Заки Гарифович Ибрагимов
Интересным офицером был недавно назначенный в полку на должность командира корабля майор Хадарцев. Отличный спортсмен, он всё свободное время проводил на спортивных площадках. Даже в воскресенье, гуляя с женой и своими мальчиками, неизменно приводил их к футбольному полю и немедленно встревал в игру. Забыв обо всех, носился по лесной поляне, искренне радуясь голам. Жена Зоя долго стояла у поля, потом, махнув рукой, уводила детей на обед. Осетин по национальности, он так же страстно осваивал и самолёт, и лётную подготовку. Именно ему досталось одно из самых тяжёлых испытаний.
Пройдя все допуски, экипаж Хадарцева уходил осенним днём на радиус действия в составе группы самолётов.
Взлёт с максимальным весом прошёл нормально. После выхода на маршрут надо было пройти несколько минут на высоте 4200 метров под трассами гражданского флота. На этой высоте всё и произошло.
Резкий рывок в сторону произошёл со странным изменением звука работы двигателей. Самолёт не удержался на высоте и «посыпался». Штурман просил командира удержаться на этой высоте и был не прав.
Когда экипажу удалось справиться с управлением, высота была около тысячи метров. Хорошо, что командир не слушался штурмана. Обнаружилось также, что второго двигателя практически нет. Гондола с обрывками трубопровода и проводов, без двух рядов четырёхлопастных винтов дрожала на левой плоскости.
Полёт с максимальным весом с такой поломкой был очень опасен, и экипаж принял решение на аварийный слив избыточного топлива.
Керосин не сливался. Действительно, беда одна не ходит. С предельной осторожностью командир начал разворот на обратный курс через правое (в сторону работающих двигателей) крыло.
После получения информации на КП командир полка принял решение о прекращении выполнения задания группой. Ведущий экипаж прибыл на аэродром, аварийно слил топливо и произвёл нормальную посадку.
Экипажу Хадарцева схему захода на аэродром изменили, чтобы все развороты были правыми. Весь лётный состав собрался на рулёжной полосе в ожидании.
Наконец до стоянки дошёл странный звук. На высоте 400 метров показался самолёт. Звук был пульсирующим и одновременно хлопающим. Казалось, несколько вертолётов идут в одной группе.
Когда самолёт прошёл над полосой, то мы увидели, что одного двигателя практически нет. Остатки турбины, видимо, крутились от встречного потока воздуха и были источником необычного гула.
Сажать самолёт с таким весом было нельзя. Экипаж вырабатывал топливо над аэродромом. Сколько продержится самолёт в воздухе, никто не знал. Никто не знал и того, что может случиться в любую следующую минуту.
Командиры экипажей других самолётов оставались в кабинах и были на связи, слушая радиообмен. Все остальные прекратили работы и небольшими группами стояли на бетонке.
Техники ТЭЧ (технической эксплуатационной части) тоже вышли из своих лабораторий. Начальник ТЭЧ вызвал к себе в кабинет инженера Хадарцеву.
– Зоя, – начал он, – у тебя, кажется, там отгулы накопились. Поезжай домой, отдохни. – Что-то вы, товарищ майор, сегодня добрый такой. И на чём это я поеду, автобусы пойдут на обед через два часа только? – Никакой я не добрый. Просто вы… выглядите устало, – нашёлся начальник. – А уедете на моей машине, она как раз сейчас отправляется в жилой гарнизон… по делам.
Обрадованная женщина мгновенно собралась и села в машину. Водитель молча довез её до самого подъезда и, не говоря ни слова, умчался назад.
Прошёл ещё час. Каждые двадцать минут самолёт проходил над полосой. Казалось, положение стабилизировалось. Появилась надежда, что всё обойдётся.
Война войной, а обед по распорядку. По стоянке шёл автобус, собирая людей. Начальники отрядов, групп отправляли подчинённых, сами оставаясь на аэродроме. Невзирая на объявление: «Всем на обед», часть состава осталась на своих местах. Между Хадарцевым и руководителем полётов шёл непрерывный радиообмен. Топливо вырабатывалось медленно, и до нормальной посадки было ещё часов десять.
Два года назад с экипажем подполковника Потапова был случай, когда отбой вылету произошёл после его взлёта с максимальным весом. Все заявки на пролёт воздушных зон отменились автоматически. Экипаж вынужден был более десяти часов вырабатывать топливо полётом по кругу над аэродромом. Но тогда самолёт был исправен.
Вскоре стало понятно, что какое-то решение принято. Все пожарные расчёты были расставлены вдоль полосы. Санитарная машина с врачами у центральной «рулёжки». Автокран из ТЭЧ покинул свою стоянку и переместился ближе к рулёжной полосе.
На всех самолётах полка работы прекращены. Несвойственная аэродрому тишина повисла в неподвижном воздухе. Командующий приказал выполнить посадку, невзирая на возможность поломки. Просто дальше рисковать экипажем было нельзя.
Опять послышался хлопающий звук, и над лесом увидели силуэт машины. Это заход – поняли все сразу. Самолёт всё ближе и ближе. То, что они шли ниже обычного, было понятно. Лётчик не сажал, а «притирал» летящий на честном слове металл. Возможности второго захода уже не было.
Обычного при посадке облачка дыма от колёс тоже не было. Самолёт просто катился по бетону. Все мы знали, что экипаж сейчас тормозит самолёт. Катился он долго, до самого конца полосы.
Освободив полосу, командир получил команду на выключение двигателей. Машина командира полка первая подъехала к стоявшему самолёту, потом к нему подтянулись все остальные. Со стоянки катили стремянку, чтобы экипаж спускался не по аварийному трапу, а нормально, как все люди.
Самолёт поставили под охрану до приезда представителей завода и КБ.
Обычно скупой на похвалу командир полка Гладков обнял командира корабля: – Молодец, давай в машину!
В штабе экипаж продержали недолго. Предварительный разбор был короткий. Конструктивно-производственный дефект. Экипаж описал характерные признаки происшествия и был отвезён по домам.
Зоя удивилась раннему приходу мужа: – Вот тебе на. А говорил, ночью вернёшься. Зато у меня сегодня отгул, я всё бельё перестирала, обед сварила и в кино иду… Можно? А то шеф сказал, выгляжу устало. – Конечно, иди. Только вот что. Ты купи мне бутылку, а сама иди в кино.
– Так у нас же в магазине один коньяк. За водкой в деревню я не поеду. – Купи коньяк и иди в кино. – Хорошо, хорошо, я быстро.
Зоя оставила мужа с коньяком, он выпивал очень редко, и её не обеспокоил этот каприз. После фильма она ещё постояла на улице со знакомыми, пока к ней не подошла соседка: – Ну как твой? Уже отошёл или ещё переживает? – Что ему переживать? – Как что? С того света прилетел. У него двигатель в воздухе взорвался. Говорят, чудом уцелели.
В детской комнате был погром. Дети делали, что хотели. На кухне сидел её муж, бутылка коньяка давно опустела. – Ты вот что. Принеси ещё.
– Боря, почему ты мне не сказал? Я что, от других должна всё узнавать? – А что говорить? Всё обошлось. Давай, давай, пока магазин не закрылся.
Когда от второй бутылки осталось грамм сто, муж встал из-за стола. Потянулся так, что хрустнули кости. – Что-то сегодня я устал, пойду спать.
Через несколько минут он спал в том же положении, в каком лёг.
Зоя убрала и помыла посуду. Накормила детей. Потом все вместе прибрали комнату. Наконец в доме стало тихо.
Остатки коньяка она выпила залпом. Обожгло горло, но быстро прошло. Чистый стакан поставила в шкаф и прошла в спальню. Муж лежал уже в другом положении. Раскинутые руки заняли всю кровать. Она не смогла его поправить, боясь разбудить. Так и просидела до утра, облокотившись на тумбочку, изредка вздрёмывая.
О чём она думала в эту ночь, глядя на спящего лётчика? Зоя редко рассказывала о своих переживаниях, даже седую прядь обнаружила не сразу. Просто в ту ночь она поняла, в какой близости от беды был и он, и они все вместе. Фраза «беда всегда рядом» обрела реальность.
Проснувшись, муж удивился: – Ты уже встала? Ты знаешь, мать, действительно устало выглядишь. Может, ещё отгул возьмёшь? – Отстаньте от меня со своими отгулами! На работе отдохну.
Конструктивно-производственный дефект подтвердился, но для окончательного вывода надо было найти улетевшие в тайгу лопасти двигателя.
При разборе лётного происшествия было указано на ошибки экипажа, но они все затмились спасением машины. Посадить самолёт приказал Командующий, невзирая на опасность развалить машину при приземлении.
Вскоре Хадарцев стал первым в полку кавалером ордена Красного Знамени, весь экипаж тоже получил правительственные награды.
