Сконструировать что-то вроде всеобщего языка пытались еще в Новое время. Как правило, это были не языки в полном смысле слова, а только письменность — системы символов, которые, по идее, были бы понятны независимо от того, какой язык у человека родной. Поговорить с их помощью было невозможно, но этого и не требовалось: они предназначались для образованных элит — людей, которые хотели обмениваться мыслями, даже если ни разу в жизни не встретятся.
В других случаях расчет был создать не столько международный, сколько идеальный язык — лишенный неточностей, произвольности и других "изъянов" уже существующих языков. Среди тех, кто брался за эту задачу, был и Исаак Ньютон, известный в основном как физик. Слова в его языке относились к одной из категорий, на которую указывала первая буква: например, названия инструментов начинались с S, зверей — с T. С помощью других букв, расположенных определенным образом, можно было судить о выраженности признака, количестве, состоянии, продолжительности и т.п. Чем конкретнее значение, тем длиннее получалось слово.
Об общеупотребительном языке задумались в XIX веке. Благодаря быстрому транспорту и новым средствам связи люди стали чаще иметь дело с иностранцами. В то же время в Европе появлялось все больше национальных государств с собственными языками, что затрудняло коммуникацию.
Вероятно, самым необычным языком того времени был сольресоль, изобретенный французом Франсуа Сюдром. Чтобы сольресоль не походил ни на один язык и был по-настоящему нейтральным, Сюдр положил в его основу семь нот. Вторым преимуществом должна была быть простота. Ноты служат слогами; слогов в слове — от одного до четырех; слова собраны в группы по шесть (например, доредо — "время", дореми — "день", дорефа — "неделя" и т.д.); слоги в обратном порядке дают антоним (например, слово мисоль значило "хороший", а сольми — "плохой"). Всего в сольресоле 2 660 слов: 7 — из одного слога, 49 — из двух, 336 — из трех, 2 268 — из четырех.
Пишут на сольресоле по-разному: полными названиями нот или только первыми буквами, с помощью нотного стана из трех линеек, числами, специальными знаками. На сольресоле можно как говорить, так и изъясняться жестами, цветами радуги или, само собой, музыкой. Благодаря этому язык подходит и обычным людям, и глухим, и слепым, и немым. Проблема только в том, как запомнить сотни классов и подклассов, в которые сгруппированы слова. Время показало, что для большинства людей эта трудность непреодолима — сольресоль так и не вошел в обиход, как и языки, разработанные до него.
Языки для всех
Первым искусственным языком, которым действительно кто-то пользовался, стал волапюк. Его создал в конце XIX века немецкий священник Иоганн Мартин Шлейер, мечтавший объединить человечество. Вокруг волапюка сложилось международное общественное движение, но спустя несколько лет встал вопрос об упрощении языка, и оно раскололось, а затем пришло в упадок. Впрочем, энтузиасты есть и в наши дни.
Почти одновременно с волапюком появился самый известный искусственный язык — эсперанто. Свое название язык получил по псевдониму автора, офтальмолога Людвика Лазаря Заменгофа: он подписывался как Doktoro Esperanto — доктор Надеющийся.
Заменгоф был польским евреем из Белостока, который тогда принадлежал Российской империи. В книге "Мост из слов" (англ. Bridge of Words: Esperanto and the Dream of a Universal Language) филолог Эстер Шор писала, что в Белостоке жили поляки, русские и немцы. Они недолюбливали друг друга, но особенно им не нравились евреи. После убийства царя Александра II в 1881–1884 годах по юго-западу империи прокатилась волна погромов, а Белосток стал одним из центров сионизма. Все это происходило на глазах молодого Заменгофа.
Над новым языком Заменгоф начал работать не позднее 1878 года. Затем он, как и многие вокруг, увлекся идеей переселения еврейского народа в Палестину, но вскоре в ней разочаровался и снова взялся за свой проект. Как Шлейер до него, Заменгоф хотел объединить человечество.
В 1887 году вышла "Первая книга" Заменгофа, где он изложил грамматику эсперанто, перечислил около 900 корней слов, объяснил произношение, а вдобавок перевел на свой язык несколько текстов. Для записи был выбран латинский алфавит. Большинство корней взято из романских языков, но произношением эсперанто больше напоминает славянские. Новые слова получаются с помощью приставок и суффиксов — по задумке, так проще освоить язык, ведь запомнить правила словообразования нетрудно (Заменгоф утверждал, что выучить эсперанто можно за считаные дни).
Работу Заменгофа встретили с интересом. Вскоре после публикации "Первую книгу" перевели с русского — именно на нем она вышла в оригинале — на другие языки. В 1900-х эсперантисты стали проводить ежегодные конгрессы, а в 1908-м появилась Международная эсперанто-ассоциация. Энтузиастам казалось, что эсперанто действительно станет международным языком. Правда, изначальная идея Заменгофа уже тогда отошла на второй план.
Неудача эсперантистов
Для Заменгофа эсперанто был не просто языком, а воплощением морального идеала: он верил, что все люди братья и что эсперанто поспособствует всеобщему примирению. Но уже на первом международном конгрессе в 1905 году 688 делегатов из 20 стран утвердили декларацию, где сказано, что эсперанто — "нейтральный" язык. Как пишет Эстер Шор в "Мосте из слов", из-за Заменгофа в текст добавили слова о том, что помыслы, которые отдельные эсперантисты связывают с этим языком, — личное дело этих людей. Впрочем, там говорилось и о важности эсперанто для преодоления разногласий.
Продвижением языка занялась Международная эсперанто-ассоциация. В начале 1920-х группа под руководством британского юриста и политика Роберта Сесила предложила обратиться в Лигу Наций, чтобы в странах-членах эсперанто преподавали в государственных школах вдобавок к родному. Этому воспротивились французы, которые встревожились, что французский перестанет быть языком дипломатии. Многим также не нравились пацифистские взгляды некоторых эсперантистов. Из-за этого на ассамблее Лиги Наций в 1922 году отметили благотворную роль эсперанто, но об обязательном преподавании в школах речь не зашла.
Новую кампанию Международная эсперанто-ассоциация начала уже после Второй мировой войны. В 1950 году организация направила генсеку ООН петицию с призывом помочь внедрению эсперанто, которую подписали почти 900 тыс. человек и более 400 представителей НКО. Петиция попала на рассмотрение странам-членам, но из 45 голосов только десять были за (против — 19, а остальные воздержались). В 1954 году ЮНЕСКО, где дальше обсуждали обращение, приняла резолюцию, где говорилось об успехах эсперанто-движения и соответствии его ценностей ценностям ЮНЕСКО, но не об обязательном преподавании. Еще одна попытка в 1980-х тоже фактически ни к чему не привела.
В наши дни эсперанто не забыт: им владеют от сотен тысяч до нескольких миллионов человек. Для кого-то это и вовсе родной язык, но таких мало. Не забыты и идеалы Заменгофа. Так, уже более полувека существует сеть Pasporta Servo, участники которой бесплатно предоставляют друг другу кров по всему миру. Но по-настоящему международным эсперанто не стал, как и другие языки, созданные до и после него.
Вероятно, основных причин две. Во-первых, любым языком трудно овладеть, если им не пользоваться. Когда пользоваться языком толком негде, даже неясно, зачем садиться за учебу, кроме как из любопытства. Во-вторых, самые распространенные языки мира — те, что в самом деле пригодны для общения с иностранцами, — стали такими благодаря странам и культурам. Например, когда-то Испания была могущественной империей — во всей Южной Америке понимают испанский, и даже в португалоговорящей Бразилии с ним не пропадешь. У искусственных языков такой опоры нет.
Даже если мечта Заменгофа сбудется: люди осознают, что никто друг другу не чужой, — то и в этом случае эсперанто или что-то подобное вряд ли понадобится. Большинство людей носит в кармане переводчик — телефон. Через несколько лет, чтобы объясниться, достаточно будет надеть наушник и запустить приложение — прототипы уже существуют.
Впрочем, это не гарантирует, что людям удастся найти общий язык, ведь это не всегда выходит, даже когда понятно каждое слово.
