Сначала она зависела от работы, но не понимала этого. Ей казалось, что профессиональная деятельность заполняет жизнь, делает ее осмысленной и разумной. Отними работу – на стенку полезешь. Что делать в четырех стенах?
Работа – нечто большое. Там много людей, все делают одно общее дело, как муравьи. Один муравей непременно погибнет от голода и одиночества. И она, человек, тоже как муравей.
Ходила, работала, тратила жизненную энергию на коллектив и на коллективные профессиональные задачи. Потому что на стенку дома полезешь. Как иначе? И энергия начала заканчиваться. Потому что природа выделила – этой энергии – строго определенное количество.
Награда тут как тут: раннее старение. И не только внешне. Душа перестала желать. И мечтать.
Что такое дом? Это четыре стены. А в них скучно. Отбери у муравья муравейник, и он, маленькая букашечка, тут же и погибнет. И она как муравей, ей нельзя без муравейника-коллектива.
И с годами становилась скучной и капризной. Особенно когда оставалась дома. Например, в отпуске. Скучно и грустно. Потому что муравейник отобрали. А сама она кто такая? Букашечка, которая не может находиться одна.
Вытолкали на пенсию. Не могла уже работать. Да и молодым пора место уступить. И осталась она без муравейника. Чуть с ума не сошла.
И вот четыре стены, которых она так боялась. Начала искать новые формы зависимости. Понимаете, она же привыкла, что ее развлекают. Что такое коллектив и с его общим делом? Это общее развлечение. Задачи поставлены, пути определены, дороги намечены. Ты приходишь – думать не надо. Бежишь со всеми. А когда один? Надо самому дорогу искать.
И началось! Появились детские обиды: все одно и то же. Это в четырех стенах – одно и то же. С утра до вечера – одно и то же. Бессмысленное животное существование. Или еще: овощ. Как будто придет чужой дядя и наполнит твою жизнь новым содержанием. Отобрали любимую игрушечку, которая развлекала и увлекала – работу и коллектив. И бедный, нищий духом муравей начал лить слезы и вытирать сопли: заняться нечем! Понимаете, дядя чужой не пришел и не наладил ее жизнь – без работы! Мерзкий дядя, гадкий дядя – не пришел. А она же муравей, она сама не может. И не привыкла – сама. Ей в четырех стенах ужасно.
Включит телевизор. И радуется. Потому что там новые ориентиры. Новые горизонты. Она сама эти горизонты не искала. Ей телевизор указал. Например, пандемия. Война прививок. И ее настроение улучшалось или ухудшалось в строгом соответствии дел на этой войне. Телевизор скажет, что плохо. И у нее на душе плохо. Скажет, что хорошо, и на душе тоже легче делается.
Рука об руку с пандемией пошли Украина, Прибалтика и Америка с Польшей. Они, гадкие, вреда России хотят. И все ее воображение, все ее чувства устремились туда – в Украину, Прибалтику и в Польшу. Она нервно слушала все сообщения оттуда. А комментарии политических телевизионных обозревателей стали как церковная проповедь.
Телевизор сделался новым муравейником, новой ее зависимостью, новым содержанием. Страшно подумать: отними телевизор и Украину, отбери пару телевизионных фильмов и шоу – что будет? Страшно подумать! Телевизор как на блюдечке содержание преподносит. Развлекает. Телевизор стал чужим дядей, который организует ее никчемную жизнь. Она же букашечка, она же муравей, не человек, а муравей. У нее нет своего внутреннего мира. Она привыкла к муравейнику.
Ходит по улицам, присаживается к незнакомым людям. Ищет паузу в разговорах, чтобы вставить свои пять копеек про рост цен, про маленькую пенсию, про Украину, про пандемию и про войну вакцин. Это же муравейник, а куда она, букашечка, без муравейника?
Нет любви, не осмысленных ориентиров, нет свободы, нет чуда дружбы – нет ничего. Потому что у муравья не может быть любви и чуда дружбы, у муравья не может быть проявлений разума, у него нет великого дара свободы. Букашечка, таракашечка. Ведь четыре стены не снаружи, четыре стены – внутри.
