—Сухарь,
быть может подумает читатель, и окажется не возле правильного ответа.
Возникает соблазн связать длину мысли со временем: чем дольше длится мысль, тем она и, разумеется, длиннее. Обращаться ко времени в таком вопросе весьма непродуктивно, поскольку да, на более длинную мысль, как правило, требуется большее количество времени, но какое бы ни было количество времени мысль не удлиняется лишь из-за времени.
Один шаг мысли может быть разделён веками, и, тем не менее, быть одним шагом. Такие случайности и такие возможно короткие мысли не входят в список длиннейших.
Тогда, и тут почти без вариантов, необходимо обратиться к этим самым шагам и свести длину мысли к количеству шагов: раз шаг, два шаг, три шаг...
... увы, но медвежью услугу тут оказывает этот привычный счёт. Даже если вдруг определиться что считать, само количество предстаёт тайным кардиналом, который недосягаем для объяснений и великодушно позволяет воспользоваться своими "наработками", мол вот, пожалуйста, считайте, это очень удобно. Возникают ситуации когда посчитано не то что "имелось в виду", да и посчитано не так, как "нужно". Из количества, вообще говоря, ничего не следует, это великодушное позволение неотличимо от безразличия с которым можно посчитать что угодно и получить, при этом, что угодно.
Итак, получилось количество шагов... N. И что? Эх, прощай, количество!
И куда дальше? Как ответить на исходный вопрос?
Лишь та мысль длиннейшая, которая "способна" становиться иной. Это предположение осталось лишь осознать.
И в самом деле. Мысль, имеющая в себе возможность(и способность, и умение и прочее) перейти в другую мысль, сохранив себя и приобретя от той, другой мысли кое-что, — такая мысль, хоть считай её, хоть на секундомере хронометрируй не окажется на последнем месте в списке наиболее длинных.
Подводя некоторый итог и пытаясь свести вышеизложенное к некой удобоваримой максиме, хоть бы эта попытка и не была бы необходимой, нужно остановиться на такой формулировке: та мысль самая длинная, которая становится другой.
