ПРОДОЛЖЕНИЕ
Степановна с самого утра была не в духе. Это состояние, в общем-то было ей несвойственно, так как она привыкла с лёгкостью справляться с любыми, самыми сложными проблемами. А если справиться с ними была не в силах, то просто не замечала их, и они как то-сами собой растворялись со временем, не оставляя и следа.
Супруг, который уже давно научился чутко улавливать настроение своей во всех отношениях необычной жены, ни о чём её не расспрашивал. Ему было понятно и так, что впереди Степановну ждут некоторые препятствия, о чём он нисколько не беспокоился. Ибо когда это Степановну пугали трудности? Это трудности, едва её завидев, убегали со всех ног.
Накормив мужа завтраком, Степановна принялась вновь и вновь перечитывать текст оперы-сказки, с досадой чувствуя, что, ария Кощея ей не удаётся. Ну никак не получалось у неё вложить в неё всю душу. Вероятно, дело в том, что в глубине души она сочувствовала этому самому Кащею, которого Иван царевич должен был в конце оперы лишить его достоинства. А это недопустимо для профессионала!
Вот с арией Бабы Яги и Василисы никаких проблем не возникало, так как она смогла полностью отождествить себя с персонажами. Слушатели, которых на репетициях всегда было много, плакали от переполнявших их эмоций, слушая о страданиях несчастных женщин.
Но вот с Кащеем так не получалось. Ну да ладно. Время ещё есть. И, возможно, именно сегодня она найдёт правильную тональность, чтобы персонаж получился у неё гнусным злодеем. А не жертвой бойкого царевича.
Она, собрав листки с текстами, уже собралась выходить, как вдруг с полки с грохотом ни с того ни с сего упал молоток.
."Ещё и начальство за каким то хреном сюда торопится" непочтительно подумала Степановна, не переносившая тех на дух. Как любая уважающая себя ведунья, она и мысли не допускала, что кто то мог указывать, что ей делать. Похоже, день предстоял насыщенный.
....."Начали!" злобно рявкнула Степановна.
Балалаечник, поёживаясь под пристальным взглядом своей ревнивой супруги (совместными усилиями хору удалось уговорить ревнивицу разрешить ветреному мужу участвовать в репетиции) заиграл на пару с баянистом увертюру.
"В Русском царстве жил был царь , превеликий государь, Царь был стар , но !...! стоял , всех он в царстве !.....!" старательно выводила Степановна.
Минут через 15, когда солистки успели войти в раж, а зрители заранее достали платочки, готовые сопереживать героям сказки, возникла заминка. В виде мужчины средних лет, одетого в костюм, которого сопровождал другой мужчина, помоложе.
Они, встав со зрительных мест, направлялись прямо к сцене.
На Александра Павловича было страшно смотреть. Его воспитывали в семье, где слово "морда" считалось неприличным. Он с детства приобщался к Высокой Культуре, в которой не было месту грубым словам, и считал своим долгом нести свои идеалы в массы.
И это ему вполне удавалось. Его подчинённые не ругались даже вполголоса. Если, случайно, у них проскальзывало слово "блин", то они испуганно зажимали рот руками и нервно оглядывались, боясь что кто-нибудь услышит, доложит "самому", и тут уж штрафом не отделаешься. Влепит выговор за неподобающее поведение. А это пятно в личном деле.
Он уже знал, что напишет в докладе по результатам проверки. Можно считать, что этого хора больше нет. А солистка сейчас получит такой штраф, что не расплатится ещё очень долго. Так как хор был оформлен по всем правилам, и она, как его глава несла персональную ответственность за то непотребство, которое он сейчас услышал.
Его подчинённый шёл далеко позади начальника. Так как ему внезапно захотелось очутиться от этого странного хора как можно дальше. Но кто он такой, чтобы указывать Александру Павловичу, что делать? Вот именно-никто. А вот если бы он попробовал переубедить начальника и оставить хор и его солистку в покое, глядишь не пришлось бы вызывать к тому бригаду из психиатрической больницы