегетарианских убеждений своего супруга, с верностью следила за тем, чтобы вегетарианская пища была достаточно калорийной, вкусной. В библиотеке Толстого есть немало книг с рецептами вегетарианской кухни, в которых встречаются пометки Софьи Андреевны.
Толстой и Жранье
Граф Толстой знал, что слывет «белой вороной», и не скрывал свое неприязни к элите с ее рабской привязанностью к плотским утехам. У него появляется идея написать книгу под названием «Жранье». Название сие, может показаться, разумеется, несколько грубоватым, но зато оно лаконично выражает отношение Толстого к правящему сословию.
«Обычный день людей нашего круга, начинается с каких-то совершенно безумных вещей — халата, туфель, щеток и пр. Для женщин еще хуже — корсет, прическа, всевозможные украшения, тесемочки, ленточки, завязочки, шпильки, булавки, брошки и т.д.
Но вот приходит время завтракать.
Все начинается с совещания с поваром, у которого из всех слуг самое большое жалование. Общее обсуждение и заказ совершенно особенных утонченных блюд... Целая армия людей нанимается, чтобы тщательно приготовить кушанье и празднично убрать стол...»
Зачем все это? — сокрушенно вопрошает Толстой. И сам же отвечает: «Для жранья!!!»
«А там и весь день, — сетует дальше мыслитель, — проводится так, чтобы думать как можно меньше о работе, и возможно больше об удовлетворении плоти. И никому из этих „добрых и нравственных“ людей, не приходит на ум подсчитать те средства, ту массу труда, которая была затрачена на то, чтоб они, в конце концов удовлетворили свою плоть. У всякого человека, осознавшего это, немедленно должно возникнуть желание изменить свою жизнь и все свои привычки. ...Утонченная еда только названием отличается от обжорства, результат один — чрезвычайно полное тело, висящие подбородки и шеи, выпяченный живот.
Еда это то, что главным образом обсуждается в новомодных гостиных, пышных салонах, за столом. Могут ли тут истинно духовные интересы стоять на первом плане? ...Ночная бабочка летит в огонь лампы, не зная боли ожога, и рыба глотает червяка на удочке, не зная опасности, а вот мы не расстаемся с чувственными наслаждениями, хотя отлично знаем, что они опутаны сетью безрассудства. Увы... Такова бездонная глубина безрассудства».
Разоблачая порок чревоугодия, Толстой, дает и совет — требуется воздержания: «Чем больше человек научится подчиняться этому, тем дороже ему будут духовные интересы жизни, и тем скорее он из материального превратится в радостное духовное существо».
Вверх по ступенькам
Как видите, вегетарианство не было для Толстого только залогом крепкого здоровья, эликсиром молодости или панацеей от болезней. Не главную роль в таком «обращении» Толстого сыграла и неприязнь к «салонным львам».
Решающим фактором в «увлечении» Льва Николаевича было его знакомство с Индией — единственной страной с тысячелетними вегетарианскими традициями и ее священными писаниями. Именно в ведической литературе Толстой черпал подтверждение своим идеям.
Этический кодекс индусов, не приветствовавший убийство животных, утверждала любовь к ближнему, ненасилие, отрешенность от материального и необходимость познания собственной души, оказался созвучным его мыслям.
В 1891 г. он пишет статью «Первая ступень», потрясшей многих интеллектуалов того времени. Работая над статьей, Толстой посетил тульскую бойню. Увиденные там жестокие, кровавые сцены убийства животных он описал с такой силой, что потрясенный читатель не мог не устыдится своей сопричастности к этим убийствам.
«Я понял, — восклицает он, — в чем мое благо, и больше уже не могу делать то, что лишает меня блага!»
Вегетарианство было лишь начальной ступенькой длинной этической лестницы, по которой взбирался писатель.
«Во всех нравственных учениях, — писал он, — устанавливается та лестница, которая, как говорит китайская мудрость, стоит от земли до неба и на которую восхождение не может происходить иначе, как с низшей ступени».
