История с Vir Magnus

Любопытный факт: Александр Фёдорович Керенский, после Февральской революции считавшийся символом русского либерализма и надеждой всех демократов страны, под конец жизни радикально изменил свои взгляды и стал придерживаться тоталитарной идеологии. В конце 1960-х годов, находясь в эмиграции в Нью-Йорке, в беседе с польским писателем Александром Минковским Керенский назвал Иосифа Сталина «великим человеком» и заявил: «Только деспотизм способен из хаоса и нищеты создать истинно великое. (...) Добром в политике ничего не добьёшься. Я слишком поздно это понял. Насилие, железная дисциплина, но ради высокой цели можно и пострадать. Россия пребывала в спячке, он пробудил её. (...) Что значит цена, если речь идёт о мощи народа?» Цитата приведена в статье Минковского «Премьер и Елена», опубликованной в журнале «Родина» в 1989 году (№ 3). В момент этой беседы Керенскому было под 90 лет. Примерно год спустя, 1970-м, 89-летний Александр Фёдорович скончался в нью-йоркской больнице. Подробнее о том, как жил и чем занимался Керенский в эмиграции, можно почитать в нашей статье: «Как сложилась жизнь Керенского после Октябрьской революции?» .

Знаменитый купец Иван Андреевич Слонов, родившийся в середине XIX века, в мемуарах рассказывал, что тяга к «приобретению денег» зародилась в нём уже годам к семи. Вот как он описывал одно из первых своих «предприятий»: «Когда меня посылали с деньгами купить 1 фунт мыла за 8 копеек или фунт сахару за 14 копеек — я приходил в лавку и просил отпустить мне мыла «около фунта» на 7 копеек, или сахару тоже «около фунта» на 13 копеек, и мне отпускали. Экономические копейки я, приходя домой, закапывал в землю у себя во дворе. Когда таким способом у меня накапливалось 5-6 копеек, я на них покупал «гостинцы» и угощал себя на славу». С явной гордостью Слонов отмечал, что его «экономические операции» всегда были «умеренны», так что родители ни разу его не поймали.

Интересный факт: в сентябре 1908 года Польская социалистическая партия, которая боролась за выход царства Польского из состава Российской империи, совершила популярную в те времена у революционеров «экспроприацию» — ограбление почтового поезда для финансирования своей подпольной деятельности. В этом ограблении участвовали сразу четыре будущих премьер-министра Польши: Юзеф Пилсудский, Томаш Арцишевский, Александр Пристор и Валерий Славек.

14 апреля 2024 года на аукционе продали 43 акварельных рисунка кисти великой княгини Ольги Александровны — сестры императора Николая II и младшей дочери Александра III. О ней мы рассказывали в одной из статей: она прожила в эмиграции до 1960 года, занимаясь животноводством на семейной ферме и рисуя картины на продажу. Как сообщил Московский аукционный дом, в ходе торгов был установлен исторический рекорд стоимости некоторых работ великой княгини: так, одну из акварелей продали за 7 миллионов рублей. Подробнее о том, как сложилась жизнь Ольги Александровны после 1917 года, можно почитать в нашей статье:

Как показывают многие мемуары, бал в XIX веке зачастую был менее изящным мероприятием, чем мы себе представляем. До распространения электрических лампочек бальные залы освещались множеством свечей, которые не только светили, но и грели. Гости, и так разгорячённые танцами, мучались от духоты и страшно потели. Несмотря на это некоторые балы выдавались такими весёлыми, что посетители описывали их не иначе как словом «бешеные». Так, великий князь Сергей Александрович в 1877 году записал в дневнике: «Котильон был бешеный! С ума сходили. (…) Кружились, бесились без конца. Под конец бегали и в изнеможении падали на стулья, чтобы через несколько времени снова скакать по зале. Я раз двадцать пропотел; платки были мокрые тряпки. Кончили после 4-х часов утра».

В своих мемуарах Анна Васильевна Тимирёва — возлюбленная Александра Колчака, известная многим по фильму «Адмиралъ» 2008 года, — приводит интересный эпизод, описывающий нравы терских казаков (её отец, знаменитый музыкант Василий Сафонов, происходил из казачьей семьи): «Семья было патриархальная, религиозная и монархическая, а всё-таки помню бабушкин рассказ о том, как приезжал на Кавказ Николай I. Встречали его торжественно, как полагается. Собрали и хор казачек, и, когда он взял за подбородок одну: „Какая хорошенькая!“, та хлопнула его по руке: не лезь куда не надо. И видно было, что бабушка это вполне одобряла».

Николай II и «подавленная агрессия» Описывая характер последнего российского императора Николая II, современники неизменно отмечали его самообладание, сдержанность и почти «нечеловеческое» спокойствие даже в самых трудных ситуациях. Политик Александр Гучков, принимавший текст отречения Николая от престола, был поражён этим спокойствием и позже заявлял: «Всё это прошло в такой простой, обыденной форме (…), что мне прямо пришло в голову, да имеем ли мы дело с нормальным человеком. У меня и раньше всегда было сомнение в этом отношении, но эта сцена, она меня ещё глубже убедила в том, что человек этот просто, до последнего момента, не отдавал себе полного отчёта в положении, в том акте, который он совершал». Однако в ближайшем окружении государя утверждали, что его «непрошибаемое» спокойствие было лишь маской, которую он снимал только перед самыми близкими людьми. Подруга императрицы Анна Вырубова писала в воспоминаниях, что, приехав в Царское Село после отречения от престола, Николай «как ребёнок рыдал перед своей женой». В этом контексте некоторые исследователи обращают внимание на странное пристрастие Николая II к отстрелу уличных животных. Среди охотничьих трофеев императора — помимо традиционных для монархов оленей, медведей и зубров — были вороны, бродячие кошки и собаки. По данным Министерства императорского двора, за шесть лет (1896, 1899, 1900, 1902, 1908, 1911 гг.) царь застрелил в сумме 3786 собак, 6176 кошек и 20 547 ворон. Историк Игорь Зимин предполагал, что таким образом Николай II, привыкший почти всё время скрывать свои эмоции, выпускал пар. По словам Зимина, отстрел уличных животных мог быть «своеобразным выходом для глубоко скрытой агрессивности внешне кроткого царя».

В мемуарах белоэмигрантов часто можно встретить утверждение, что, живя в России, они предчувствовали грядущие потрясения — революцию, Гражданскую войну и вынужденную эмиграцию. Среди тех, кто постфактум писал о своих провидческих ощущениях, была великая княжна Мария Павловна — внучка императора Александра II, которая уехала из России в 1918 году в возрасте 28 лет: "Несмотря на кажущуюся стабильность нашего положения, я всё же подозревала неладное. Помню, как примерно за год до начала русско–японской войны я сидела на полу детской и пыталась застегнуть свои башмачки. Ведь в случае революции мне пришлось бы самой о себе заботиться. С того времени и на протяжении многих лет я подсознательно готовилась к тому, что что-то должно случиться, но когда это произошло, оказалась совершенно неподготовленной".

Поэт Василий Андреевич Жуковский с 1825 года был наставником наследника русского престола — будущего императора Александра II. О взглядах Жуковского на воспитание цесаревича многое говорит одно письмо поэта к императрице. В 1826 году во время коронации Николая I семилетний Александр поучаствовал в военных торжествах, проехав верхом на лошади перед восторженной толпой. Жуковскому это не понравилось, о чём он откровенно написал матери мальчика: «Эпизод этот, государыня, совершенно излишний в прекрасной поэме, над которою мы трудимся. Ради Бога, чтобы в будущем не было подобных сцен. Конечно, зрители должны были восхититься появлением прелестного младенца, но какое же ощущение произвело подобное явление на его разум? Не понуждают ли его этим выйти преждевременного из круга детства? Не подвергается ли он опасности считать себя уже человеком? Всё равно, если бы восьмилетнюю девочку стали обучать всем хитростям кокетства! К тому же, эти воинственные игрушки не испортят ли в нём того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу; он привыкнет видеть в народе только полк, а в Отечестве — казарму».

Удивительные генеалогические перипетии среди потомков Пушкина: внучка поэта в конце XIX века породнилась с Романовыми, а прапраправнучка в 1982 году стала крёстной принца Уильяма — наследника британского престола. На фотографии она справа в белом платье.