"А между нами снег" 131 / 130 / 1
— Мансур, никогда не унижайся и не доказывай обратное, если тебя оклеветали или смеются над тобой, — часто говорил Мансуру отец. — Доказывай свою правоту действиями. Опускаясь до сплетен и скандалов, ты становишься одними из них. Язык всегда длиннее рук, но руки — это труд. А труд — это уважение. Запомни это, мой мальчик и ты никогда не попадёшь в неловкое положение.
Мансур хорошо запомнил эти слова и на очередную усмешку даже не обращал внимания.
Когда наступила третья среда, Мансур не пошёл в комнату встреч. Он взял корзину, и собрался было идти на плантацию, но его позвал надзиратель.
— К тебе пришли.
Мансур, бросив на бегу корзину, спешил в комнату свиданий. Перед самым входом упал. О каменистую дорожку стесал правую ладонь. Плотно сжал губы, что не вскрикнуть невзначай. Рядом смеялся Расул. Это он подставил подножку. Мансур даже виду не подал, что ему больно. Встал, хотелось вытереть ладонь о полу рубашки, но не стал. Просто сжал руку в кулак и пошёл в противоположную сторону к месту, где обычно мыли руки. Содранная кожа горела огнём. Рядом с умывальником никого не было. И вот тут уже дал волю чувствам Мансур. Он расплакался, поливал водой рану и думал о том, что сегодня он не станет первым и не увидит Жанет. С недавних пор её перестали пускать на плантацию, и встреча случалась только во время ужина.
Смыв грязь с раны, Мансур направился в комнату свиданий.
Всю дорогу думал о Расуле. После того как его отца перевели на другое место, он больше не собирал виноград. За обман сборщиков, отца перевели в конюшни, и Расул теперь помогал ему там. Вот и отомстил, подставив подножку.
Газир нервничал. Уже все дети вышли к своим родителям. Мансура всё не было. На его вопрос строгий охранник не отвечал. Отворачивался или прохаживался мимо беседующих. Строго следил за тем, чтобы не было никаких свёртков, кроме одежды.
Мансур подошёл к отцу, когда тот сидел, опустив голову вниз.
— Здравствуй, отец, — постарался произнести по-взрослому Мансур.
Газир поднял голову и тотчас опустил её обратно. Смахнул слёзы.
Мансур занервничал. Газир поднял голову, он был таким печальными, словно грозовые тучи заменили глаза.
— Где твоя борода, отец?
Газир кивнул несколько раз. Сын схватил его за плечо (вторую руку он прятал за спину), потряс отца.
— Где твоя борода? — повторил он уже дрожащим голосом.
Но Газир словно дар речи потерял. Мансур, решив, что случилось страшное, присел рядом с отцом, прижался к нему. Помолчали.
Газир, кажется, начал приходить в себя.
— Что с рукой? — спросил он строго.
— Упал, — прошептал мальчик.
— Если ты разучился ходить, сын, то тебя затопчут. Смотри по сторонам и никогда не спеши, — Газир тяжело вздохнул.
Мансур вытащил из кармана рубахи шёлковый мешочек. Его подарила Жанет. В нём позванивали монеты, и протянул отцу.
— Вот, я заработал, мне тут не нужно, — сказал он.
— Неееет, — прошептал Газир, — это твои деньги, делай с ними всё, что хочешь. Но не забывай о том, что богат не тот человек, что много зарабатывает, а тот, кто тратит меньше, чем заработал. Сегодня тебя ждут неприятные новости, Мансур. Очень неприятные. Дай мне немного времени собраться с силами. Принеси воды.
Газиру не хватало воздуха. В помещении было очень душно.
Мансур принёс воду. Большими глотками отец опустошил кружку.
— Твоя мать… — Газир помолчал. Мансур ёрзал на лавке. — Твоя мать умерла.
Газир положил свою ладонь на коленку сына, похлопал слегка.
— Ты уже взрослый. Закончишь работу, ищи другую. Не возвращайся домой. Твои деньги тебе пригодятся.
Невозможно было остановить слёзы. Мансур хотел рассказать о Жанет, о шёлковом мешочке, который она сшила для него, о своём ужине во дворце. Обо всём хотел рассказать: имена, внешности, фразы, которые слышал от Мустафы. Но всё это стало неважным, глупым… Газир молчал. А потом встал и произнёс:
— Прощай, Мансур. Ты сильный, ты справишься.
— Я пойду с тобой, — сказал Мансур, взяв отца за руку.
— Со мной на небеса ещё рано, а в другое место мне больше не нужно.
Мансур не знал, почему отец так говорит.
Весь день мальчик плакал. Он старался зайти далеко, чтобы никто его не видел. Давал волю слезам. Из-за повреждённой руки отставал даже от минимальной нормы. Еле-еле дотянул до неё. Ругал себя за то, что из-за него повысили норму, но изменить ничего не мог. Он жалел, что не спросил о Поле, очень жалел.
В конце дня Мансура позвал надзиратель. Мальчик подумал, что его будут наказывать плетью, но на удивление надзиратель был добр.
— Присядь, — сказал он.
Мансур послушно сел рядом.
— Сегодня утром твой отец, переходя дорогу, споткнулся, — голос надзирателя дрожал. — Лошадь не успела остановиться. Его похоронят на городские средства. Позже сообщу о месте захоронения. А теперь иди и молись. Мустафа дал тебе два выходных. Теперь решай: ты остаёшься или уходишь навсегда?
Продолжение тут
Все мои повести здесь (эта ссылка на все главы всех повестей)
