Сергей Алексеевич Сорокин
В начале 80-х была у меня полуторамесячная командировка. Не самая продолжительная в сравнении с другими, но в память вошла плотно.
Запомнилась она на всю жизнь обстановкой вступительных процедур в Центр подготовки лётчиков-испытателей ВВС, людьми, с которыми свела и развела судьба. Честное, бескомпромиссное соревнование на выживание. Наблюдение за нами было довольно серьёзное, экзаменаторы – профи, требования – круче я не испытывал ни до, ни после, хотя отборов на мою жизнь и после упало не мало.
Прорвались в тот год к экзаменационным процедурам 57 очень не простых, крепко подготовленных капитанов – майоров, но на 10 мест. Истребителей, ИБА-шников, ФБА-шников, разведчиков, дальников, моряков, транспортников, вертолётчиков.
Мытарили нас всех долго и нудно. Испытания будущих потенциальных испытателей поражали своей изощрённостью и вероломством методики измывательств. Кто послабее – сошли с дистанции на середине пути. Остальные упорно стремились вперёд, к заветной цели. Наконец, впереди осталось лишь одно испытание – экзаменационный полёт на так называемую «адаптацию». Полёт на совершенно незнакомом до этого типе летательного аппарата. Но он был запланирован на понедельник. А тут…
Суббота, вторая половина дня, всё служебное закончилось. Сидим вышеперечисленной маленькой кучкой. Штурман-инструктор Петя начинает что-то вроде: «Ну и чё сидим, чё ждём?» И как логическое скрытое предложение – пошли по городу погуляем.
Впрочем, понятен всем и подтекст: погуляем, подустанем, проголодаемся. А где перекусить? Время – абсолютно советское, нам известен был один ресторан. Значит, зайдём в него, что было нам запрещено. Зайдя, наверняка выпьем, ну кто ж будет солянку (шашлык, хинкали… продолжите сами) в выходной, в ресторане, да без водочки!
При просачивании информации об этом «папе Цуварёву» – начальнику Центра (светлая и вечная Вам память, Валентин Иванович!), вылет из Центра гарантирован. А после выпивки взоры молодых, здоровых мужиков, находящихся уже месяц без жён, обратятся на прекрасный пол.
В конкурентной борьбе за дам легко и закономерно дойдём до драки с местными (дефицит там был на дам ресторанного типа). Примерно такую картину я рисовал, отговаривая всех, включая и себя. Петя, как само искушение, не унимался, убеждая, что нет, мол, только исключительно в интересах познавательных, по местам историческим, а ресторан – обойдём на максимальном удалении, даже не глядя в его сторону.
Уговорил, змей-искуситель! Четно говоря, сопротивление было вялое, как у обречённых. Пошли. Как ни уклонялись от ресторана, в итоге получалось, что выходили именно на него, и каждый раз всё ближе и ближе к очагу удовольствий и разврата, пока не зашли, твёрдо заявив, что только покушать.
Стали заказывать. После непродолжительной борьбы с внутренним голосом сломали его, заказали и выпивку. Сначала символически. Чуток добавили. Потом ещё, но уже как-то естественно и незаметно для внутреннего «Я».
Время шло, вот уже и музыка. Вставать и идти не хотелось. Всем. Мне, наверное, больше прочих, поскольку усталость и плохая переносимость алкоголя с великолепным его усвоением «выключили» мне ноги и давали знать о себе усиливающейся тошнотой, а при закрытии глаз – кручением «бочек» с увеличивающейся угловой скоростью.
Первые аккорды местной музыкально-танцевальной индустрии, контуры фигуры единственной дамы в окружении шести-семи брюнетов с явным уголовным прошлым произвели на Петра неизгладимое впечатление и непреодолимое желание её оттанцевать!
К чему, не предупреждая ни нас, не спрашивая сопровождающих даму лиц, он тут же и приступил. Остановить Петра было невозможно ни его разуму, сметённому половым инстинктом, ни оторопевшим уголовникам – кавалерам, ни самой даме, к которой, похоже, впервые в её ещё непродолжительной, но легко читаемой бурной жизни обратился мужчина в потёртой лётной кожанке, на «Вы», с использованием неведомых ей прежде слов из века девятнадцатого: «Сударыня! Могу ли я позволить себе пригласить вас?» с кивком подбородка в конце обращения с одновременным сведением каблуков и готовностью принять любое решение объекта обожания, а лучше руку и талию.
Смог. Но недолго. До того момента, когда томное танго, гормоны и сам Пётр, решивший, что пора начинать сливаться с партнёршей не только в ритме танца, но и вообще, незаметно для её кавалеров, напряжённо следивших и решающих, когда бить, резким броском превратить ещё существовавшую между ним и дамой дистанцию в зазор. Для чего просто и незатейливо, переместив ладони рук, привыкших к навигационной линейке и включению «Главного», на ягодицы опешившей от напора Дульсинеи, прицельно (штурман!) сладострастно метнул её на себя.
Всё! В смысле танцев, вечера и отдыха. Драка. К чести местных и на наше счастье, без огнестрельного, ножей, кастетов и подобного. В условиях численного и морального превосходства оскорблённых кавалеров. Противникам удалось нас разделить. Махались в трёх углах заведения.
Нам было «до тридцати», хорошо «влётаны» – внимания, навыков его распределения, осмотрительности в быстроменяющихся условиях хватало и на противника, и на отслеживание положения своих. Один отступал от насаждавших на него «спарринг-партнёров» в сторону выхода из ресторана.
Петя изловчился и сбросил куртку, чтоб посвободней и поразмашистей «разить». Меня поддавливали в сторону кухни, что помогло, сужение пространства лишило нападавших численного преимущества. Удачный удар в пах одному, сброшенные со стеллажа в коридоре пустые бачки под ноги остальным наступавшим, позволили мне оторваться и не быть посаженным задницей на горячие плиты ресторанной кухни. К тому же я лучше преследователей выбрал дверь, она привела в уже тёмный двор
Резкая смена направления движения и неожиданно подступившая рвота меня спасли. Выскочившие вскоре преследователи не могли представить в висящем на заборе и изрыгающем того, кто только что вёл себя более чем активно и расчётливо. Пробежали как мимо неодушевлённого предмета.
Сколько висел, не помню, но долго. Даже умудрился так чуток поспать. Пришёл в себя от ночного октябрьского холода и, делать нечего, побрёл пешком в сторону служебной территории. Пока шёл, окончательно пришёл в себя. Изобразив наряду на КПП из себя трезвого, дошёл до гостиницы.
Убедился, что Петра нет, но остальные в койке. Переговорив и рассудив, что утро вечера мудренее, отложили поиски и разборы до утра, легли спать. Спал недолго – проснулся от того, что активно встревоженный Пётр тряс меня за плечо. Чтоб не разбудить коллег-конкурентов он шёпотом пригласил меня в туалет.
То, что я там увидел, – потрясло! Фингалище!!! От хорошего удара, хор-р-рошим кулачиной!! Под глазом Петра. Выраженное мной сочувствие и наигранная уверенность, что, мол, ничего, в солнцезащитных очках будет, пожалуй, не очень видно, его не успокоили. И не потому, что он, как и я, в это не верил, а потому, что в драке оставил там лётную кожанку с удостоверением личности офицера в правом нагрудном кармане!!!
Режимнейший аэродром Советского Союза!! Без удостоверения!!! Немыслимо перемещаться без него. И партбилет! И деньги. Всё!!! Приплыл!! Пётр, загнанный в угол обстоятельствами, время, как выяснилось, не терял. У него уже было главное – план. План, как выкручиваться, несмотря ни на что. Часть его он уже реализовал. Проник через серьёзную систему охраны на служебную территорию. Распределил, кто и что будет делать дальше. Мне отводилось самое «простое» – найти его документы. Лучше, если с курткой. Идеально, если и с деньгами. Я справедливо заметил, что ресторан в шесть утра не открывается, а часам к двенадцати я туда доберусь и что смогу сделаю, а пока продолжу спать.
Мне удалось. Повезло. И мне, и Петру. Всё нашлось – «ресторанные» вернули всё, кроме денег, – их «не было». Раздобытый макияжный набор и несколько часов времени за зеркалом сделали фингал едва заметным, но в облике появилось что-то от стареющего проститута с заметной косметикой на половине лица, то и дело, поворачиваясь, спрашивающего (правда, без игривости и кокетства): «Ну как я?»
На следующий день ему предстояло летать. Не помню, на чём, но помню, что с главным штурманом института. Пётр весь полёт, за гранью объяснимого, подбитый глаз держал на окуляре оптического прицела. Проверяющий либо пощадил его, либо действительно не заметил.
Петя поступил и окончил Центр. Я – нет, не прошёл по конкурсу. Но до сих пор как большую удачу оцениваю, что мне удалось пройти всё, в том числе и экзаменационные полёты на сложный пилотаж на своём типе с разными проверяющими и на «адаптацию» – на незнакомом для меня Ту-134. Всё, кроме конкурса. С тоскливым осознанием того, что чуть-чуть не «дожал» себя и моя жизнь в общем-то сложилась, но совсем по-другому.
Какое-то время я ещё переписывался с ними, потом жизнь затянула каждого в своё. И их, и меня. Растерялись, многое позабылось, а вот это помнится. Вот такая была командировка.
