Внимание! Конкурс фотографий для подписчиков! Приз - книга автора о волках!
Передо мной на столе лежит стопка толстых общих тетрадей. На первой странице каждой из них написано: «Полевой дневник» и две даты: когда он был начат и когда окончен. В этих тетрадях по дням и часам описаны маршруты и события моих походов в природу. Стоит только открыть их и эти старые дневники превращаются в настоящую машину времени. Листая пожелтевшие страницы, можно перенестись на годы и десятилетия назад. За скупыми коротким строками из мглы времени возникают картины природы, былые встречи с птицами и зверями. Как будто наяву слышишь скрип снега под широкими лыжами в морозный день, плеск воды под килем байдарки, гул тысяч крыльев взлетающих гусиных стай, бормотание и чуффыканье токующих тетеревов, посвист рябчика, перекличку волков у логова и множество других звуков природы, ставших частью твоей жизни. Воскрешая по дневникам те дни, вновь испытываешь давно пережитые, и, казалось бы, забытые эмоции. Во времена нашей жизни на берегах Унжи, одним из наиболее сильных увлечений у меня было тропление волков, то есть выяснение по следам событий волчьей жизни. Немало километров было пройдено в то время по волчьим следам и немало страниц дневников содержат описания этих троплений. Продолжая серию рассказов о волках, представленных на канале ранее (смотрите ссылки в конце статьи), хочу рассказать о прослеженных и подробно описанных в дневниках волчьих охотах.
Это было на второй год нашей жизни в Карькове, когда я уже неплохо знал окружающую местность. В последний день перед началом осенних каникул на перемене ко мне подошли двое мальчишек из деревни, расположенной выше Карьково по Унже и рассказали, что ночью к ним в деревню приходили волки. Утром один из жителей деревни вышел на порог своего дома и услышал под крыльцом тихое поскуливание. Оказалось, что его дворовый пес сумел пролезть в узкий и невысокий лаз, пропиленный в досках крыльца для кур, куда они прятались во время дождя. Причем раньше собака никогда туда не залезала, поскольку просто не могла в него протиснуться. А сейчас пёс, каким-то чудом проскочив внутрь, сидел под крыльцом и не мог выбраться самостоятельно. Как оказалось, он с такой силой продирался в узкий лаз, что до крови ободрал себе кожу на темени. Достать собаку из заточения хозяин смог, лишь расширив лаз с помощью ножовки. Пока он этим занимался, к нему подошёл сосед, живущий напротив, и поведал, что ночью волки загрызли его собаку прямо на крыльце дома, где остались кровавые следы и клочья шерсти. Вот потому собака первого хозяина, став свидетелем этой трагедии, в ужасе забилась под крыльцо. Я спросил ребят, сколько было волков и откуда они пришли, но дети сказали, что волков никто не видел, всё это произошло глубокой ночью.
Зная, что следующие два дня буду совершенно свободен, я решил попробовать найти следы этих зверей, выяснить, откуда они пришли и узнать, куда они могли уйти. Ледостава на Унже ещё не было, появились лишь небольшие забереги, поэтому на нашу сторону реки не могли прийти волки с левого берега, обитавшие по рекам Вестомше и Пумине, до границы с Горьковской областью. Я предполагал, что собаку задрали звери Туйковской стаи, центр участка которой располагался на нашей стороне Унжи, где-то в верховьях Воймежа, к северу от Туйкова и Голиков. А разбойничали в этот раз волки в деревне вверх по Унже, в сторону Самылова, довольно далеко от центра своей территории. Вот я и хотел узнать, туйковские ли это волки, или же это волки соседней, ещё незнакомой мне стаи, обитавшей, как я предполагал, где-то за железной дорогой. Поэтому уже с вечера я собрал всё необходимое для жизни в лесу, приготовил ружьё, патроны, обувь и одежду, с тем, чтобы ещё до рассвета отправиться по дороге в сторону Самылова. В это время у нас гостила приехавшая из Костромы мама жены. Женщины давно не виделись, жене будет без меня не скучно, а потому уходил я с лёгким сердцем. Поскольку я собирался идти по волчьим следам, то собаку, конечно же, с собой решил не брать. В нашем доме было два выхода. Моя лайка Анита жила в конуре у крыльца главного входа, а с противоположной стороны дома был запасной выход, которым мы почти никогда не пользовались. Если бы собака увидела, что я ухожу с ружьем, не взяв её с собой, то выла бы и отказывалась от еды целый день. Чтобы не стать причиной собачьего горя, мне пришлось крадучись выходить из дома через задний ход.
Ноябрьские дни коротки, поэтому из дома я вышел на исходе ночи, почти в полной темноте. Небо было затянуто низкими облаками, сквозь которые мутным пятном просвечивала луна. День обещал быть сереньким и пасмурным. Но это время, на изломе предзимья и настоящей зимы, с холодными пасмурными днями, любят многие охотники. Крепко промерзшая земля не пружинила под ногой, но уже была покрыта сплошным слоем неглубокого снега, который ходьбе совершенно не мешал. Зато на снегу прекрасно были видны следы, тем более что под утро легла лёгкая пороша. Она припорошила старые следы, что позволяло выделять самые свежие, оставленные зверями во второй половине ночи. Поскольку снега было немного, необходимости в лыжах не было. С собой я взял одностволку, легкое и маневренное бескурковое ружье ИЖ-18Е. Ружье хоть и было одноствольным, но стрелять из него можно было очень быстро, поскольку у него был эжекторный механизм, выбрасывающий стреляную гильзу. Четыре патрона были закреплены в газырях, нашитых женой на груди с правой стороны куртки, чтобы было проще брать их левой рукой, поскольку правой после выстрела держишь за шейку ложи переломленное ружье. Быстрая перезарядка ружья была отработана до автоматизма, я справлялся с ней буквально за одну секунду.
Легкий мороз слегка обжигал щеки, снежок поскрипывал под ногами, а справа от меня, за Унжей, на юго-востоке, медленно разгоралась тусклая заря нового дня. Вскоре я вышел на шоссе и направился по его обочине в сторону Мантурово. Я полагал, что волки, задравшие собаку, должны обязательно перейти где-то шоссе, чтобы скрыться в большом лесном массиве к северу от него.
И действительно, пройдя несколько километров, я встретил волчьи следы, не доходя немного до деревни Ивкино. Звери пересекли шоссе плотной группой и разобрать, сколько же их было, сразу не удалось. Волки прошли здесь позапрошлой ночью, именно тогда, когда они задрали в деревне собаку. Их следы, хотя и присыпанные порошей, были хорошо заметны. Поскольку снег был неглубокий, волки не ступали след в след, как они обычно ходят в глубокоснежье. Они бежали легкой рысью друг за другом, не попадая точно в отпечатки впереди идущего зверя. Иногда на поворотах звери расходились, оставляя «веер» следов. Поэтому я определил, что в группе было четыре волка. Звери уходили почти по прямой линии от деревни, и вскоре я точно узнал, что это были именно те волки, которые задрали собаку. Перескочив на махах шоссе, они перешли рысью неширокое здесь поле и остановились на опушке леса.
Снег здесь был сильно истоптан. Кобели, которых было минимум два (потом я узнал, что их было три) оставили мочевую точку, а затем с силой загребали землю задними лапами, так что летели комья мерзлой земли, вперемешку с сухими листьями и снегом. Но самое главное было то, что рядом со следами на снегу остался окровавленный отпечаток тела собаки с клочьями собачьей шерсти. То есть всё это время волки несли с собой загрызенную собаку. Никаких следов волочения не было, значит один из зверей нёс собаку, закинув её себе на спину и придерживая зубами. Я знал, что волки, таким образом могут носить даже довольно большой груз, например овцу, но встретился с этим приёмом первый раз. Было понятно, что задрав собаку, волки не стали есть её на месте, а схватив её, бросились в лес. Но и здесь, достигнув опушки, они не стали поедать свою добычу, а передохнув и оставив мочевые метки, пошли на север, углубляясь в лес всё дальше. Я последовал за ними, решив обязательно найти место их трапезы. Хотя это были старые следы позапрошлой ночи, они были хорошо заметны. Звери двигались на север параллельно опушке поля, примыкающего к деревне Глиново. Наконец, пройдя примерно полтора километра лесом, они остановились в долине безымянного ручья, правого притока речки Чарковка, протекавшего рядом с этой деревней. Здесь собака была растерзана и полностью съедена. На окровавленном утоптанном снегу остался собачий хвост, самодельный ошейник из сыромятного ремня, разбросанные кишки, да клочья собачей шерсти. Не осталось ни головы, ни лап. Видимо волки были настолько голодны, что сожрали всё, что могли перемолоть их мощные челюсти. Тут же неподалеку волки устроились на отдых. Я насчитал больше десятка круглых ямок-лёжек со следами лап, остающихся на лёжке после подъёма зверя. По количеству лёжек нельзя судить о количестве зверей, поскольку каждый волк может во время отдыха периодически вставать и менять место. Зверей было всего четыре, а лёжек оказалось больше десятка. Все эти следы, включая кровь, собачью шерсть и волчьи лёжки были слегка запорошены, то есть звери отдыхали здесь вчера днем. С лёжек они пошли на северо-восток, огибая по большой дуге поля. Вскоре следы этой четвёрки вышли на захламлённую вырубку. Идти, постоянно спотыкаясь о стволы сваленных, но не вывезенных деревьев, кучи сучьев и пни было довольно трудно, и я решил оставить след. Покинув лесной массив, я вышел на поля к северу от Глиново, а затем на дорогу, идущую от деревни почти точно на север. На моей карте в конце этой дороги была обозначена деревня Володино на берегу реки Водгать, имеющей второе, русское название - Язвица. Позднее я понял, что это название было связано с тем, что река протекала через моренную гряду, местами в довольно высоких берегах с многочисленными оврагами. Здесь были удобные места для обитания барсуков. В старину барсука называли язвЕц, за то, что он роет норы в склонах оврагов, то есть землю язвИт, вот потому река и получила своё название.
Я решил, что волки могут где-то пересечь эту дорогу, и я опять встречу их следы. Действительно, пройдя по дороге пару километров, я вновь обнаружил следы этой четвёрки. На этот раз передо мной были совсем свежие, сегодняшние следы, оставленные волками после ночной пороши. Отпечатки были очень чёткие, что дало возможность определить состав группы. Теперь я точно знал, что четвёрка волков, по следам которой я шёл от шоссе, состояла из матёрого самца и трёх молодых волков, два из которых были самцами, а третий самкой. Идя вдоль следа и постоянно держа в поле зрения отпечатки следов, установить их пол и возраст не составляло труда. Особое внимание надо уделять отпечатку передней лапы. Передняя лапа волка, как у всех псовых, крупнее и круглее задней. Выделив отпечаток передней лапы, надо смотреть на его форму. У самца передняя лапа не только более крупная, но и более круглая, чем у самки, отношение длины к ширине отпечатка составляет 1,2-1,3. Передняя лапа самки немного меньше по размеру, отпечаток её ближе к овалу, чем к кругу, то есть лапа самки более узкая. Соотношение длины следа к его ширине для передней лапы самки составляет 1,5. Её можно спутать с отпечатком задней лапы самца, поэтому разбирать и анализировать следы следует тогда, когда уверен, что видишь след только одного зверя. Поскольку волки, следуя по дороге, не шли след в след, а рассыпались иногда по всей её ширине, нетрудно было найти участки, где следы не пересекались и не затаптывали друг друга. При определенном опыте, когда глаз уже хорошо «набит», следы самца и самки, а так же старых и молодых волков определяются легко и достаточно быстро. Судя по следам, с матёрым были три молодых волка, родившихся весной этого года. Поздней осенью и в начале зимы у волков идет активное обучение молодежи, они набираются опыта под руководством родителей. Я решил, что поскольку в этой группе не было матёрой волчицы, стая временно разделилась и часть молодняка охотилась с отцом, а другая с матерью. Выйдя на дорогу, волки вновь оставили мочевую точку, разбросав землю и снег задними лапами. А дальше они пошли по дороге в сторону Володино, то есть по той же самой дороге, которой шёл и я. Это была большая удача. По свежему снегу, после ночной пороши по неширокой лесной дороге тянулись свежие следы четвёрки волков, прошедших здесь лишь несколько часов назад. Я проходил километр за километром, но волки, никуда не сворачивая, так и шли на север по дороге, в сторону деревни Володино. Солнце, не показавшись ни разу из-за густой пелены облаков, начало снижаться, короткий пасмурный день клонился к своему завершению. Я понимал, что надо возвращаться, ведь с каждым шагом я уходил всё дальше от дома, и возвращение будет занимать всё больше времени. В какой-то момент, я понял, что даже если я вот прямо сейчас поверну домой, то все равно приду туда лишь ночью, в полной темноте. Но магия свежего волчьего следа затмевала доводы разума, я не мог бросить следы и продолжал упорно идти по ним, решив про себя, в крайнем случае, заночевать в лесу, у таёжного костра. С собой у меня было для этого всё необходимое: топор, котелок, чай и немного еды.
Километр за километром тянулась лесная дорога. Четвёрка волков всё также шла по ней, никуда не сворачивая. И без того неяркий солнечный свет стал понемногу меркнуть, между деревьями начал сгущаться сизый сумрак. Неожиданно лес расступился, и передо мной открылось довольно большое поле, плавно спускавшееся к реке. Здесь, на берегу реки Водгати, когда-то была деревня Володино. От неё остался лишь один дом, стоявший неподалеку от опушки. Волчьи следы рассыпались веером и приблизились к дому. Волки походили вокруг него, оставив свои метки и мочевые точки, и ушли на запад, вверх по долине Водгати. Быстро смеркалось и я, очнувшись от гипноза волчьих следов, полностью осознал реальность. Возвращаться домой в темноте было уже невозможно. Ведь я шёл сюда без отдыха целый день, и шагать всю ночь обратно сил просто не было. Я сильно устал, мне надо было поесть, согреться и отдохнуть. Можно было сделать таежный костёр нодью и переночевать в лесу.
Но передо мной был дом, и я решил его обследовать. В сумраке наступающей ночи дом выглядел загадочно и мрачновато. Непонятно было, почему он остался один на этом большом, уже начавшем зарастать кустарником и молодыми березками поле. От других домов деревни не сохранилось никаких следов, нигде не было видно ни фундаментов, ни заборов. Всю территорию бывшей деревни скрывали заснеженные заросли сорных растений, как говорят у нас - бурьян. Крыльца у дома не было, вместо него перед дверью стояла массивная березовая чурка. Вокруг кое-где были видны остатки покосившегося забора. Часть столбов сгнила и упала, но местами ещё торчали доски, прикрепленные к жердяным прожилинам. Я вошёл в дом. В середине стояла большая русская печь, но она была сломана, кирпичи лежанки провалились в топку. Однако труба была цела и сбоку в неё была вмонтирована железная труба от низенькой и простой, без всяких колен, кирпичной печи-подтопка. Топку этой печи покрывала треснувшая чугунная плита. Целыми были и труба, и железная дверца. Осмотрев окна, я убедился, что ни одно из них не разбито и в них даже вставлены вторые рамы. Вдоль стены, неподалеку от подтопка стояла железная старинная кровать, с досками вместо панцирной сетки, а в углу – колченогий стол, грубо сколоченный из обрезков досок. Ночевать здесь было вполне возможно, поэтому, вооружившись топором, я нарубил дров из остатков забора и сходил на речку, набрав полный котелок воды. На столе нашелся старый закопченный чайник, который я помыл и тоже наполнил водой из Водгати. Возвращался с реки я уже в полной темноте, подсвечивая дорогу фонариком. Темный дом совершенно терялся на фоне темного леса. Лишь иногда в оконных стеклах отражались отблески моего слабенького фонаря. Издалека казалось, что в лесу загораются и тут же гаснут зловещие огоньки, как недобрые глаза невидимого чудовища.
Я всегда брал с собой свечку, поэтому вскоре на столе в подставке из консервной банки загорелся огонёк, освещая скромную обстановку, а в подтопке загудел огонь. В доме стало немного теплее, на раскаленной докрасна плите в котелке варилась каша, рядом в чайнике закипала вода. Все, кто жил в охотничьих избушках, где приходится спать на дощатых нарах, а в морозные ночи по два-три раза вставать, чтобы подкинуть дрова в железную печку, знают, насколько приятен отдых в этих, казалось бы, совершенно убогих условиях. Здесь тебя радуют такие простые вещи, как тепло печи, глоток горячего чая, возможность освободить от сапог натруженные за день ноги.
Поужинав и дождавшись, когда в доме достаточно потеплело, я устроился на ночлег, подложив под голову скатанную суконную куртку и накрывшись плащом. После целого дня, проведенного на ногах, сон, казалось бы, должен свалить немедленно. Но закрывая глаза, я тут же видел перед собой заснеженную дорогу с цепочками волчьих следов, куски собачьей шкуры и кровь на снегу. Так бывает осенью, когда целый день бродишь по лесу, собирая грибы, а потом, засыпая, видишь множество их, навязчиво возникающих перед твоим мысленным взором. Когда образы волчьих следов наконец-то померкли, и я начал проваливаться в сон, внутри возникло какое-то странное беспокойство, некий тревожный фактор, который не давал окончательно расслабиться и заснуть. В тишине тёмного дома явственно ощущались толчки собственного сердца, как монотонные удары метронома. Готовое отключиться сознание никак не могло перейти рубеж между явью и сном. Постепенно какое-то внутренне беспокойство стало неотступно нарастать, накатывая всё усиливающимися волнами. Вскоре я уже понял, что это беспокойство не было внутренним, оно существовало вне меня, как некое наведение, сгущаясь вокруг, и ощущалось как присутствие непонятной и невидимой сущности, глядящей на меня немигающим враждебным взором. К тому времени я был уже достаточно опытным человеком и совершенно ничего в природе не боялся. Множество раз мне приходилось ночевать не только в лесных избушках и землянках, но и просто в лесу, у костра, на постели из лапника. Одиночество в лесу было не только привычкой, но и потребностью, без него я не чувствовал полного единения с природой. И никогда ранее не испытывал я страха и беспокойства ни перед лесными зверями, ни перед неведомым, в которое тогда, будучи отъявленным атеистом, абсолютно не верил. Но сейчас, лежа на жестких досках, я почти физически ощущал чужой тяжелый и неприязненный взгляд, наполняющий душу каким-то первобытным ужасом. Я открыл глаза, сосредоточился, взял в руки и зарядил ружье. Щелчок захлопнувшегося ружья и привычное ощущение цевья и шейки ложи в руках погасили на минуту волну ужаса, заполнившего, как мне казалось уже весь дом. Я зажёг свечу и, взяв в руки фонарик, пробежал лучом света по темным углам. Никого кроме меня в доме не было, но ощущение постороннего присутствия не проходило, хотя при свете несколько ослабло. Подкинув в печку дрова, я снова лег, положив под голову фонарик и оставив гореть свечу. Хотя усталость брала своё, и глаза смыкались, сторожевой фактор в глубине сознания не отключался, беспокойство, вызванное накатывающими волнами непонятной жути, не покидало и не давало заснуть. И хотя я изо всех сил боролся, стараясь подавить эти ощущения, но они навязчиво, повторяющимися волнами накатывали снова и снова. Шло время, дрова в печи снова прогорели, превратившись в груду красных углей. Так и не заснув, я встал, одел сапоги, и вышел за дверь, встав на березовую чурку у входа. Темная беззвёздная ночь накрыла землю. За порогом дома немного стало легче, гнетущее чувство ослабло, и я долго стоял за дверью, пока не начал замерзать. В ночной тишине с запада, со стороны верховьев Водгати, оттуда, куда ушли волки, вдруг поплыл набирающий силу голос. Я не знаю почему волчью песню называют воем. На самом деле этот мелодичный сигнал чем-то напоминает звук охотничьего рога, да и функции он выполняет те же – обмен информацией, обозначение своего места или призыв к сближению. Волк был довольно далеко, его голос улавливался почти на пределе слуха, и только тишина ноябрьской ночи позволила мне его услышать. Я понял, что это перекликаются те самые волки, по следам которых я шёл весь вчерашний день. Зайдя в дом, я достал свою карту и при свете фонарика наметил завтрашний маршрут, решив идти за волками дальше, в верховье Водгати, а затем выйти на бетонку, соединяющую Брантовку и шоссе, по которому я пришел, и по ней вернуться в Карьково, замкнув, таким образом, кольцевой маршрут протяженностью около сорока километров. Бетонку эту местное население почему-то называло Бамом. Возня с картой, голос волка и ночной холод за порогом, позволили мне хоть немного подавить ощущение враждебности дома и, подкинув в печку дров, я снова попытался заснуть. Темная жуть снова приблизилась было ко мне, пытаясь овладеть сознанием, но усталость взяла свое, и я провалился в тяжелый сон, не выпуская ружье из рук. Проснулся я перед рассветом с ощущением легкости и полной свободы. В деревнях в это время запевают петухи, возвещая приход нового дня и отступление сил тьмы. Позавтракав, я заправил термос и с облегчением покинул нехороший дом. Снега ночью не было, поэтому вчерашние следы четвёрки волков, ушедших верх по Водгати, были хорошо видны и я отправился вслед за ними, по намеченному ночью маршруту.
Этот рассказ имеет продолжение. Если вы хотите поскорее его прочитать, подписывайтесь на наш канал. Ставьте лайки, подписывайтесь на канал, и вы первыми узнаете о новых публикациях.
В наших материалах вы найдете не только общеизвестные факты о животных, но и результаты собственных наблюдений, уникальную информацию, которую вы больше нигде не встретите.
Читайте другие публикации о волках на нашем канале:
По следам волчьей стаи. Часть 2. Жестокая правда жизни дикой природы
Мифы о волках в Интернете: есть ли ранги в волчьей стае?
О том, что такое волчья стая на самом деле
Об истории Вестомшинской волчицы
О последней охоте старого волка
О троплениях волков в горельниках и о том, как волки убивают свои жертвы на самом деле
По волчьим следам. Стоит ли брать жену на охоту за волками
Почему необходимо регулировать численность волка?
Все наши тексты оригинальны, здесь нет перепостов, непроверенной информации и плохого русского языка.