Нужно сразу сказать, что рота капитана Додда из Третьего кавалерийского не была сиротской, т.е. имела над собой командование, как и любая другая кавалерийская рота в мире, но именно так ее называли в те далекие времена, о которых пойдет речь. В этом названии, насколько я могу судить, не было ничего предосудительного, поскольку, похоже, она отлично сражалась на выделенном ей участке, вполне оправдывая все ожидания, если не превосходя их. В то время, похоже, ни один офицер не хотел связывать свое имя с такой буйной, отчаянной бандой кавалеристов-головорезов, разве что временно, и то всегда в поле, и никогда в гарнизоне. Однако, в данном случае не было даже полевого офицера. Но позвольте мне перейти к моему сержанту.
Этот человек был юным южным джентльменом, когда он вместе со своей семьей бежал из Фредериксбурга в обозе миссисипского стрелкового полка от наступающих федеральных войск. Тем не менее, несколько лет спустя он повзрослел и с отличием окончил Вирджинский военный институт. Желание поступить на военную службу поглотило его, но превратности сурового времени диктовали ему, что если он хочет стать солдатом, то должен стать рядовым солдатом, и он стал им, записавшись должным образом в Третью кавалерию. Так он попал в сиротскую роту.
Природа наградила Картера Джонсона отменным физическим здоровьем. Его кожа, когда-то розовая, приобрела под аризонским солнцем кирпично-красный оттенок. Его выцветшие, желтые усы были подстрижены на идеальный военный манер, а его изумительный вирджинский акцент, который в резкой и отрывистой форме звучал, как в адрес друзей, так и врагов, смягчал природную силу характера неповторимым, южным очарованием.
Из него сделали того, кого в семидесятые годы было принято называть настоящим солдатом-пограничником, потому что в те времена идею детских яслей еще не притащили в армию. Если сержант говорил рядовому "иди" или "делай", тот немедленно "шел" или "делал" - в противном случае сержант бил по голове нарушителя рукояткой шестизарядника и того увозили на телеге. В дни выдачи жалованья, солдаты, которые не позаботились о том, чтобы как следует напиться, ложились спать в казармах под койки, а не в них, что способствовало долголетию и хорошему ночному отдыху. Когда бизонов было мало, они ели скудный армейский паек. Рядовые солдаты достаточно часто дрались, чтобы заработать свои тринадцать долларов, а если повезет, то и гораздо больше. В те времена так служили все солдаты, но да, зеленым новобранцам приходилось не сладко.
Так мой друг Картер Джонсон провел несколько следующих лет, дослужился до капрала, потом, до сержанта и совершил много отважных поступков. Бывший мальчик превратился в мужчину, и в нем проснулся атавизм "старых пограничных всадников" из Шотландии. В избранной им профессии, он мог заменить кого угодно, а при необходимости исполнить и сольную партию.
Весь день вокруг форта Робинсон, штат Небраска, шли бои - перестрелки с отрядом Тупого Ножа - вождя северных шайенов, спартанцев равнин. Был январь, землю укрыл глубокий снег, и холод, словно ножом, резал пальцы рук и ног солдат сиротской роты. Сержант Джонсон с отрядом из двадцати человек, проведя всю ночь в седле, приехал в форт и получал пайки для роты. Когда они упаковывали их для перевозки, мимо галопом проскакал отряд из роты “F”, возглавляемый другом сержанта, капралом Торнтоном. Они остановились.
"Эй, Картер, поедем с нами. Я только что узнал, что наши загнали в угол шайку индейцев на холмах. Они не могут спустить их вниз. Давай поможем им. Это шанс на бой всей твоей жизни. Поедем!".
Картер на мгновение заколебался. Он только что получил пайки для своей роты, которая очень в них нуждалась. Это могло означать военный трибунал и потерю шевронов, но ДРАКА! Картер щелкнул каблуками.заставив зазвенеть шпоры, и отдал приказ: "Давайте, парни, берите своих лошадей, мы выдвигаемся".
Когда кавалеристы вереницей скакали по белым равнинам, они то скрывались из виду, то появлялись вновь из-за снежной пелены..Сухой снег скрипел под стук копыт, карабины звякали, а полы шинелей развевались и перекручивались под порывами ветра, лошади всхрапывали и вскидывали головы, когда шпоры вонзались в их бока, а лица солдат были серьезны из-за предстоящего боя. Миля за милей мчалась маленькая колонна, пока не взобралась на вершину крутых холмов, где остановилась и пристально вглядывалась через долину на другие холмы.
Внизу в долине они заметили офицера и двух солдат, спокойно сидевших на своих лошадях, а подъехав, обнаружили, что это лейтенант, который наблюдает за противоположными крутыми холмами через подзорную трубу. Вдалеке за холмами чуткое ухо услышало выстрелы.
"Мы весь день сражаемся с индейцами", - сказал офицер, опуская оптику и обращаясь к двум "унтерам". "Наши главные силы обошли эти обрывистые холмы. Я только что видел индейцев там, на скалах. Я послал за подмогой в надежде, что мы сможем к ним подобраться. Сержант, выдвигайтесь в качестве застрельщиков, и мы попробуем сделать это".
Солдаты на галопе построились в цепь, а затем резвой рысью понеслись вперед по равнине, через небольшие возвышенности и заросли сосны. Долина постепенно сужалась, пока застрельщики не сбились в кучу, тогда лейтенант взял командование в свои руки, и дальше отряд двинулся в колонне по одному. Следы присутствия индейцев стали попадаться все чаще и чаще - то за камнями, то за зарослями сосны.
На снегу валялись котелки, бизоньи накидки, трое “баксов” (сленговое прозвище индейцев-мужчин - прим. Ф.Д.З.), несколько женщин и детей, выглядящих мертвее мертвого. Однако, все было тихо, кроме скрипа снега под копытами и негромких замечаний солдат, указывающих друг другу на следы утренней битвы.
Когда колонна приблизилась к подножью отвесной скалы, офицер дал приказ остановиться, и отвести всех лошадей в боковой каньон. Там он оставил за старшего капрала Торнтона, а сержанту Джонсону и его людям приказал сформировать линию застрельщиков. В таком порядке солдаты снова двинулись вперед, укрываясь за кустами и камнями, пока не вышли на открытое пространство длиной примерно в шестьдесят шагов, а над ними возвышалась скала высотой в 20 футов (6 метров)
Там в последний раз видели индейцев.
Солдаты лежали в снегу, и никто не рисковал двигаться дальше. На первый взгляд скала выглядела неприступной. Рядовые были обескуражены, а командиры - ошеломлены. На вершине этого скального форта их вполне могла ожидать сотня винтовок. При ближайшем рассмотрении в скале были обнаружены выемки в виде грубых ступеней, несомненно, следы недавних усилий индейцев. Со скалы свисала лариата (веревка из кожи - прим. Ф.Д.З.), наверху она была привязана за кусты, а внизу была обмотана вокруг плеч мертвого индейского воина. Очевидно, товарищи пытались поднять его, когда он был ранен, но воин умер и был брошен.
Поразмыслив, офицер решил не приказывать своим людям идти вперед, а сам смело вышел на открытое пространство и стал взбираться вверх к подножью скалы. Сержант Джонсон сразу же последовал за офицером, а за сержантом пристроился Отто Бордесон, опытный ветеран родом из Швеции. Они бодро зашагали вверх по склону и, добравшись до места, прислонились спинами к скале и стояли, глядя на мертвого индейца.
Усмехнувшись, офицер приказал солдатам идти вперед. Сержант, видя, что тот не шутит, сказал:
"Я думаю, лейтенант, вам лучше оставить их там, где они есть. Мы держимся за эту скалу довольно крепко".
Они стояли и смотрели друг на друга. "По моему мы встряли", - сказал Отто.
"Мне нужны добровольцы, чтобы взобраться на эту скалу", - наконец потребовал офицер.
Сержант посмотрел на ступеньки, потянул за лариат и прокомментировал: "Если там есть индейцы, то даже старая скво с топором может убить всю нашу команду, а если индейцев нет, то мы поднимемся все до единого".
Нетерпеливый офицер начал подниматься, но сержант удержал его за пояс. Лейтенант повернулся и сказал: "Если у меня нет людей, я полезу сам".
Вирджинец обратился к шведу: "Выбирай: ступеньки или сосна", и тот, после короткого, но всестороннего расчета, выбрал дерево, хотя оба способа были смертельно опасны, если на скале их ждали индейцы.
Бордесон тут же пробрался вдоль скалы к дереву и начал медленно подниматься. Сержант сделал несколько шагов вверх по ступеням, держась за веревку. Офицер стоял в стороне и загадочно улыбался. Со стороны солдат, залегших за кустами, раздались крики: "Давай, Отто! Поднажми, Джонсон! Расслабь ноги! Если вылетит снежная птичка, ты упадешь замертво! Тебе нужна помощь? Из тебя получился бы адский моряк!" и прочие шуточки.
Холод пробирал до костей, серые облака монотонно тянулись вдаль над заснеженными холмами, а двое мужчин медленно поднимались наверх, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть друг на друга и ухмыльнуться. Они смеялись над смертью.
Наконец сержант достиг верха скалы, медленно приподнял голову над краем и увидел только снег и валуны. Отто тоже поднял голову и тоже ничего не увидел. До их слуха донеслись выстрелы из винтовок, раздававшиеся далеко впереди, - много выстрелов, залпами и одиночные. Теперь уже все солдаты бодро зашагали к скале и начали поодиночке подниматься наверх. Когда все поднялись, сквозь снежную пустыню доносились лишь звук одиночных выстрелов.
Цепь застрельщиков быстро продвинулась вперед и скрылась в сосновом лесу, но тут индейские следы разошлись в стороны. Разделившись на звенья по четыре человека, они шли по следам небольших групп индейцев, блуждая до самой ночи. В конце концов, большинство тропинок сошлись в одну, и весь отряд собрался вместе. Солнце почти зашло, и большинство солдат выбилось сил, чтобы всем вместе возвращаться за лошадьми. Поэтому офицер обратился к сержанту и попросил его выбрать несколько человек и идти по следу обратно. Сержант взял с собой Отто Бордесона, который по-прежнему утверждал, что пойдет куда угодно, куда бы ни пошел Джонсон, и они отправились в путь. Они были старыми товарищами по охоте и были уверены в чутье и меткости друг друга.
Они пробирались по снегу, углубляясь все глубже и глубже в сосновые заросли, а затем вниз по темному каньону. Сержант сильно вспотел, он поднял руку, чтобы отжать край меховой шапки, но тут же одернул ее, остановился, попятился, поймал Отто за рукав и сделал длинный вдох через нос. Все еще держа своего спутника за рукав, он поднес рукавицу к носу, понюхал ее и сильным рывком поставил изумленного шведа на колени, прошептав: "Я чую индейцев, я точно чую их, Отто, а ты?". Отто принюхался и прошептал в ответ: "Да, ясное дело!". "Мы попали в засаду! Падай!" - и оба солдата опустились на снег. В нескольких футах перед ними лежал темный предмет. Они подползли к нему, и обнаружили, что это бязевая тряпка пропитанная кровью.
"Надо что-то делать,Картер, мы встряли". "Если мы останемся на месте, Отто, нам конец, если мы повернем назад, нам конец, давай идти вперед", - прошипел сержант, и они стали очень медленно переползать от дерева к дереву.
"Разве ты не видишь индейцев?" - сказал швед, указывая на скалы впереди, где лежали темные человеческие фигуры. В тихом воздухе не было слышно ни звука. Храм природы, чей свод из серого неба поддерживали темные колонны сосен, уходящие ввысь из под серого снега, безмолвствовал, смутные фигуры индейцев лежали мертвыми валунами, и только два человеческих сердца бешено бились под солдатскими мундирами,
"Эгах-лелах уашатах", - крикнул сержант.
Тишину тут же разорвали два хлестких выстрела, и эхом отразились в каньоне. Солдаты мгновенно выстрелили в ответ. Один индеец рухнул, а его карабин со звоном упал на камни и зарылся в снег. Второй воин слегка приподнялся над краем ложбины, прицелился, но шестизарядный револьвер Джонсона был быстрее, и индеец медленно опустился, не выстрелив. С земли поднялась скво и медленно двинулась в полумраке к тому месту, где неподвижно лежал убитый индейский воин. Бордесон прицелился в нее из своего карабина.
"Не стреляй в женщину, Отто. Держи эту яму под прицелом, здесь полно индейцев", - и оба снова залегли.
Второй индеец быстро поднялся, бросил взгляд на сержанта и исчез обратно. Сержант понял, что он обнаружен, т.к. противник высунул дуло ружья и больше не показывался. Джонсон быстро перекатился в сторону, держа под прицелом место, где скрывался враг. Индеец снова приподнялся, раздался треск щестизарядника, голова противника дернулась и развернулась макушкой в сторону сержанта. Джонсон опять выстрелил, пуля попала в голову чуть ниже скальповой пряди, перевернув тело индейца и поставив его на колени.
.Затем в мрачном лесу все стихло.
Через некоторое время сержант обратился в сторону противника на языке сиу, приказав женщинам выйти и сдаться - оставить своих мужчин и т.д.
Старая скво резко поднялась на ноги, хлопнула себя по груди, крикнула "Лелах уашатах", взяла в одну руку сверток, второй схватила девочку, и пошла вперед к солдатам. За ней последовали еще три женщины, две из которых кутались в одно одеяло.
"Есть ли еще мужчины?" - прорычал сержант на языке сиу.
"Живых больше нет", - ответила старая скво на том же языке.
"Держи карабин напротив отверстия между камнями, следи за этими людьми, я пойду погляжу", - приказал сержант. Выставив перед собой револьвер, он подошел к краю ложбины, шагнул за валуны и замер, глядя вниз на мертвых воинов.
Вдруг до изумленного сержанта донеслись крики на ломаном английском: "Подними руки, ты, индеец! Я снесу тебе башку!". Сержант поспешил обратно и увидел шведа с карабином наперевес напротив индейского юноши с ножом в руках, чье одеяло было сброшено на снег.
"Он бакс - не скво! Он пытался подкрасться ко мне с ножом. Я убью его”", - кричал взволнованный Бордсон.
"Нет, нет, не убивай его. Отто, не убивай его", - принялся уговаривать Джонсон, когда палец шведа нервно тискал спусковой крючок, и, повернувшись, прорычал: "Выбрось нож, ты, чертов индеец!".
И тут сквозь снег ворвался отряд их товарищей, и с волнением собрался вокруг. Подошел один из опоздавших, он, тяжело дыша, опустил карабин и, пружинисто вскочив на ноги, воскликнул: "Ну вот, наконец-то я оказался среди своих!". Раздался общий смех, и круг людей распался в нестройную шеренгу для возвращения. Сержант поднял на руки девочку. Она с яростью схватила его за горло, как дикая кошка, и закричала. Джонсон с трудом дышал, но все же пытался ее успокоить, а мать девочки, видя, что ей не причиняют вреда, принялась успокаивать ребенка мягким гортанным голосом.
Девочка ослабила хватку, и храбрый вирджинец спустил ее в долину, завернув в свою солдатскую шинель. Лошади хорошо отдохнули, и пленников усадили позади солдат, которые на ходу кормили индейцев сухарями. В два часа ночи маленький отряд въехал в форт Робинсон и расположился у караульного помещения.
Маленькая девочка, сонная и полузамерзшая, пригрелась в шинели Джонсона, и не хотела идти к матери: бедный котенок, нашедший уютное гнездышко. Сержант отнес ее в тепло караульного помещения. Вскоре девочка заснула, и он медленно высвободил ее из шинели и отдал матери. Рано утром сержант пришел в караулку, нагруженный всякими мелочами для своей маленькой индианки. Он израсходовал весь свой кредит у торговца, но времени демонстрировать нежные чувства у него не оставалось, потому что прозвучало "По коням!", и он присоединился к сиротской роте, чтобы снова отправиться в путь по тропе Тупого Ножа.
Храбрые шайены бежали по снежным холмам, а горячие кавалеристы их преследовали. В течение десяти суток войска раз за разом окружали индейцев днем, а ночью караулили, лежа в снегу, но когда наступал рассвет, воины исчезали словно призраки, а их стрелковые ямы были пусты. Шайеннов ежедневно догоняли и убивали, но доблестные воины сражались до последней крайности. Под конец они забились в лощину на ручье Уор-Бон-Натт, где заняли оборону, но войска притащили два шестифунтовых орудия и направили их на индейские укрепления.
Четыре роты кавалерии весь день провели верхом на равнине, ожидая, когда несчастные краснокожие выйдут и сдадутся, в то время как пушки грохотали, вздымая замерзшую землю и снег над их маленькой крепостью, но они не выходили. Было известно, что весь провиант, который был у шайеннов - это мертвая лошадь капрала из роты "Е", которую индейцы застрелили в двадцати шагах от их стрелковых ям.
Солдаты тоже голодали, а бедняги из сиротской роты питались только сухарями. Они замерзали и роптали, чтобы их повели на "убой”. Но они были из сиротской роты и должны были ждать, что скажут другие. Сержант даже попросил командующего офицера отпустить их, но ему было приказано вернуться в строй. Ночью стрельба прекратилась, войска разожгли костры, согрели огрубевшие пальцы, оттаяли мокасины из бизоньей кожи и перекусили сухарями, окружив шайенов сильными караулами. Ночью раздалась стрельба - индейцы прорвали окружение и ушли.
На следующий день их загнали на отвесные скалы и окружили, бой длился до ночи. С наступлением нового дня с индейских позиций на неприступных скалах велся слабый огонь, а вскоре он и вовсе прекратился. К этой индейской позиции подходили с осторожностью и трепетом, но она оказалась пустой. Два индейских мальчика с обмороженными ногами были оставлены в качестве заслона, и после того, как они в течение нескольких часов противостояли четырем ротам кавалерии, тоже каким-то таинственным образом исчезли.
Но преследователи были неумолимы, все дальше и дальше по холмам гнали голодных воинов, пока отряд индейских спартанцев не свернул в сторону и прочно закрепился на обрывистых скалах, как было уже не раз. Это была их последняя позиция - силы шайеннов были на исходе. Солдаты окружили их, и майор Уэсселлс провернул ручку человеческих тисков до предела.
Войска стали ближе подбираться к позициям обреченных - они переползали на животах от одного куста шалфея к другому. Они мерзли. Сиротская рота получила приказ атаковать, и, выкрикнув команду, сержант Джонсон побежал вперед. Из зарослей шалфея выскочили окоченевшие солдаты и побежали за командиром. Они налетели на трех индейцев, укрывшихся в небольшой расселине, и те убили трех солдат вместе с длинноволосым ветераном сержантом, но и индейцы в свою очередь были уничтожены. Пока солдаты сиротской роты копошились под холмом, из стрелковых ям раздался грохот ружей, но солдаты поднырнули под огонь, и пули прошли над их головами. Они наступали, их кровь бурлила от возбуждения, они ползли вверх по крутому склону, а залп за залпом осыпал их пулями. В девяти футах от ям был выступ скальной породы, над которым проносились индейские пули, и здесь атака остановилась. Теперь бой превратился в дуэль.
Каждый раз, когда с той или другой стороны показывалась голова, она притягивала к себе огонь, как жерло дымохода. Вдруг наш вирджинец вскочил на уступ и, как-будто проведя по клавишам рояля, высадил весь свой шестизарядник в окоп индейцев, и соскочил назад. Майор Уэсселлс, командовавший всеми штурмующеми войсками, подполз к позиции "сиротской роты" и сказал: "Отличная работа, ребята. Сержант, я бы посоветовал вам снять этот красный шарф", и тут пуля рассекла майору грудь, крутанула его и отбросила назад. Солдат, некто Лэннон, бросился к нему и потащил его вниз по склону холма, майор протестовал, что он не ранен, и это оказалось правдой - пуля лишь прошла сквозь его плотную одежду.
Войска подтянулись с другой стороны холма, и над индейскими окопами пронесся шквал свинца. Лица солдат были черны от порохового дыма, они были вынуждены снять свои шапки, иначе их простреливали. Поднять голову более чем на долю секунды означало смерть.
Джонсон обменялся пятью выстрелами с красавцем шайеном, и каждый раз, когда он поднимал глаза на один уровень с краем скального выступа, ружье Белой Антилопы подмигивало ему.
"Тебя сейчас убьют", - крикнул Лэннон Джонсону, - "они тебя засекли!"
Клубы порохового дыма заволакивали позицию, Джонсон снова поднялся, и выстрелы из револьвера Белой Антилопы составили аккомпанемент его собственному, затем сержант молниеносным рывком проскочил сквозь дым и, приставив свой карабин к груди Белой Антилопы, спустил курок. В лицо Джонсону грохнуло ружье .50 калибра, из индейских стрелковых ям раздался залп, но сержант уже отступил назад и упал за выступ. Его товарищи подняли его, чтобы посмотреть, не проступают ли сквозь грязь и копоть красные пятна, но сержант не пострадал.
Стрельба усилилась, холм окутала голубая пороховая дымка. Джонсон опять выглянул за выступ, и снова его взгляд встретился с диким оскалом Белой Антилопы.
"Я еще не достал его, Лэннон, но достану", - и сержант Джонсон принялся тщательно перезаряжать револьвер и карабин.
"Теперь, парни, дайте залп!" - приказал разъяренный сержант, и когда залп солдат ответил на залп индейцев, Джонсон метнулся сквозь чад сражения, и, стоя над Белой Антилопой, когда клубы дыма почти скрывали его, он выпустил шесть пуль в своего противника. Так в честном бою один храбрец погиб от руки другого. Сержант отпрыгнул назад и лег среди солдат, оглушенный боем. Он сказал, что больше ничего не будет делать. Его живой темперамент угас, или, точнее говоря, он считал возмутительным сражаться пятеро против одного с этими несчастными людьми.
Он назвал это "проклятым пехотным боем" и, поднявшись, заговорил с врагом на языке сиу - попросил их сдаться, иначе их всех убьют. Ему ответила молодая девушка и сказала, что они хотели бы этого. Пожилая женщина бросилась на нее и перерезала ей горло каменным ножом, крича тем временем солдатам, что "они никогда не сдадутся живыми", и рассказывая, что она только что сделала.
Много солдат погибло или было ранено, а, тем временем, огонь из индейских ям становился все слабее. Солдаты были вне себя от ярости. "Атакуем!" - раздался в наступившей тишине чей-то сильный голос, и войска хлынули на индейские позиции. Крики, выстрелы, в вихрях дыма мелькали силуэты солдат и индейцев, пока вдруг все не стихло, а дым не развеялся.
Солдаты стояли неподвижно, крепко сжимая свое оружие и глядя дикими, вылупленными глазами на почерневших лицах. Старый бакс в кожаных лохмотьях медленно поднялся и бесцельно выстрелил из карабина. двадцать пуль распластали старика на земле, а с вершины холма вновь повалил дым.
Однако, на этот раз воздух окончательно стал прозрачным. Вокруг лежали баксы, повсюду виднелись пятна крови. На снегу лежали мертвые тела тридцати двух шайенов, скрюченные и скорченные, и среди них было много женщин и детей, изрезанных и изборожденных свинцом. В дальнем конце ложбины лежала груда раненых скво, наполовину засыпанных землей, которую на них обрушил шквал пуль. Сгорбленная фигура женщины приподнялась из кучи. Обезумевший трубач вскинул ружье, чтобы выстрелить, но сержант Джонсон подскочил к нему и задрал ствол оружия высоко вверх со словами: "Бой окончен".
Автор рассказа и иллюстраций Фредерик Ремингтон, опубликован в 1898 году в сборнике "Кривые тропы" (Crooked Trails). В рассказе повествуется о реальных событиях и людях, участвовавших в погоне за шайеннами Тупого Ножа с 3 по 22 января 1879 года во время т.н. прорыва из Форта Робинсон.
Присоединяйтесь к увлекательным историям Фронтира и Дикого Запада в Телеграм.
