Фронтир и Дикий Запад

Все мои следующие заявления об увольнении по собственному желанию будут выглядеть примерно так: “Монсеньор, Если бы успех всегда соответствовал той мере сил, что я вкладываю в обустройство этой провинции и моему рвению на королевской службе, я бы с радостью посвятил этому остаток своих дней, но в последнее время меня преследует некий злой рок, который срывает мои замыслы, лишает заслуженных плодов моего труда и, возможно, части доверия Вашей Светлости. Поэтому я решил больше не противиться своему невезению. Я надеюсь, что офицер, которого выберут мне на замену, будет удачливее меня. Оставшееся до ухода время я собираюсь посвятить все свое внимание тому, чтобы, насколько это возможно, уладить трудности, связанные с должностью, которую я передам, и льщу себя надеждой, что дела при передаче будут, как никогда, в лучшем порядке, чем прежде”. Из письма Жана-Батиста ле Муана де Бьенвиля, губернатора французской Луизианы в 1701-1713 гг, 1716-1717гг., 1718-1724гг., 1733-1743 гг. к морскому министру де Морепа от 26 марта 1742 года.

Как закалялись чероки "Как только ребенок появляется на свет, а роды обычно происходят без посторонней помощи, его окунают в холодную воду и моют, и так повторяется каждое утро в течение двух лет, благодаря чему дети становятся только сильнее и среди них нет ни рахитов, ни уродов. Когда женщина отходит от родов, что происходит самое позднее через три дня, она лично относит ребенка к реке, чтобы его обмыть, хотя три дня –  самый долгий срок, многим хватает и нескольких часов. Более того, я знал одну женщину, которая родила прямо на берегу реки, сразу омыла своего ребенка, и я встретил ее, когда она возвращалась домой с младенцем в одной руке и кувшином с водой в другой". Источник -  The Memoirs of Lieut. Henry Timberlake, 1765, London. Иллюстрация - Nurturing (Забота), худ. Джон Бакстон

Первый пограничный знак, установленный в 1848 году на новой американо-мексиканской границе и оформленный в виде мраморного обелиска. Мексиканцы постоянно писали и выцарапывали на нем всякие нехорошие слова в адрес чертовых гринго, из-за чего этот символический знак в конце концов пришлось запереть в железную клетку.

Плохие дни лучше хороших “Мой друг, Кристофер Зауэр… Когда в 1737 году меня впервые послали в Онондаго с поручением от правительства Вирджинии, в конце февраля того же года я беспечно перешагнул порог своего дома, чтобы предпринять путешествие длиной в 500 английских миль по дикой местности, где не было ни дорог, ни тропинок, ни людей, а в то время года даже зверей, которые могли бы утолить наш голод… … 8 апреля мы все еще находились в пути, и я совершенно выбился из сил, измученный голодом, холодом и долгим путешествием, не говоря уже о прочих лишениях. Выпал свежий снег глубиной около 20 дюймов, а я все еще находился в глухой чаще в трех днях пути от Онондаго. Мои силы были на исходе, меня так било и трясло, что думал мне конец, сейчас я упаду и умру. Я отошел в сторону от спутников и сел под деревом, намереваясь испустить там дух, и надеясь, что холод приближающейся ночи поможет мне в этом намерении. Вскоре мои спутники хватились пропажи товарища, индейцы вернулись по следам и нашли меня сидящим под деревом. Я не хотел никуда идти, и лишь сказал им: “Я здесь умру”. Они немного помолчали, а потом старый ирокез сказал: “Мой дорогой спутник, ободрись, до сих пор ты сам нас призывал к этому, неужели ты теперь сдашься? Просто подумай, что плохие дни лучше хороших, ибо, когда мы страдаем, мы не грешим, получается, что страдания изгоняют из нас грех. Однако. когда наступают хорошие дни, мы начинаем грешить, и Бог отворачивается от нас, но, с другой стороны, когда нам совсем плохо, Бог нас жалеет”. Мне стало стыдно, я встал и пошел дальше, как мог”. Конец. Отрывок из одной из заметок Конрада Вейзера, индейского агента и переводчика правительства Пенсильвании, опубликованных в 1746-1749 годах в газете Кристофера Зауэра, издававшейся в Джермантауне, под названием “Верхне-немецкий писатель-историк Пенсильвании, или Сборник важных событий из Царства природы и Церкви”.

Мой отец немец, но мать была белой женщиной “Потомки немецких, ирландских и прочих европейских переселенцев обычно первым делом спешат заявить о своей принадлежности к “кореным американским гражданам” и отрекаются от всякого родства с земляками своих предков. Однажды мы с охотником, носившим немецкую фамилию, случайно наткнулись компанию немцев, приехавших на охоту из одного города на востоке Один из них едко заметил моему спутнику, что тот, должно быть, и сам немец полукровка, на что он задорно ответил: “Ну, мой отец действительно немец, но моя мать была белой женщиной! Да я и сам получился почти белым!”, немцам не оставалось ничего, кроме как мрачно зыркать в его сторону”. Теодор Рузвельт, “The wilderness hunter”, 1889 г. Фотография - семья Поволжских немцев, где-то на просторах Канзасщины, вторая половина XIX века