В частных архивах некоторых городов древней Месопотамии - Нузи, Аррапхе и Эмаре - были найдены клинописные таблички, датированные XIV-XIII вв. до н.э., в которых описывается, как отцы усыновляли, именно усыновляли (ana mārūti epēšu «обращать в сыновство») своих дочерей. Иными словами это были юридические документы, по которым дочь приобретала статус сына.
Так, некий житель Нузи с хурритским именем Утхап-Таэ, сын Тая, пишет завещание в пользу своей дочери Шильва-Тури. По этому документу он отдает все свои земли, свой дом, крупный и мелкий рогатый скот и все то, что ему принадлежит в пригороде Нузи, своей дочери, которую он перед этим оформил в качестве своего сына. В другом документе, найденном в Аррапхе, хуррит Пуи-Таэ, сын Вуллу, усыновляет трех своих дочерей, отдавая им все свое движимое и недвижимое имущество. Дочери, становясь сыновьями, обязаны заботиться о своей матери Аште, жене Пуи-Таэ. Та из дочерей, которая останется в родительском доме, должна будет «почитать моих богов и моих духов», пишет Пуи-Таэ, то есть на нее возлагается обязанность отправлять семейный культ мертвых (о чем смотри ниже).
Примерно понятно, в чем состоял смысл такой юридической смены пола. Как установила французский ассириолог Брижит Лион, было две главные причины изменения гендерного статуса. Первая и, видимо, основная причина - наследство передавалось по мужской линии. Вторая - только мужчины имели право отправлять культ мертвых. Таким образом, юридическая смена гендера имела, с одной стороны, имущественное значение, а с другой стороны, религиозное. Действительно, в одном из текстов девушка по имени Дада объясняет свою ситуацию: «Мой отец Курда сделал меня своим сыном, потому что мои братья умерли и дом остался мне».
Юридические традиции несколько различались между городами. В Нузи усыновленная отцом дочь в официальных документах выступала в статусе сына. А в Эмаре для таких женщин был введен специальный статус «женщины и мужчины» (munus ù nita).
Экономическая выгода усыновления дочери складывалась из двух факторов. В случае отсутствия детей мужского пола, основная часть имущества переходила к братьям и племянникам умершего. Дочь же могла рассчитывать только на относительно небольшой участок земли, который в виде приданого переходил в собственность семьи ее мужа. В случае же усыновления дочери, ее будущий муж не имел на землю никакого права. Усыновленная женщина полноправно владела землей и передавала ее в наследство своему сыну. Иногда отец женщины указывал в завещании, что при рождении внука, имущество переходит к нему, в таких случаях усыновленная дочь была формальным звеном в цепочке передачи имущества от деда к внуку. Есть однако пример необычной ситуации. Отец трех детей – двух сыновей и одной дочери - в своем завещании назначает одного из сыновей старшим, дочь усыновляет как «второго сына» (dumu-ia ša-nu-ú), а второго сына назначает младшим сыном. Каждому достается соответствующая часть наследства. Без этого документа доля наследства дочери была бы гораздо меньше. То есть мы видим, что отец при наличии сыновей просто хочет позаботиться о будущем дочери.
У практики усыновления кроме экономической выгоды был и религиозный аспект. В древней Месопотамии был силен культ мертвых. Умерших было принято хоронить под полом дома (иногда им отводилась специальная комната) и после смерти в течение длительного времени, возможно даже нескольких поколений потомков, им жертвовали пищу и молились за них. Отправлять семейный культ мертвых имели право только мужчины этого дома.
Таким образом, если у мужчины перед смертью не оказывалось сыновей, он мог несколькими способами решить проблему сохранения имущества в семье и обеспечения посмертной заботы о себе.
1) Он мог усыновить молодого человека со стороны, который был обязан в свою очередь порвать все имущественные отношения с родной семьей. При таком усыновлении дополнительно практиковались браки между дочерью хозяина и усыновленным. Так, некий житель Эмара Бааль-вапи, сын Аббану, усыновляет одновременно постороннего для него мужчину по имени Таэ, а также свою старшую дочь Шамаш-лаи, которую он отдает в жены Таэ. Все имущество Бааль-вапи должно перейти к сыновьям Шамаш-лаи, которая обязана отправлять культ мертвых в доме своего отца. В документе оговаривается также, что в случае смерти Шамаш-лаи, Таэ имеет право взять в жены только другую дочь Бааль-вапи.
2) Другим способом, как описано выше, можно было сделать из дочерей единственных наследников посредством их формального усыновления.
Важно отметить, что в последнем случае дочь продолжает жить своей женской жизнью: она может быть монахиней, может выйти замуж и иметь детей или жить одна. Получая юридический статус «женщина и мужчина» или «сын», она не отказывается от возможности быть женщиной. Новый статус всего лишь дает ей новые социальные, имущественные и религиозные возможности, не лишая старых. Она теперь женщина (дочь) с точки зрения пола и мужчина (сын) с точки зрения гендера.
Таким образом, речь идет не о «юридическом гермафродитизме» (термин ассириолога Гари Бэкмена), а о различии пола и гендера. Получается, что жители Нузи и Эмара четко понимали различие между полом и гендером и применяли его на практике. Они противопоставляли биологический врожденный пол и социальный статус, который мог меняться. Они осознавали, что неспособность женщин отправлять культ мертвых и управлять семейным имуществом было не ее природной несостоятельностью, а ее юридической несостоятельностью в рамках традиционного месопотамского права. В случае необходимости маленькая глиняная табличка могла все поменять.
