Виктор КОНДРАТЬЕВ
Ч.9 см.: https://dzen.ru/a/YAl2LJREy36YS1d5
Олимпиада. 1980 год. В Москве проходит летняя всемирная олимпиада. Наш полк попадает под проверку МО СССР по физической подготовке личного состава. Представители Центрального аппарата Министерства обороны требуют представить 90 % личного состава на проверку. Задача, поставленная руководством дивизии, была жёсткой: лечь, как говорится, костьми, но получить отличную оценку. Бег 100 м, бег 1000 м, бег 3000 м, подтягивание на перекладине и др. виды соревнований требовали выкладываться по полной. Результаты оценивались по каждому виду с начислением баллов. Лётный состав проверялся отдельно. Для отличной оценки недоставало нескольких десятых балла, когда на старт пригласили лётный состав полка. Бежать надо было 1000 метров в военной форме одежды. 90 % от численности лётного состава полка – это 46 чел. Мы с большим трудом «наскребли» необходимое количество. Когда мы вышли на старт, председатель комиссии полковник обратил внимание, что среди младшего офицерского состава и майоров есть один подполковник. Обратившись ко мне, он поинтересовался: «Кто вы?». Я представился. «Ну, смотри, комиссар!» –сказал он и распорядился дать старт. На финиш я пришел вторым. Я заметил, что проверяющие остались довольны кроссом лётного состава. Все пришли кучно, сильно отставших не было. Все тянулись за лидерами. Отличную оценку мы все-таки получили.
Семья. 1981 год. Авиационный городок, в котором жили авиаторы, располагался рядом со взлётно-посадочной полосой истребительного полка. Семьи лётчиков жили, в основном, в одном отдельном четырёхэтажном доме, который называли «лётным». В период лётных смен все внимательно прислушивались к гулу турбин истребителей. Любая приостановка полётов вызывала среди членов наших семей необъяснимое беспокойство. Жёны лётчиков, в том числе и моя Валентина, всегда дожидались нас с ночных полётов, которые заканчивались далеко за полночь. Они не только перемещались вместе с нами по необъятным просторам страны и за рубежом с нашими детьми и домашним скарбом, но и ждали нас после полётов. Этот факт биографии семей военных дорогого стоит! Детям авиационного городка не надо было разъяснять, чем занимаются их отцы на полётах. Они отлично всё понимали, и частенько их можно было видеть в роще, в стороне от ВПП, наблюдающими за взлётом и посадкой истребителей. Сама обстановка военного городка воспитывала у наших детей повышенный интерес к оружию, к авиационной технике. Это детское увлечение стало однажды серьёзным жизненным испытанием для группы наших мальчишек, в которую входил и наш сын Слава, тогда ученик 5-го класса.
По окончании одной из лётных смен ко мне подошёл начальник особого отдела и рассказал историю, которая ничего хорошего для наших сорванцов не предвещала. При выполнении учебных стрельб из стрелкового оружия пропал автомат «Калашникова», который в стороне оставил без присмотра кто-то из нерадивых солдат. Подозрение сразу пало на группу мальчишек, которые поодаль наблюдали за стрельбами. Офицеры особого отдела способны были «раскрутить» и не такие дела. Это их призвание и специализация. Но здесь опытный майор оказался бессилен раскрыть пропажу по горячим следам. «Все молчат. Ваш сын тоже был в этой группе. Мне он сказал, что не знает, где спрятан автомат. Случай очень серьёзный. Виктор Георгиевич, попробуйте разговорить Славу», – попросил он. С первых же вопросов сыну я понял, что он знает всё. Когда Слава почувствовал, что отвертеться не удается, он сказал мне: «Знаю, но не скажу. Мы все поклялись». В душе у меня шевельнулось чувство гордости за сына и я понял, что зря трачу время. Я позвонил майору и порекомендовал собрать рядовой состав полка и частей обеспечения и тщательно «прочесать» район стрельбища. Через два дня автомат был найден, а репутация наших сорванцов не пострадала.
Уже тогда укреплялся боевой дух и братство наших мальчишек – качества, которые помогли в апреле 1989 года отстоять нашим десантникам в Тбилиси устои государственности страны. После возвращения сына из армии, я узнал, что озверевшим толпам митингующих наши десантники противопоставили свою волю, сплочённость и саперные лопатки. Тогда первый и последний Президент СССР Михаил Горбачёв отказался взять на себя ответственность за печальное развитие событий в Грузии и возложил всю вину на армию, на десантников, среди которых был и наш сын Слава.
Под стать ребятам росли в авиагарнизонах и дочери офицеров. Я и сейчас не могу ответить себе на вопрос: как наша дочь Виталия, сменив 5 школ за время моих переездов к новым местам службы, смогла в Москве окончить школу с серебряной медалью, без посторонней помощи поступить в институт, после его окончания защитить в институте молекулярной биологии им. В. А. Энгельгардта кандидатскую и на симпозиуме в Японии доложить на английском языке институтскую научную разработку для ученых с мировыми именами.
Не могу сказать, что я не делал ошибок в жизни. Они были. Были и такие, которые нельзя себе простить. Мне не удалось сохранить семью. Разбросала нас судьба. Наша младшая дочь Алина и вовсе живет на Украине.
В мае полк выполнил ЛТУ под названием: «Манёвр истребительного авиационного полка на новое оперативное направление. Прикрытие войск в тактической и оперативной глубине при взаимодействии с силами ПВО в условиях помех каналам управления и применения противником оружия массового поражения». 14 мая к моему боевому счёту прибавилась ещё одна воздушная мишень ЛА-17. А 18 ноября я уже выполнял ознакомительный полёт с районом аэродрома «Мерзебург» (ГСВГ), куда я был переведён в должности заместителя начальника политотдела 6-й гвардейской истребительной авиационной дивизии.
Кадочников. 1982 год. Вхождение в новую для меня лётную должность означало не только увеличение объема работы. Совмещение более масштабных обязанностей с лётной работой оказалось непростым делом. Три полка дивизии дислоцировались на аэродромах в Мерзебурге, Фалькенберге и Альтенбурге. Заместительская должность предполагала частые командировки и для сохранения уровня лётной подготовки, которую я для себя считал главной, приходилось жёстко ограничивать личное время. Забот прибавилось, когда по линии особого отдела дивизии поступила информация об усложнении военно-политической обстановки в местах расположения наших воинских частей на территории ГДР. Опасность блокировки выхода боевой техники за пределы воинских частей потребовала усиления охраны и обороны военных объектов. Главнокомандующий Группы советских войск в Германии генерал армии Зайцев М. М. приказал заступать на дежурство в полной боевой экипировке. Появление на КПП наших солдат с полным боекомплектом в касках и бронежилетах привнесло в повседневную жизнь военных гарнизонов атмосферу, о которой раньше многие не задумывались, особенно члены семей военнослужащих.
На одном из утренних совещаний с руководством соединения командир дивизии полковник Беднов Г. П. сообщил, что бургомистр Мерзебурга просит принять его по вопросу, связанному с работой авиаполка. В назначенное время в кабинете комдива собрались его заместители и ждали гостей. Мы всегда поддерживали с немцами хорошие отношения на уровне руководства города и «Общества советско-германской дружбы». О чём конкретно пойдет разговор с представителями местной власти на этот раз не знал даже командир дивизии. Бургомистр города с двумя своими помощниками и переводчиком прибыли в сопровождении дежурного по штабу без опоздания. Когда в разговоре проявилась цель визита гостей, мы с недоумением переглянулись. Бургомистр потребовал прекратить полеты над городом в ночное время. Заместитель командира дивизии полковник Мутных, сидевший рядом со мной, произнёс: «Он в своём уме?» Требование создавало боевой подготовке истребительного полка большие проблемы. Однако, понять гостей было можно. Взлёт истребителей ночью на полном форсаже с восточным курсом пролегал над городом и создавал немалый дискомфорт жителям города. По согласованию с командующим ВВС ГСВГ, через две недели компромисс был всё-таки найден: взлёт и посадка истребителей ночью стали выполняться только с западным курсом.
Июль месяц стал для меня особенно жарким. Руководство соединения нуждалось в инструкторах дивизионного звена для проверки техники пилотирования и боевого применения лётного состава в полках. Было принято решение о моей подготовке к такой работе. В короткий срок я был подготовлен к инструкторским полётам днём и ночью в простых и сложных метеоусловиях по всем видам техники пилотирования и боевого применения самолёта МиГ-23 согласно новому курсу боевой подготовки истребительной авиации КБП-ИА-81. В дивизию на полёты частенько прилетали инспекторы-лётчики, начальники лётных служб из штаба воздушной армии, который дислоцировался в Вюнсдорфе, недалеко от Берлина. Кому-то нужна была провозка на «спарке» после отпуска или перерыва в лётной работе, кто-то приезжал просто полетать, поддержать свои лётные навыки.
В одну из ночных лётных смен меня спланировали в качестве инструктора с полковником Тарудько А. Д. – начальником службы безопасности полётов воздушной армии. Он восстанавливался в ночных полётах после длительного перерыва. Причиной его длительного перерыва в ночных полётах была кратковременная потеря сознания ночью в стратосфере на самолёте МиГ-25 РБ. Истинную причину такого происшествия мало кто знал и никто из инструкторов не хотел брать на себя ответственность выпускать его ночью на боевом самолёте. Я ничего этого не знал. Меня спланировали с ним, что называется, «вслепую». Слетал он хорошо и я разрешил ему лететь на боевом самолёте. Единственное, на что я тогда обратил внимание, – ко мне подходили после его полёта со мной и спрашивали, как он слетал? Это походило на нездоровый интерес. После его посадки на боевом самолёте мне, наконец, рассказали его историю. Со смешанным чувством я предположил, что другого выхода из ситуации, видимо, не было. И тут у меня возник вопрос, на который я ответил себе не сразу: а если бы я знал эту историю перед полётом с ним, как бы я поступил? Ведь у него под крылом была ночная Германия! В памяти всплыл 1968 год, когда вопреки решению инструктора, командир звена майор Карпенко И. Г. дал мне добро лететь на боевом самолёте. Не могу представить себе, как бы сложилась моя лётная судьба, если бы он не допустил меня тогда к полету. Это и стало для меня ответом на возникший вопрос.
Летом в Мерзебург приехала труппа актёров театра и кино из Ленинграда. В состав труппы входили такие известные актёры, как Кадочников П. П., Демьяненко А. С., Чурсина Л. А., Драпеко Е. Г. и другие. После блистательного концерта в Доме офицеров мы, по традиции, пригласили гостей на ужин в высотный домик на аэродроме, где нам никто не мешал, где была лётная столовая, было где отдохнуть, где были парилка с небольшим бассейном и бильярд. Словом, все то, чем располагали мы для отдыха лётного состава. Столы уже были накрыты, и мы предложили гостям на выбор из того, чем мы располагали. Люда Чурсина объявила, что они с девочками хотели бы попариться. Их было четыре. Нам, мужикам, оставалось только ждать. При накрытых столах??!! Саша Демьяненко решительно предложил: «Поскольку Люда является нашим нештатным парторгом в группе и следит за порядком, я предлагаю, чтобы не портить прекрасный интерьер стола и не вызывать подозрений, забрать аккуратно кое-что на маленький стол и посидеть без них в сторонке, пока они парятся». Так мы и сделали. Через какое-то время в столовую зашел наш «высотник» – прапорщик, отвечающий за лётное снаряжение, и что-то сообщил на ухо командиру дивизии полковнику Беднову Г. П. Тот повернулся ко мне и тихо попросил помочь прапорщику. Оказывается в половине нашего большого здания погас свет, в том числе и в парилке. Разобраться в темноте нашим гостьям было трудно. Я попросил у «высотника» фонарик и отправил его к электрощитку. В парилке женщины слегка волновались. Освещая пол перед собой, я стал провожать невольных пленниц в раздевалку. И тут зажёгся свет! Первой заговорила Люда Чурсина: «Товарищ подполковник, можете выключить свой фонарик, здесь уже и так светло». После неловкой паузы я удалился в столовую. Минут через пять вошли раскрасневшиеся после парилки дамы. Увидев, что стол не тронут, Люда воскликнула: «Мальчики, какие вы молодцы!». Вечер удался на славу! Гости из северной столицы рассказывали анекдоты, много шутили. Далеко за полночь наши гости стали расходиться по комнатам отдыха, а мы с П. П. Кадочниковым уединились в одном из кабинетов и «до петухов» пили «чай». Я рассказал ему свою историю, которая началась с фильма «Повесть о настоящем человеке». Он поведал мне многие страницы своей жизни и творческой деятельности. Кадочникову были подвластны все жанры, он одинаково легко и талантливо играл героев в фильмах «Подвиг разведчика», «Повесть о настоящем человеке», «Далеко от Москвы» и романтических персонажей в комедиях «Укротительница тигров», «Медовый месяц». С 1948 по 1951 год Павел Петрович получил три Сталинских премии. Увы, за невероятную популярность и признание в первой половине жизни Кадочников сполна расплатился во второй. Он рассказал мне о трагической гибели своего 36-летнего сына Петра Кадочникова, произошедшей год назад в его семье. Во время отдыха в Прибалтике сын забрался на сосну, ветка не выдержала и сломалась. Сын скончался через 3 дня, не приходя в сознание. Страшное известие настигло Кадочникова, когда он снимался в очередном фильме. Узнав о гибели сына, он сделал то, чего до этого не позволял себе никогда: попросил принести ему бутылку коньяка. О том, чтобы отменить съёмку, и речи не было. Кадочников не позволял себе поблажек. Прощаясь со мной на следующий день, он пригласил меня к себе в гости в Питер. Я до сих пор сожалею, что не выбрал времени и не приехал к нему тогда.
Павел Петрович Кадочников, который сыграл огромную роль в моей судьбе, ушел из жизни в возрасте 73-х лет 2-го мая 1988 года.
Продолжение: https://dzen.ru/a/YAmo8rfJOU0w22Pb?referrer_clid=1400&
