Почему на венчании последнего русского царя гости были в трауре, а в белоснежные платья нарядились все дамы, кроме невесты?
Бракосочетание молодого царя Николая II состоялось спустя всего семь дней после похорон его отца — императора Александра III. Траур не был окончен, овдовевшая императрица Мария Фёдоровна ещё не успела прийти в себя от горя — но ей вместе со всей августейшей семьёй пришлось спешно готовиться к свадебному торжеству. Всё это наложило мрачный отпечаток на церемонию.
Чуть позже Николай признавался в письме брату — великому князю Георгию:
"День свадьбы был ужасным мучением для неё и меня. Мысль о том, что дорогого, беззаветно любимого нашего Папа́ не было между нами [...], не покидала меня во время венчания; нужно было напрячь все свои силы, чтобы не разреветься тут в церкви при всех".
До сих пор историкам не совсем ясно, зачем понадобилась такая спешка со свадьбой — ведь по традиции траур по умершему императору длился год, и в это время не полагалось устраивать никакие празднества. Есть версия, что на скорейшем бракосочетании настояла невеста. Также встречается мнение, что женатый государь воспринимался как символ стабильности и надёжного будущего, поэтому венчание сразу же после вступления на престол призвано было укрепить власть Николая II.
Как бы то ни было, в церемониальных правилах нашли лазейку. 7 ноября 1894 года состоялись похороны Александра III, а 14 ноября у его овдовевшей супруги Марии Фёдоровны был день рождения, что позволяло на день ослабить траур. Этим и воспользовались молодые, назначив на эту дату своё бракосочетание.
На венчание невеста нарядилась в традиционное для Романовых платье из серебряного глазета — ткани с шёлковой основой и узором, выполненным серебряной нитью.
Остальные дамы оделись в белое: это был один из цветов, допустимых во время "неглубокого" траура.
Платье овдовевшей императрицы Марии Фёдоровны специально было сшито из матовых тканей — фая и крепа: отсутствие блеска подчёркивало скорбь по умершему супругу. При этом длина шлейфа платья составляла целых шесть метров — больше, чем у невесты. Некоторые исследователи видят в этом попытку Марии Фёдоровны утвердить свой главенствующий статус — или даже месть невестке за торжество, устроенное во время траура.
Спустя несколько дней после свадьбы Мария Фёдоровна писала сыну Георгию:
"Для меня это был настоящий кошмар и такое страдание! Эта помпезная церемония при такой массе народа! Быть обязанной вот так явиться на публике с разбитым, кровоточащим сердцем — это было больше, чем грех, и я до сих пор не понимаю, как я могла на это решиться!"
Сама невеста тоже осознавала, что венчание проходит в крайне неудачный момент, но ни о чём не жалела. В письме сестре императрица Александра Фёдоровна рассказывала:
"Ты можешь вообразить себе наши чувства. Один день в глубоком трауре, оплакиваем горячо любимого человека, а на следующий день в пышных одеждах встаём под венец. Невозможно представить себе больший контраст, и все эти обстоятельства сблизили нас ещё больше".
Никакого свадебного путешествия у молодых не было: траур по Александру III возобновился на следующий день после бракосочетания.
Уже после революции 1917 года великий князь Александр Михайлович — двоюродный дядя Николая II — вспоминал:
"Их медовый месяц протекал в атмосфере панихид и траурных визитов. Самая нарочитая драматизация не могла бы изобрести более подходящего пролога для исторической трагедии последнего русского царя".
